Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт (е книги .TXT) 📗
– Нет, я сделал не это!
– Согласен, не вы один работали над планом, но вы предоставили… как это будет на пентагоновском жаргоне?.. инфраструктурное обеспечение. Вы предоставили костяк, арматуру, которые превратили фантазию, фикцию в настолько убедительное сооружение, что ни один эксперт не посмеет усомниться в его истинности. Так же, как в истинности Священного Писания, если вам ближе такое сравнение, капитан.
– Мы всего-навсего дискутировали, анализировали, противопоставляли различные точки зрения! Окончательный план формировал он. Вам не понять. Он все схватывал на лету! Не существовало ничего, что бы он не мог сразу охватить разумом. Невероятно!
– Это была последняя вспышка угасающего сознания перед переходом к животному состоянию. Он хотел, чтобы вы поверили, и у него оставалось достаточно сил заставить вас уверовать. Ваши желания совпали, и вы поверили ему.
– Да, поверил. И вы бы поверили, окажись на моем месте.
– Это же частенько говорил мне один достойный человек – таким, как он, вам никогда не стать.
– Я не заслуживаю подобного отношения. Он руководствовался идеей, которую я ставлю превыше всего. Мы должны быть сильными.
– Я не знаю ни одного разумного человека, который стал бы спорить с вами. Однако сила бывает разной. Одна дает возможность спокойно жить и работать, другая – вызывает агрессивность. Дикарь не способен контролировать свои бушующие эмоции, он не может проявить гибкость, и в какой-то момент агрессия выплескивается наружу, провоцируя ответ, губительный для него самого.
– Да кто вы такой, собственно говоря?
– Всего лишь историк, сбившийся с пути истинного. Но речь идет не обо мне, а о вас. Все, что вы передали ему, капитан, находится сейчас на расстоянии вытянутой руки от русских. Тот самый «генеральный план», о котором, по вашему мнению, должно знать человечество, во всех своих деталях находится на пути в Москву. Это произошло потому, что человек, получивший от вас сведения, сумасшедший, и он уже был на грани безумия, когда вы работали с ним.
– Я вам не верю, – произнес Деккер помертвевшим голосом, вставая с кресла.
– Но тогда почему, как вы думаете, я оказался здесь? Почему я все это вам говорю? Отбросив в сторону все личное, неужели вы полагаете, что кто-то в здравом рассудке вот так с бухты-барахты начнет рассуждать о подобных материалах? Да понимаете ли вы, что означает для страны безумие ее государственного секретаря? И я хочу напомнить вам, капитан-лейтенант, что вы не обладаете монополией на патриотизм. Никто не имеет на него исключительного права.
Деккер встретился взглядом с Хейвелоком, но через несколько секунд не выдержал и отвел глаза. Он отвернулся; его мощная широкоплечая фигура под форменным кителем как-то сразу поникла.
– Вы хитростью заставили меня сказать то, что я никогда ни за что не сказал бы.
– Это моя работа.
– Со мной кончено. Я погиб.
– Может, и нет. Насколько я понимаю, во всем Пентагоне не найти человека, более вас заинтересованного в сохранении всего этого в тайне. Ваша легенда провалилась, и эту боль вам никогда не избыть. Мне-то лучше всех известна способность Мэттиаса убеждать любого… Нам нужна помощь, а не судебный приговор. Запрятать вас в Ливенуорт – значит породить нежелательные слухи. Мы сейчас ведем гонку с завязанными глазами. Не исключено, что вы как раз тот человек, который способен нам помочь.
Деккер повернул посеревшее лицо к Хейвелоку, сглотнул и выдавил:
– Я сделаю все, что в моих силах. Но чем я могу быть полезен?
Майкл поднялся с кресла, обошел вокруг стола и остановился лицом к лицу с офицером.
– Во-первых, все, что вы здесь от меня услышали, не должно быть повторено ни при каких обстоятельствах.
– Боже мой, да конечно же нет.
– Правильно. Иначе вы подпишете себе смертный приговор.
– Я подпишу смертный приговор стране. У меня нет монополии на патриотизм, мистер Кросс, но я – патриот.
Хейвелок сделал несколько шагов по комнате, проходя мимо софы, он вспомнил о Дженне. Она осталась наверху, так как они оба пришли к выводу, что ее присутствие может помешать разговору. Точнее, Дженна сама настояла на этом. Уперевшись взглядом в бронзовую чеканку на стене, он произнес:
– Я хочу выдвинуть одно предположение, капитан. Момент, когда Мэттиас прекратил встречи с вами, наступил неожиданно, не так ли?
– Да. Я неоднократно звонил, естественно, не в госдеп, но он никогда не откликался на мои звонки.
– Говорите, что не в госдеп? – Майкл резко повернулся к офицеру. – Но вы же туда звонили. Именно поэтому я сумел выйти на вас.
– Всего лишь три раза. Дважды для того, чтобы сообщить о воскресных совещаниях в Пентагоне, и один раз проинформировал, что в пятницу ложусь на небольшую операцию и пробуду в госпитале до вторника или среды. Он выразил сочувствие, но сказал, чтобы я никогда больше не пытался связываться с ним в государственном департаменте.
– Следовательно, вы звонили в охотничий домик?
– А также к нему домой в Джорджтаун.
– Но это уже позже?
– Да. Я звонил каждый вечер, но он не подходил к телефону. Поймите меня правильно, мистер Кросс. Я прекрасно понимал, что сделал. Я знал, насколько чудовищно нарушил все правила, но всего несколько минут назад ничуть не жалел об этом. Я не могу изменить свои убеждения, они срослись со мной. Но пять месяцев тому назад я был удивлен и, возможно, испуган. Мне казалось, что я брошен посреди пустыни…
– Это ломка, – прервал его Хейвелок. – Вы пристрастились к самому мощному наркотику в мире под названием Энтони Мэттиас. И внезапно оказались лишены его.
– Совершенно верно. С ним я провел пьянительные дни, лучшие дни моей жизни. Но затем по непонятной причине все кончилось. Я думал, что каким-то своим поступком разочаровал его или что данные, представленные мной, оказались неполными и не удовлетворяли его. Я ничего не понимал и знал только то, что меня без всяких объяснений отбросили в сторону.
– Да, я понимаю, – сказал Майкл, вдруг вспомнив ту ночь в Канье-сюр-Мер, когда его друг, находящийся в пяти тысячах миль к западу, отказался подойти к телефону. – Я только удивлен тем, что вы не довели дело до конца, не постарались каким-то образом встретиться. Вы имели полное право на объяснение.
– Необходимости в этом не возникло. Объяснение, в конечном итоге, было дано.
– Каким образом?
– Однажды вечером, когда я в очередной раз безуспешно пытался с ним связаться, мне позвонил какой-то человек…
Резкий непрекращающийся звонок телефона прервал беседу. Хейвелок бросился к аппарату. Этот звон означал возникновение чрезвычайной ситуации.
– Говорит Лоринг, – раздался в трубке хриплый громкий шепот. – Я ранен. Все в порядке, но меня ранили.
– Где вы?
– В мотеле на дороге три-семнадцать, около Харрингтона. Мотель называется «Полет фазана». Блок двенадцать.
– Я высылаю врача.
– Нужен особый врач, Хейвелок. Воспользуйтесь аэродромом в Дентоне.
– Что вы имеете в виду?
– Я должен был убираться оттуда… Захватил полицейскую машину…
– Полицейскую?! Но почему?
– Все расскажу позже… Итак, врача-специалиста с полной сумкой шприцев.
– Ради бога, Чарли, скажи толком!
– Я захватил одного сукина сына… Сейчас он прикручен голым к кровати… Никаких ампул, никаких бритв. Один из них в наших руках…
Хейвелок лихорадочно накручивал диск телефона в Пятом стерильном, раздавая необходимые распоряжения. Капитан-лейтенант Деккер молча наблюдал, стоя у стены. От бравого офицера осталась лишь скорлупа, и он стал похож на фанатика-крестоносца, неожиданно утратившего веру в правоту своего дела. Президент был проинформирован, врач-специалист был найден, и его уже везли к вертолету, чтобы переправить в сопровождении сотрудников Секретной службы в Мэриленд. В шести милях от Пятого стерильного на аэродроме Куантико Хейвелока ожидал второй вертолет. Агенты, прибывшие с Деккером, уже сидели в машине, чтобы сопровождать Майкла. Последний звонок был сделан по аппарату внутренней связи. Майкл звонил наверх Дженне Каррас.
