Тайна стонущей пещеры - Шебалов Африкан Александрович (читаем книги онлайн txt) 📗
— Нет, не помешали, — оживились ребята. — Мы у вас сегодня дома были, обедали у тети Глаши и Сиротку из соски молоком поили.
— Ишь ты, все уже знаете. Любит тетя Глаша вашего брата, — засмеялся Егор Егорович.
В стороне зашуршали ветви, и на поляну вышел Сбитнев.
— А вы, дядя Егор, не боитесь ходить ночью по лесу? — спросила Галя Пурыгина лесника, а сама косилась на подходившего Сбитнева. — Лес-то вон какой большой да темный!
— Чего мне бояться? — ласково улыбнулся старик. — Я в этих лесах каждый кустик знаю. Сколько уж лет работаю, и партизанить тут пришлось.
Витя Сбитнев внимательно посмотрел на лесника.
— Где же ты Ивана Ивановича потерял? — спросила его учительница.
— Он там, за кустами задержался, — кивнул назад Сбитнев. — Сказал, что через минутку подойдет.
Витя выложил из карманов принесенные камни и подсел к леснику:
— Вы про партизан сказали. А Ваню Пронина вы не знали?..
— Ваню? — Егор Егорович пристально посмотрел в глаза Сбитневу. Лицо старика потемнело, словно тень на него набежала.
— Ну да, Ваню Пронина! — живо подтвердил Сбитнев, чувствуя, что сейчас они узнают, за что поставлен памятник герою-пионеру.
Егор Егорович взглянул на учительницу, минуту помолчал.
— В нашем отряде он был. Погиб здесь недалеко. У Хмурой горы…
— Я только что был там, возле памятника. На нем так и написано: «Пионеру-партизану Ване Пронину, отдавшему жизнь за Советскую Родину!..» я точно запомнил, — горячо подхватил Сбитнев.
Ребята насторожились и придвинулись к старому леснику, глядя на него с молчаливым ожиданием.
— Расскажите нам про Ваню, — попросил Коркин. Он только что опустил в ведро очищенную рыбу и был сейчас свободен от хозяйственных забот.
— Расскажите, дядя Егор, расскажите, — поддержали его ребята.
Егор Егорович снова переглянулся с учительницей, задумчиво погладил сивые усы:
— Было это, дети, не так уж и давно, а сейчас всего и не припомнишь, медленно начал он и, помолчав немного, продолжал. — Был Ваня самым простым деревенским пареньком, пионером. Ничем от других ребят не отличался. Ходил в школу, помогал матери по дому. Бегал купаться. Гонял голубей. Пел песни, весне радовался, солнцу… А потом пришли в наши места фашисты. В тот день кончилась для Вани беззаботная жизнь.
Отец его, как и многие мужчины из деревни, ушел в партизаны, и Ваня остался с матерью. Деревня была в горах, у леса, к ней вела только одна неторная дорога. Фашисты в деревню долго не заглядывали. Но однажды нагрянули на машинах. Жители бросились в лес.
Вместе с оккупантами появился в селе Сенька Чуб, сын казачьего есаула, кулака, которого мы расстреляли в двадцать первом году за контрреволюцию.
Подлый и страшный был этот Сенька. Вор и бандит, он ненавидел Советскую власть и не раз сидел в тюрьме. Когда началась война, он, подлец, решил, что настало его время. Сенька дезертировал из Советской Армии и стал предателем, продался гитлеровцам. В нашей деревне он выдавал фашистам коммунистов и комсомольцев. А особую злобу имел на отца Вани Пронина: это он самый казачьего есаула-то изловил. Грозился, что в отместку за своего отца выведет под корень все семейство Прониных.
Егор Егорович минуту молчал, дымил трубкой, потом продолжал:
— Подчистую фашисты спалили деревню, даже ни одного сарая не оставили.
Вместе с другими сельчанами убежали от фашистов в лес и Ваня с матерью. Только позадержались они чего-то и отстали от своих. Видел Ваня, как пылали хаты, спешил уйти подальше, да мать-то хворала, не в силах была быстро двигаться. Кое-как добрела до пустой лесной сторожки, а дальше уже идти не сумела. Упала, метаться начала, пить попросила. Побежал Ваня к роднику за водой, а когда вернулся, глядит — возле сторожки фашисты. Он кинулся назад, в кусты и видел, как выволокли звери на улицу мать и Сенька Чуб своими руками задушил ее…
Егор Егорович затянулся, но трубка только жалобно пискнула. Лесник звучно сглотнул какой-то ком в горле, откашлялся и обвел ребят затуманившимся взглядом:
— Не помнил дальше Ваня, как блуждал в лесу. На четвертый день наткнулись на него партизаны-разведчики и принесли в отряд, где он и встретился с отцом.
Егор Егорович снова прикурил трубку от прутика, окутался клубами сизого дыма.
— Наш партизанский отряд к тому времени окреп и сильно досаждал фашистам. В двух деревнях мы гарнизоны уничтожили, разгромили три колонны автомобилей. Ну, потом — резали связь, рвали мосты. Гитлеровцы решили разделаться с нами: направили в лес большую карательную экспедицию. Проводником у них был Сенька Чуб.
Четверо суток гонялись фашисты по нашему следу, бомбили с самолетов. Выставляли мы заслоны, да где там… Много партизан легло.
В отряде были больные и раненые, которых приходилось переносить на руках. Измучили нас постоянные переходы, голод и усталость валили с ног. А враги вцепились в хвост — никак не оторваться.
Отряду грозила неминуемая гибель. И спас партизан Ваня.
Поднялись мы вот здесь, у Хмурой горы, на плато, а гитлеровцы следом, как тараканы, лезут, строчат из автоматов.
Командир приказал отцу Вани и молодому партизану Савченко — был у нас такой кудрявый весельчак и плясун — остаться у кромки плато прикрывать отход отряда.
Тут все и произошло.
Плоскогорье спускается вниз. Справа и слева раскинулись могучие леса, а между ними начинается Хмурая гора. Отряд свернул в лес, оставили на опушке для наблюдения и связи одного партизана, Шмелева. Он-то потом обо всем и рассказал.
Укрылся Шмелев в кустах и видел, как отстреливались двое партизан от наседавших немцев. Сверху-то было удобно бить. Они перебегали с места на место и садили в два автомата. Несколько гранат спустили на голову врагам, в самую гущу. Но вот упал Савченко, прижался кудрявой головой к камню и не шевельнулся больше. Отец Вани укрылся за большим камнем, продолжал отстреливаться, как вдруг у него заело автомат. А в это время из-за камня появился Сенька Чуб с парабеллумом в руке. Ванин отец вскочил и ударил прикладом по голове предателя, но тот успел выстрелить. Споткнулся партизан, перевалился через камень и покатился вниз по склону. А на плато уже вылезали фашисты.
Офицер ихний ткнул пистолетом в бок оглушенного Сеньку и закричал так, что даже Шмелев расслышал:
— Шнель, шнель! Где партизан? Ходи!
Чуб показал рукой на поляну вперед. Глянул туда и Шмелев и обмер: стоит посреди поляны у большого камня Ваня. Видать, не захотел бросить отца остался. Ваня смотрел на фашистов и медленно пятился назад.
«Ну, сейчас бросится в лес — и погиб отряд», — подумал тогда Шмелев.
Офицер что-то крикнул, и несколько фашистов побежали к Ване. Мальчик повернул было в лес, куда скрылся отряд, и вдруг метнулся в противоположную сторону, через поляну. Солдаты, гремя оружием, ринулись за ним: видно, решили взять живым.
Оглянулся на них Ваня, еще быстрее побежал и что было силы закричал:
— Тика-а-айте! Тика-а-айте! Фаши-и-сты!
Совсем немного осталось ему добежать до кустов, но один долговязый фашист дал очередь из автомата. Упал Ваня метрах в пяти от опушки, крикнул в последний раз: «Тикайте!» А каратели развернулись и всей лавиной устремились по его пути в лес, но только партизаны-то уходили в другую сторону.
— Так за отряд отдал свою жизнь пионер Ваня Пронин, — медленно и сурово закончил Егор Егорович и, низко опустив голову, задымил трубкой.
Не шелохнувшись, молча смотрели ребята на сгорбленную фигуру лесника. У многих в глазах стояли слезы.
— Вот это герой! А ты, Вася, смог бы так? — тронув за рукав Коркина, шепотом спросила Галя Пурыгина.
— Кого-чего? — запинаясь от волнения, переспросил Коркин. — Я? Я не знаю. А вот Витя, по-моему, смог бы!
Егор Егорович поднял глаза, полные тоски:
— Когда он погиб, то был вот таким же мальцом, как вы, — закончил он.
— Дядя Егор, а этого предателя, Сеньку Чуба, поймали? — спросил Сбитнев.
— Не довелось слышать, — ответил лесник. — Может, подох от партизанской пули, а может, и сейчас еще волком рыщет по земле…