Задание на всю жизнь - Хакимов Абдулла (книга жизни .txt) 📗

— Я простая крестьянка, мне ничего не надо, только хочу возвратиться домой… Отпустите меня… Или убейте…

Теперь Кульджан по-своему попытался сломить ее упорство.

— Хорошо, согласись выйти здесь за кого-нибудь замуж, и мы отправим тебя домой. Мы устроим так, что ты сможешь постоянно навещать свой аул и родственников.

Но Айнагуль продолжала твердить:

— Отпустите: я хочу обратно, к своим! Мне ничего у вас не надо.

И снова повторяла:

— Отпустите меня или убейте…

Мирза, забывая, что он секретарь муфтия Фархад Али Заде, с трудом сдерживал себя: мысль о спасении несчастной женщины не давала ему покоя.

Когда Айнагуль увели, Кульджан снова пригласил гостей в дом.

Взяв себя в руки и с трудом обретя спокойствие, Мирза напомнил о цели своей поездки, подчеркнув, что это просьба самого муфтия.

— Можете ли вы помочь мне получить тазкиру?

— Здесь всего лишь отдаленный кишлак, — ответил Кульджан. — Я провожу вас в Гунбеде-Кабус и познакомлю с Мухаммед Ахуном. Он поможет.

Кульджан выделил Мирзе в провожатые своего человека. По пути, в селении Ак Узар, помощника муфтия познакомили с еще одним агентом муфтия — видным идеологическим диверсантом Лязги Ахундомуллой. Бежав из Дагестана, этот матерый националист открыл особую школу, где готовил кадры для «Милли истиклал» из числа эмигрантской молодежи. У него было около шестидесяти учеников-мюридов. Беседуя с Мирзой по-турецки, Ахун справился о здоровье муфтия, расспросил о последнем номере журнала «Ёш Туркестан», осведомился: нет ли вестей или поручений от Мустафы Чокаева.

Ведя неторопливый, обстоятельный разговор, Мирза выяснил, что люди Лязги Ахуна выполняют различные задания «Милли истиклала»: распространяют кипы журналов «Ёш Туркестан» среди эмигрантов, помогают перевозить нелегальную литературу через советскую границу.

Невольно вспомнился Самарканд, библиотека, где занимались студенты. Случалось, что среди подшивок газет или в стопке журналов неожиданно попадался «оставленный» кем-то номер «Ёш Туркестан».

Студенты, недоумевая, сдавали журнал библиотекарям, те тоже в свою очередь удивлялись: как попала антисоветская стряпня в зал?

В ходе неторопливых бесед и, казалось, малозначащих разговоров Мирзе удалось незаметно установить почти все каналы, по которым «почта» переправлялась за границу. Постепенно он пришел к выводу, что как только эти сведения попадут в Москву, удастся нейтрализовать всю работу диверсантов Лязги Ахуна, и доступ «Ёш Туркестан» на территорию Советского Востока будет прекращен. Или же переправленные экземпляры журнала попадут в надежные руки.

Забегая вперед, скажем, что Мирзе Садыкову удалось выполнить свое решение. На этих участках границы не был перевезен ни один номер: «почта» попадала в руки чекистов.

Под предлогом получения тазкиры Мирза имел возможность ближе познакомиться со многими единомышленниками муфтия. Это были обыкновенные шпионы и убийцы, скрывавшиеся под маской ишанов и мулл.

Нельзя сказать, чтобы разношерстная шайка жила дружно.

Лязги Ахун, узнав о том, что Мирза едет к Мухаммед Ахуну за тазкирой, прошептал:

— Этот болтун все равно ничем не сможет вам помочь. Вернетесь с пустыми руками.

Так оно и получилось.

Приближаясь к Буджнурду, Мирза, однако, столкнулся с неприятностью, гораздо большей, чем та, какую предсказал ему Лязги Ахун. На окраине селения их встретили полицейские и приказали следовать за собой. Как ни старался Мирза выглядеть спокойным, этот неожиданный поворот фортуны заставил его взволноваться.

Чего только он не передумал! Но ему казалось, что он ни разу ничем не выдал себя.

В участке сразу же начался допрос.

Офицер в довольно высоком чине, казалось, только и ждал, когда приведут задержанного.

— Имя?

— Фархад Али Заде.

— Откуда?

— Из Мешхеда.

— Профессия? Что делаешь в пограничной зоне?

— Я человек муфтия Садретдинхана, служу в мечети.

— Тазкира при себе?

— Сейчас нет, эффенди.

— Не называй меня эффенди, я сарханг [19].

— Простите, господин.

Последовало еще несколько вопросов, и допрос был окончен. «Человека муфтия» — Фархада Али Заде препроводили в полицейскую тюрьму.

В одиночной камере каждый час казался ему месяцем, день — годом.

«Неужели этот зиндан — конец моего пути? — невольно думал Мирза. — Что, если вот так неожиданно глупо провалится все дело? Нет, этого не может быть!»

Хорошо осведомленный о том, какие «знаки внимания» могут быть оказаны в этой стране попавшим в тюрьму, юноша не притрагивался к еде.

Он не чувствовал ни сырости, ни зловония зиндана. Обхватив руками колени и положив на них голову, Мирза долгие часы сидел, мысленно прослеживая дни, проведенные в поездке. Напряженно размышляя, он все больше убеждался, что не совершил ни единого промаха, который мог бы послужить причиной заключения. Это помогло ему сохранить твердость духа.

Вечером загремели замки. Со скрипом дверь открылась, и тюремщики втолкнули кого-то в камеру.

Хватаясь за стены, к свободному углу проковылял, стуча кандалами, высокий худой человек и бросился на пол. Лежал молча, лишь временами раздавались его стоны и хрип. Потом он смолк — как будто заснул. Постарался уснуть и Мирза.

Утром, когда сквозь маленькие отверстия под потолком начал пробиваться свет, Мирза увидел скорчившегося в углу мужчину лет пятидесяти, похожего на высохшую корягу. В предрассветном сумраке с трудом можно было различить длинную тыквоподобную голову и сверкающие глаза. Руки заключенного перебирали четки.

Через некоторое время он заговорил на фарси:

— Ты, парень, откуда? За что попал сюда?

Мирза с почтением поздоровался. Затем ответил:

— Я и сам не знаю, за что, ага.

— Ты откуда?

— Из священного Мешхеда.

— Что делаешь в этих краях?

— Навещал друзей веры. А в Буджнурд приехал к Мухаммед Ахуну.

— Я думал, ты из Советов.

— С какой стати?

— Да потому что здесь, вблизи границы, в зиндане обычно держат перебежчиков.

— А вы по какой причине здесь?

— Меня зовут Нажаф Тарьяки. Всю жизнь занимаюсь торговлей тарьяком [20]. Раньше удавалось добираться до Ашхабада, до Мерва и там продавать товар. Сейчас пройти через границу очень трудно. Хотел связаться с буджнурдскими туркменами, чтобы они переправили на ту сторону тарьяк, но попался. Теперь приходится терпеть эти муки. А ты?

— Я же говорю, сам не знаю, за что. Видимо, какое-нибудь недоразумение или ошибка.

— Нет, в государстве нашего шахиншаха, где господствует вера и справедливость, недоразумений не бывает. Ты не скрывай, говори все как есть. Вот так, как я рассказал о себе. Да смилостивится всевышний, все уладится.

— Я и не сомневаюсь, что люди шахиншаха справедливы.

— Вот и не губи свою молодую жизнь. Я стар, меня еще могут пожалеть, а тебя, боюсь, как бы не стали пытать.

— От судьбы не уйдешь, — пожал плечами Мирза. Он уже понял, что имеет дело с подсадной уткой — провокатором. И с видом полного смирения продолжал: — Обманывать — язык не повернется. Буду надеяться на милосердие господина сарханга. Что может сделать простой смертный перед начертаниями всевышнего?

Как ни старался мнимый тарьякеш, ему не удалось поймать на слове своего собеседника. Два дня пытался он вытянуть у Мирзы что-либо подозрительное, но не мог. На третий день тюремщики увели Нажаф Тарьяки. Теперь он не ковылял, с трудом перебирая ноги, а довольно бодро вышел из камеры.

Убедившись в своих догадках, Мирза задумался над тем, каковы могут быть последствия этого «визита», и пришел к выводу:

«Кажется, яд этой полуживой змеи совершенно безвреден».

Прошло томительных четверо суток. На пятые Мирзу вызвал к себе начальник тюрьмы:

— Ты Фархад Али Заде?

— Да, господин.

— Благодари аллаха. Даруем тебе свободу. Господин сарханг Исмаил — ближайший друг Кульджана Ишана, а тот поручился за тебя. Отсюда отправишься прямо к муфтию… Передай от нас привет!