Квест - Акунин Борис (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
На холме наступило ликование. Не из-за того, что ценой тысяч жизней удалось захватить несчастную земляную насыпь, а из-за воскресшей веры в гений великого человека. Они все сомневались, а он настоял на своём и оказался прав!
После падения русского левого фланга, согласно диспозиции, составленной самим Наполеоном, успех должна была развить Молодая гвардия. Косой удар этих отборных дивизий обеспечил бы «скатывание ковра» русской обороны слева направо. Скверно начавшаяся баталия была почти выиграна за счёт одного только упорства солдат армии, которую не зря прозвали Великой.
Гвардейцы уже тронулись, на ходу перестраиваясь в штурмовые колонны, но их командиру вздумалось покрасоваться перед императором. Лихо поднявшись на холм, он картинно соскочил с седла перед Наполеоном и спросил, угодно ль его величеству, чтобы Молодая гвардия довершила разгром неприятеля?
– Не нужно, – вяло ответил Бонапарт. – Ничего не нужно…
– Я должен остановить полки?! – пролепетал сражённый генерал.
Монарх устало повторил:
– Ничего не нужно…
Далее в Бородинском сражении произошёл двухчасовой перерыв, по поводу которого долго потом спорили историки, так и не сойдясь во мнениях. Невозможно объяснить, почему гениальный полководец в самый разгар битвы вдруг ослабил натиск и дал русским оправиться. Причины этого загадочного промедления называют самые разные: тыловой рейд казаков, якобы испугавший Наполеона; необходимость перегруппировки; усталость французов.
На самом же деле случилось другое.
Во всё время, пока французские полки с фаталистским упрямством морских валов вновь и вновь обрушивались на неприступные брустверы и, разлетевшись брызгами, откатывались назад, профессор Фондорин находился в нескольких сотнях шагов от Бонапартовой квартиры. Ближе подойти было невозможно. На поле, разбившись на роты, сидели правильными квадратами ветераны Старой гвардии. Бродящий без дела лекарь вызвал бы подозрение.
В лазарет Самсон не вернулся. Ему хотелось понять, возымел ли действие препарат, влитый в императорский бульон.
Однако узнать это не было никакой возможности. Чем больше проходило времени, тем горше делалось у Фондорина на сердце. Бойни, развернувшейся возле флешей, он видеть не мог. О смятении, охватившем свиту императора, не догадывался.
С места, где мучился неизвестностью профессор, казалось, что французская армия управляется единой стальной волей. На поле брани один за другим с барабанным треском и развёрнутыми знамёнами шли новые и новые полки. Сумасшедшим галопом проносились гонцы – то на холм, то с холма.
К полудню Самсон окончательно уверился, что его затея провалилась. То ли Бонапарт не захотел бульону, то ли треклятый Констан по оплошности перевернул тарелку, или же (с отчаяния профессор был уже готов поверить чему угодно) правы Наполеоновы обожатели: их идол – не живой человек, а неуязвимое божество.
Вскоре после полудня по лагерю проскакал адъютант, размахивая кивером и крича: «Победа! Редуты пали» Победа!»
Солдаты зашумели, стали кричать «Vive l’empereur!», а Фондорин проклял свою никчёмность и, кажется, впервые в жизни совершил поступок, в котором нисколько не участвовал разум.
Порыв был, безусловно, бессмысленным, самоубийственным, однако даже самый рациональный человек не всегда способен преодолеть свои чувства.
Шаря в кармане, Самсон побежал между гвардейцев к холму.
Сначала ликующие и голосящие солдаты не обращали внимания на бегущего человека, который жадно пил на бегу из серебристой фляжки. Но один из офицеров, командовавших конноегерским оцеплением, заступил чудаку дорогу.
– Куда вы? Предъявите пропуск! – потребовал он.
От неразбавленного берсеркита взгляд профессора замутился, как если бы мир вокруг завесился прозрачной красной пеленой.
Одной рукой Фондорин схватил офицера за горло (треснули хрящи), вторая, будто действуя по собственной воле, вырвала из ножен конноегеря остро наточенную саблю.
– Держи его! Держи! – закричали со всех сторон.
Обезумевший профессор с рычанием бежал вверх по склону, размахивая клинком. Иногда сталь наталкивалась на какие-то препятствия, но они были мягки и податливы. От соприкосновения с клинком они взрывались красными брызгами.
В ту самую минуту, когда разум покинул отчаявшегося Самсона Даниловича, на вершине холма произошло движение.
Император, только что остановивший наступление Молодой гвардии, вдруг со стоном сжал виски и проговорил очень тихо – услышали лишь стоявшие непосредственно за его спиной:
– Что со мной? Что со мной? Где Анкр? Анкр!
«Барона Анкра к его величеству! Государь зовёт своего аптекаря! Государю нездоровится!» – пронёсся средь приближённых взволнованный гомон.
Лейб-фармацевт появился сразу же. Поблёскивая своими зелёными очками, он быстро прошёл через толпу.
– Господа, господа, позвольте, – проговаривал он ровным, глуховатым голосом.
Вот он оказался у стульчика, на котором сидел сгорбленный завоеватель.
– Прошу отодвинуться, господа!
Все отошли на почтительное расстояние.
Кажется, император на что-то сетовал. Возможно, даже бранился на медика. Тот нахмурясь слушал, но при этом не бездействовал. Пощупал пульс своего августейшего подопечного, приподнял ему веко.
– Приготовить кровать! – крикнул барон, помогая императору подняться. – Его величество нездоров, я им займусь. Прошу полной тишины!
Просить тишины, да ещё полной, когда с поля доносился грохот семисот пушек, было довольно странно, но разговоры и перешёптывания в свите немедленно прекратились.
Анкр отвёл государя в шатёр и задёрнул за собой полотняную дверцу. Никто из генералов и офицеров больше не смотрел в сторону сражения. Все глядели на покачивающийся полог, боясь пошевелиться.
Прошло минут пять, и тишина, воцарившаяся на холме, вдруг нарушилась. В цепи охранения раздались громкие крики и лязг железа. Это было событие чрезвычайное, совершенно необъяснимое. Свитские возмущённо заоборачивались и увидели, что к шатру бежит пучеглазый майор, командир эскадрона личных телохранителей императора. Его не пропускали; он горячился и доказывал, что обязан немедленно доложить его величеству о происшествии. На майора шикали, прижимали пальцы к губам: тише, тише! Но вояка не унимался.
Тогда из шатра выглянул лейб-фармацевт. Он был без сюртука, рукава рубашки закатаны.
– Я ведь просил полного покоя! – недовольно сказал Анкр. – В чём дело?
Начальник охраны кинулся к нему.
– Сударь, скажите государю! По инструкции я обязан докладывать о подобных вещах лично его величеству! Без малейшей задержки! Под угрозой военного суда! А меня не пропускают! Это неслыханно! Мои люди только что предотвратили покушение на особу императора! Какой-то безумец в лекарском мундире бросился с саблей на конноегерей и лейб-жандармов. Это настоящий дьявол! Он прорвался почти к самым палаткам! Уложил шесть человек! Слава богу, один из моих ребят оглушил его прикладом!
– Император нездоров, – перебил майора врач. – Ему сейчас не до пустяков. Покушение не удалось, и превосходно. Доклад может подождать.
Барон было отвернулся, но быстро оборотился к офицеру вновь.
– В лекарском мундире, сказали вы?
– Так точно!
– Где задержанный? Я должен его видеть.
На траве лежал молодой человек вполне мирной наружности, очень бледный, с закрытыми глазами. Голова его была окровавлена. Злодея, осмелившегося напасть на ставку императора, уже обшарили. Из всех предметов, обнаруженных в карманах неизвестного, Анкра больше всего заинтересовали две фляжки, одна золотого цвета, другая серебряного. Фармацевт открыл их, понюхал, намочил палец и осторожно лизнул.
Седые брови над зелёными очками сдвинулись.
– Ах, вот оно что, – пробормотал барон. – Поразительно…
– Это вражеский лазутчик, – сказал офицер, руководивший обыском. – Смотрите, мы нашли у него на груди письмо на русском языке.
