Желтый дьявол (Т. 1 ) - Мат Никэд (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Тонконогий углубляется в сводку. Молодое черное, с едва пробивающимися усиками лицо, даже очень молодое, чуть-чуть пухлое; плечи покатые, слабые; узкая впалая грудь.
Но зато какие тихие ясные глаза, такие глубокие и грустные. Как он стал военным? Был офицером в царской армии. Сейчас — командующий войсками Приморской Области. — Про это знает только одна гражданская война, да Великая Русская Революция.
Вошел Люкса. Панибратски поздоровался и, бесцеремонно развалившись в кресле, вынул портсигар, — хлопнул по крышке, открыл и протянул его Тонконогому. — Тот мотнул головой.
— А! Я и забыл, что ты не куряйшь.
Тонконогий улыбнулся на его постоянное и как бы намеренное неправильное произношение слов.
— Знаете, Люкса, — чехи что-то уже очень стали разгуливать… Потом ребята говорят, что у них там под лагерями у Черной речки роют окопы. К чему это все… Ваши сводки неопределенны. Дополните — все, что знаете нового.
— А что я знайт… знайт, что все чепуха: они верят Суханову… ждут пароходов… ухаживают за бабами, ну и… немножечко побрякивают своими австрийскими винтовками без патрон — и все.
— Все ли? — Разоружить их бы надо…
— Вот как раз то, что надо Диттрихсу, который ждайт только этого, чтобы устроить провокации, на которую никак не может сговорить Гирсу. А Гирса — умный, но трусайт чуть-чуть… — он знайт — чехи не хотят воевать… А вот это их заставит взяться за оружие… Слышал — как было Иркутске.
— Да-а, может быть так.
— Так, я говорю… Я сегодня ночью достану такой документик, что вы все ахнить — как они любят друг друга. А это — гарантий, что ничего у них не выйдет — уедут себе. Только не надо дразнить гусей. — Пауза. Потом, как бы вспомнив:
— Да, ты едешь на фронт?
— Сегодня ночью.
— Я поеду с тобой — надоело здесь болтаться в тылу да возиться с этими олухами…
— Ну, что же — едем…
Большое здание Чосен-Банк. Находится оно в самом центре города, по Светланской.
Быстро оглядываясь, юркнула в его зеркальные двери фигура в сером.
Бегом по лестнице.
К окошечку кассира за решеткой:
— Чек, пожалуйста чек! — и рука в черной перчатке в окно.
Здороваются — на пальце перчатки горит рубин с крестом.
— Коросо… коросо… — и японец улыбается, приседает, — как здоровье английского посланника?
— Он вполне здоров — и глаза на подпись на чеке; а там — английский росчерк красным.
Оба улыбаются. Из большого стального шкафа пачка иен вынута и вкладывается в руку в черной перчатке.
— Вот, поджалюйста, господин Люкс…
Быстро палец к губам и охват глазом зала. — Никого! Палец с рубином грозит через окошечко. — Японец скалит зубы:
— Коросо… коросо…
3. Заседание Совета
— Заседание Совета считаю открытым!
На председательском месте Суханов. Ему лет двадцать восемь-тридцать. Интеллигентные тонкие черты лица.
Его знает Владивосток. Он подпольный работник. Для кого товарищ Суханов, для кого Суханов, а для кого просто Костя.
Его доклад:
— Товарищи! Мы получили приказ Троцкого. Он предостерегает нас от чехов, находит их скопление в Владивостоке нежелательным…
— И верно! Верно! — раздаются голоса с мест.
— Товарищи! — продолжает Суханов. — Я все-таки думаю, что опасность тут преувеличена…
Он останавливается, подыскивая подходящих слов для выражения своей мысли.
— Вы идеалист! — резко перебивает его Раев — у вас розовые очки. — Дайте мне слово!
Суханов смущенно заканчивает свою речь двумя, тремя фразами. На трибуну поднимается Раев.
— Мы не должны идеализировать права наций. В революционной борьбе нации — орудие в руках классов. На чьей стороне будут чехи завтра? Кто нам может это сказать, гарантировать?
— Чехи — друзья японцев! — кричит кто-то с места. — …Долой чехов…
— Успокойтесь, товарищи, — говорит Суханов, наружно спокойный, но волнуясь не меньше кричащего, — давайте высказываться по порядку.
— Какая опасность от чехов? — говорит один из ораторов — учитель Буржин. — Это самый миролюбивый народ. Им нужно на родину — вот они и сидят во Владивостоке — ждут парохода. Причем тут японцы?
В середине дебатов входит взволнованный товарищ Лифшиц. Он подходит к председательскому столу. В руках у него телеграфная лента.
Суханов поднимается:
— Товарищ Лифшиц хочет сделать важное сообщение.
— Просим, — кричат с мест.
— Товарищи, — говорит Лифшиц, передвигая между пальцами ленту. — Это… это сообщение от Краснолобова — и, запинаясь, читает по ленте: …предлагаю… разоружить чехов… учредить строгий надзор… поторопитесь эвакуацией…
В зале тихо. Суханов нервно кусает губы.
Члены Совета колеблются.
— Товарищи, — наконец, говорит Суханов — мы достаточно высказались. Вносите предложение.
Постановляют Суханову поручить переговорить с Гирсой об ускорении эвакуации чехов.
— Опять полумеры — говорит недовольный Раев — ведь не так надо действовать! Не так!..
Но сильна еще в членах Совета вера в социализм чехов и в миролюбие японцев.
4. Переворот
— Что, я вам говорил, говорил!.. Наивные люди, — это говорит Лифшиц, а все его по-товарищески зовут просто — Джером. Он эмигрант, маленький, сгорбленный, машет руками и трясет часто носом. — Ах! наивные люди, — и он нервно продолжает ходить по залу Совета.
А в окно видно, как Совет уже окружили чехи и вот-вот ворвутся. У окна стоит Раев.
— Да, табак дело, ерунда! — чешет он в затылке своей лапищей.
— Оставьте вы, скептики — это недоразумение…
— О-о!!.. — только и может выговорить Джером.
— Ну, вы, известно, панический человек, — и Суханов убегает в соседнюю комнату. Через минуту оттуда возвращается переодетым и через сад спускается к бухте на автомобиле. За ним убегает комиссар труда Губельман. Он встревожен, но еще надеется:
— Ничего — еще не так страшно, товарищи… — бросает он на бегу, — ждите, сейчас вернемся…
— К Гирсе поехали… сговариваться, — бубнит Раев.
У дверей тревожно возится сторожиха.
— Сговорятся, — отчаянно плюется Джером — и боком- боком проходит по коридору к выходу.
— По команде — марш, с бомбами на Совэт!.. — И чешский поручик идет к Совету.
Ультиматум:
— Двадцать минут для сдачи Совэта! — И смотрит на часы. Поднимает руку. Стрелки пригибаются, ждут…
— Ма-арш!..
— Ура! — Цепь чехов веером разбрасывается по улице, замыкая кольцом Совет; перепрыгивая через забор, заполняет сад. С бомбами они врываются в Совет.
Никого — пустые комнаты… Только сторожиха, тетя Дора, за стеклянной перегородкой энергично трясет головой, да машет угрожающе своими старческими кулаками чехам — она их не пускает в зал.
Треск — дверь ломается…
Совет взят.
Сторожиха сдалась…
Утро.
— А хорошо сегодня, солнышко…
— Ну-ка, поддай, миленькие, — и грузчик подмахнул под семипудовый куль с жмыхами, — крепко! — И крякнув, зашагал врастающими в землю ступнями ног к штабелю.
— Эй, стой, — бросай грузить!.. — и вбежал на конвеер молодой грузчик: слышишь, стреляют — смотрите, на Совете чешский флаг…
— Что? — и все впились глазами в сад, за которым, на берегу бухты виднелся желтый карниз Совета, а над ним из- за деревьев на флаг-штоке колыхал красно-белый флаг.
— Остановить конвеер! — кто-то гаркнул. Подбежал, рванул рычаг. И визг роликов спал. Тишина — напряженная, ждущая.
— Смотрите — смотрите: японец повернул орудие на Совет… снимают чехлы…
— Что это?..
Все вздрогнули — склянки на судах начали отбивать девять.
