«Гран-При» для убийцы - Абдуллаев Чингиз Акифович (книги бесплатно без txt) 📗
Он почему-то посмотрел на Мовсаева, потом на Райского и наконец сказал:
– Он готовит крупную террористическую акцию, на что ему выделены большие деньги... – генерал явно медлил, не решаясь сказать то, что должен был сказать. Все с некоторым напряжением следили за ним. – Ему выделили очень большие деньги, – повторил генерал с некоторым усилием. Вздохнул и, словно решившись наконец «прыгнуть в воду», быстро добавил: – Мы не знаем, где и как собирается нанести свой удар Мурсал, но если он появился в пределах СНГ, то это уже само по себе достаточно серьезно. И мы обязаны принять меры к тому, чтобы остановить террориста.
– Вы думаете, он планирует террористический акт в Баку, – спросил Дронго, – чтобы свалить все на иранцев?
– Это было бы слишком просто, – вздохнул Райский, – и слишком примитивно. Вряд ли он собирается предпринять что-то серьезное в Баку, если это, конечно, не нападение на наше посольство в этой стране. Мы на всякий случай усилили меры безопасности, но для такого террориста, как Ахмед Мурсал, нападение на наше посольство слишком локальная задача. Он наверняка придумал нечто более неприятное. И в первую очередь – против нас.
Дронго не понравилось выражение лиц сидящих за столом. Как будто Светлицкий все-таки что-то недоговаривал, а сотрудники МОССАД знали об этом, но предпочитали молчать, соблюдая правила игры. В свою очередь представители МОССАД явно хотели уточнить многие детали без своих российских коллег. Это было видно по тому напряжению, которое возникло в конце беседы. Он хотел уточнить еще многие детали, но решил промолчать, поняв, что каждая из сторон хотела бы поговорить с ним наедине.
– Хорошо, – сказал Дронго, – я согласен.
Райский быстро поднялся. За ним встали остальные.
– Мы будем ждать вас в отеле «Савой», – сказал представитель МОССАД и, кивнув всем на прощание, вышел из комнаты. Павел поспешил за ним.
– Вы не могли бы задержаться? – с улыбкой спросил Светлицкий. – Я только провожу гостей.
– Конечно, – любезно ответил Дронго, – я так и полагал, вы захотите угостить меня чаем.
Мовсаев неожиданно улыбнулся. Первый раз за все время беседы.
Севилья. 25 марта 1997 года
Весь день дул противный ветер, и он не стал выходить из дома раньше условленного времени. К половине пятого он наконец поднялся с постели, начал медленно одеваться. Глядя в зеркало на свою мрачную физиономию, он с отвращением отвернулся. Ему не понравилось собственное выражение лица. «Как у покойника, – зло подумал он, – бледное и застывшее».
Давал о себе знать перенесенный гепатит. Он прилетел из Африки только три месяца назад и все это время болел, проведя половину срока в больнице. Гепатит, который он получил, протекал особенно неприятно на фоне его полуразложившейся печени, ослабленной дикими дозами алкоголя, которым он часто и много злоупотреблял. Получить такую болезнь, как гепатит, – это наверняка обречь себя на скорое развитие такой болезни, как цирроз печени. А к чему это могло привести, он хорошо знал. Его отец умер от этой болезни, да и дед, кажется, не был никогда особым трезвенником. Деньги к тому времени почти кончились – за больницу и лечение приходилось платить огромные суммы.
Он так не хотел ехать в эту проклятую Намибию. Но его уговорили, пообещав большой процент с предстоящей сделки. Сделка сорвалась, уговоривший его Луис остался навсегда в Намибии с пробитым черепом, а ему самому с трудом удалось выбраться из Видхука, где его уже искали. Перебравшись в Ботсвану, он умудрился подцепить эту проклятую болезнь и уже там каким-то чудом сесть на самолет, летящий в Марокко. Еще повезло, что его пустили в Испанию, не обратив внимание на желтые белки глаз. Иначе ему пришлось бы проходить карантин в гораздо худших условиях и он должен был бы лечиться где-нибудь в марокканском госпитале, где шансы на выживание и смерть были неравны. Примерно один к пяти. С подобной перспективой он мог очутиться в госпитале и навсегда остаться в Африке, которую он так ненавидел.
На кредитной карточке оставалось не больше пяти тысяч долларов, когда ему позвонил Арман. Это был единственный человек, который знал, куда звонить и как его искать. Он сам дал ему свой телефон, едва прибыв в Севилью, словно предчувствуя, что развитие болезни будет долгим и неприятным.
Он отложил свою кожаную куртку, собираясь надеть ее перед тем, как выйти. Затем он еще раз с отвращением взглянул на себя. Если Арман увидит его в таком виде, он, вполне возможно, захочет отказаться от сотрудничества с ним и тогда ему придется что-нибудь придумывать, прежде чем возвращаться домой в Цинциннати, имея жалкие несколько тысяч долларов и «приятную» перспективу остаться вообще без денег.
Майкл Уэйвелл в третий раз посмотрел на себя в зеркало и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Собственно, это и не было квартирой. Это была всего лишь небольшая комнатка на третьем этаже, которую он снимал в старой части города, на тихой улочке. Выйдя из дома, он поспешил на юг, в сторону нового города, торопясь быстрее покинуть эти запутанные кривые улочки старой Севильи.
Уэйвеллу было сорок восемь лет. Половину жизни он провел в разъездах, вербуясь в наемники, нужные по всему миру. Он успел дважды повоевать в Африке, побывать в охране одного президента маленького островного государства, помочь устроить переворот в другой, еще меньшей, но уже южноамериканской стране, и даже попытаться поймать удачу во французском Иностранном легионе. Он был типичным представителем того многочисленного племени ловцов счастья, которые рыскали по всему свету в поисках удачи и денег. Иногда можно было сорвать огромный приз, и тогда покупка домика на родине и безбедное существование были гарантированы. Еще чаще выигрыш оказывался столь незначительным, что на него можно было лишь провести время, прожигая жизнь несколько месяцев, чтобы потом опять с головой окунуться в какую-нибудь авантюру.
Уэйвелл не был наемным убийцей, выполняющим заказы клиентов. Конечно, во время странствий ему много раз приходилось убивать, спасая собственную жизнь, но он был скорее авантюристом, чем киллером, хотя Эррера знал, что Уэйвелл никогда не откажется от любого поручения. Лишь бы оплата соответствовала его представлению о риске.
Они договорились встретиться у собора Ла Хиральда, одного из самых известных храмов города. Собственно, сама колокольня собора была в двенадцатом веке минаретом главной мечети мусульманского города. Почти полтысячи лет продолжалось здесь господство арабов, наложившее неизгладимый отпечаток на саму архитектуру города. Но владычество арабов не прошло бесследно и для населения самого города, где можно было встретить перемешанные типы различных народов, когда лавочник или бакалейщик походил одновременно на испанского кабальеро с севера и арабского шейха с востока.
Севилья была отвоевана у арабов, а сама мечеть к концу шестнадцатого века перестроена в католический собор, при котором башня минарета была использована под колокольню.
Уэйвелла не интересовали подобные исторические изыски, и он с отвращением отвернулся, когда разговорчивый гид провел мимо него толпу любознательных туристов из Англии, рассказывая им об истории храма. Для Уэйвелла этот город был самым поганым местом на земле, он даже не замечал ослепительной красоты вечерней Севильи, отраженной в водах Гвадалквивира.
Ждать Армана пришлось не больше десяти минут. Тот появился внезапно, словно возник из-под земли. Он направлялся к Уэйвеллу своей привычной, немного танцующей походкой, отчего тот поморщился. Арман Эррера был его давним знакомым и постоянным заказчиком разного рода поручений. Но он был гомосексуалистом, а для Уэйвелла это было особенно неприятно. Может, оттого что в детстве он едва не стал жертвой насилия подобного типа. Может, оттого что его самого слишком интересовали женщины, но танцующая походка Эрреры вызывала у него плохо скрываемое отвращение. Однако встреча была для него очень важна. Она, очевидно, была важна и для Эрреры, если он согласился прилететь на встречу в Севилью, рискнув сесть на самолет, который он терпеть не мог.
