Золотые нити - Солнцева Наталья (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
Показалось, что начинается знакомый приступ головной боли. Незнакомец прикрыл глаза, тыльной стороной ладони в перчатке вытер со лба обильно выступивший пот. Нужно сесть, хотя бы на несколько минут, – обязательно сесть. Тогда волна дурноты тихо отхлынет, и он сможет уйти.
Так и произошло: тиски, сдавивишие голову, ослабили свою хватку, в глазах прояснилось, тупая боль затаилась где-то в затылке. Но это уже было терпимо. Человек несколько раз глубоко вздохнул, открыл глаза, и направился к выходу. Он ничего не взял в квартире, да и не в этом заключалась его цель. Выйдя из подъезда, он быстро нырнул в заросший кустами сирени, огромными старыми липами и тополями, переулок, и неторопливо зашагал в сторону метро. Ничем не примечательный, похожий на тысячи других, спешащих по своим делам прохожих, он влился в их поток и затерялся в нем.
Любая станция подземки в это время, в центре города, практически всегда полна пассажиров. Человек в черном не любил душные сквозняки, создаваемые едущими из туннеля в туннель поездами, темное мелькание в окнах вагона, стук колес по уходящим, словно в небытие, рельсам. В метро он не то чтобы нервничал, но чувствовал себя крайне неуютно и старался по мере возможности пользоваться наземным транспортом. Но сейчас ему приходилось выступать в роли дичи, по следу которой идет стая гончих. Он всегда знал, что когда-нибудь это обязательно произойдет, – если будешь охотиться за другими, то рано или поздно сам станешь объектом охоты. Человек был готов к этому, и старался, чтобы его не застали врасплох.
В вагоне оказалось несколько свободных мест. Он сел рядом с худющей бабулькой в довоенной панаме и разношенных туфлях, и с облегчением закрыл глаза. Его слегка подташнивало, головная боль давила затылок… Перед глазами снова возникло ночное шоссе, нескончаемый бетонный забор, и похожий на него бедолага, неровной походкой идущий по замусоренной обочине… визг резины, глухой удар, жуткий чвякающий звук… Он сцепил зубы и глухо застонал.
– Тебе плохо, сынок?
Бабулька участливо смотрела на него, прищуривая близорукие глаза.
– Нет, все хорошо, голова немного болит.
– Таблетку дать? Я всегда с собой вожу.
Она было начала рыться в сумке, но он остановил ее. Бабкин убогий вид вызвал у него тягучую мерзкую жалость. Ему захотелось дать ей денег, но если бы он так сделал, она наверняка бы его запомнила. А это уже лишнее.
– Спасибо, не надо. Я не пью таблеток.
К счастью, бабке пора было выходить, и она, кидая на него сердобольно-сочувственные взгляды, засеменила к дверям.
Пассажиров в вагоне становилось все меньше – поезд приближался к конечной станции. Человек в черном снова погрузился в свои мысли. Где он мог видеть ту женщину, с фотографии? Странно… память словно перелистывала одну страничку жизни за другой, в поисках нужных сведений. Пожалуй, это было в детстве, когда он мальчиком ездил с бабушкой к родственникам в Ленинград. Они тогда жили в огромном сыром каменном доме, фасад и фундамент которого покрывала тускло-зеленая плесень. Под окнами сонно катила между гранитных берегов свои грязные свинцовые воды Нева. Город тогда ему не понравился, показался мрачным и зловещим. Постоянно серое небо моросило дождем, на маслянистых волнах каналов покачивался мусор, с залива дул холодный северный ветер…
В квартире, старомодно обставленной еще, наверное, дореволюционной мебелью, пахло лаком, мастикой для паркета и еще чем-то непонятным. В сумрачных, завешанных пропыленными лиловыми портьерами комнатах, стены были сплошь в портретах – овалы, восьмиугольники, квадратики, – миниатюры под тусклыми стеклами: прабабки и кузены, прославленные военные. Кто-то из дальних предков был в родстве с декабристами. Пожилая хозяйка квартиры, белоснежно-седая, высохшая, с удивительно прямой осанкой, была похожа на директрису гимназии. Это он сейчас так подумал. Тогда, конечно, такое и в голову не приходило.
По вечерам они пили чай в зале, как старуха называла комнату с большим круглым столом посередине, накрытом темной плюшевой скатертью. Чашки были очень тонкие, изящные, с позолоченными ручками, а варенье набирали в серебряные вазочки, рассматривать которые было гораздо интереснее, чем есть из них. Мальчик иногда засыпал прямо за этим столом, под бесконечные негромкие разговоры, воспоминания и старинные истории.
Из хозяев квартиры, дальних потомков цвета петербургской аристократии, некогда родовитой и придворной, осталась только эта старуха и какой-то троюродный кузен в Риге. Его жена покончила с собой при загадочных обстоятельствах, а сам он доживал свой век в большом собственном доме в центре города, который считался памятником старины и охранялся государством. Понижая голоса, женщины обсуждали судьбу своего рода, над которым якобы довлело проклятие.
Мужчины и женщины этой славной и знатной фамилии постоянно попадали в опалу, умирали молодыми на дуэлях или от скоротечной болезни, кончали свои дни в изгнании, а кое-кто лишался рассудка. Несчастливые браки, трагическая любовь, роковая страсть к игре, неудачное участие в военных кампаниях, – чего только не было присуще этим людям, пылким и необузданным, порывистым и неистовым в своих желаниях и чувствах.
Дух авантюризма и непонятный злой рок подкосили многочисленный и славный богатый род под корень. Осколки былого величия вызывали ностальгию по бурному и романтическому прошлому, но времена расцвета канули безвозвратно. Потомки блестящих екатерининских вельмож доживали свои дни кто за границей, а кто на родине, одинокие, всеми забытые, окруженные одними только воспоминаниями…
В один из таких тоскливых, нескончаемо тянущихся вечеров, когда за высокими окнами свирепствовала непогода, с силой обрушивая на жалобно дребезжащие стекла потоки дождя, а над накрытым к ужину столом уютно светил темно-оранжевый атласный абажур с бахромой и кистями, – старая хозяйка принесла фотографический портрет удивительно красивой женщины…
Ну да! Пассажир метро, одетый в черное, аж привстал от возбуждения. Конечно, он вспомнил, – именно тогда он и увидел это лицо с соболиными бровями вразлет, чистым прямым пробором, приглушенно-страстными глазами, нежным детским овалом… Тогда, мальчиком, он не мог отвести взгляд от черно-белого изображения на толстом картоне, он смотрел и смотрел, завороженный, околдованный неведомым дурманом…
– Наша кровь!
Старые женщины многозначительно переглянулись.
С тех пор он стал словно отравленный каким-то медленнодействующим ядом. Ни на одну женщину он не мог смотреть иначе, как безуспешно отыскивая знакомые черты с портрета. Женщины приходили и уходили, не оставив ни следа, ни сожаления. Все они были для него тусклыми и пустыми, как дешевый ширпотреб. Колдовское очарование, вернее сказать, больное наваждение, – превратили его жизнь в погоню за вечно бегущей тенью.
Все в его судьбе пошло на перекос. Необычайно сильная натура жаждала острых ощущений, развитые способности позволяли достигать многого, – и он окунулся в бурный водоворот жизни с головой, потеряв ориентиры, и не особенно беспокоясь, выплывет он, или нет. Чем он только не занимался, в чем только не участвовал! Погоня за приключениями бросала его из крайности в крайность, в конце концов приведя туда, где он сейчас оказался…
Вагон метро опустел. Кроме человека в черном, в другом конце прикорнул на кожаном сиденье изрядно выпивший трудяга.
Скоро ему выходить. На конечной станции было пустынно. Одинокие шаги странного пассажира гулко раздавались в просторном вестибюле, выложенном светлой плиткой. Сонный милиционер скользнул по нему равнодушным взглядом и отвернулся. Человек вышел из подземного перехода в ночную прохладу спящего города и зашагал по пустынной темной аллее.
Он снимал квартиру через посредников в панельной многоэтажке этого спального района, никуда не собираясь уезжать. По крайней мере, сейчас. Он отлично знал, что в большом городе можно надежно скрываться, и притом делать это бесконечно долго. Денег у него было с избытком, времени тоже. Оставалось ждать развития событий, а потом уже делать выводы и принимать решения.
