Хроника смертельного лета - Терехова Юлия Константиновна (читаемые книги читать .txt) 📗

Все трое на миг остолбенели, а затем кинулись к ней, отталкивая друг друга. Мигель первым делом схватил Анну за руку, нащупывая пульс, и крикнул:

– Она жива! Антон, скорую, быстрее!..

Антон подхватил ее на руки, и, теряя остатки самообладания, увидел, как из раны на ее высокой тонкой шее слабым фонтаном бьет кровь. – Зажмите чем-нибудь ей шею! – зарычал он, и Мигель рванул с себя футболку.

– Скорая не успеет, – безнадежно покачал Олег головой. – Она сейчас умрет.

– Это ты сейчас умрешь, – рявкнул Мигель, с силой прижимая футболку к шее Анны. – Где твоя машина? – толкнул он Антона.

– Внизу.

– Быстрее! – заорал Мигель и накинул манто на девушку, чтобы хоть как-то ее прикрыть. – Быстрее! Сообщи Булгакову, – приказал он Олегу, – надеюсь, он на работе… Здесь до Склифа пять минут езды.

– Почему она такая холодная?.. – прошептал оцепеневший Антон.

– Быстрее! Шевелись! А ты, – Мигель повернулся к Рыкову, – звони в милицию!

Ночь с 13 на 14 августа 2010 года, Париж, аэропорт CDG, 25°C

Со стороны могло показаться, что на высоком стуле у стойки одного из баров Руасси – женщина сорока лет. Прямая спина, тонкая талия, каре черных волос. Только видневшиеся из-под длинных рукавов дорогого жакета кисти рук, с узловатыми пальцами и пигментными пятнами, выдавали ее возраст. И только бармен видел лицо дамы, обтянутое пергаментной кожей, с алой помадой на губах. Жики ждала рейса на Буэнос-Айрес. Она будет рада снова там оказаться – так соскучилась по родному городу! Париж Жики считала домом, но порой ее неудержимо тянуло туда, где она родилась. Там жили ее дети и внуки. Иногда ее охватывала невыносимая усталость – вот как сейчас, да и стара она уже носиться по всему миру. На людях приходится держаться, ее идеальная осанка – легенда. А когда оказываешься наедине с собой в гостиничном номере – хочется сесть в кресло и не вставать с него. И чтобы горничная приносила покушать и выпить коньячку…

Старая тангера улыбнулась невесело – видела б Моник, как она расклеилась – посмеялась бы вдоволь. И так долгое отсутствие подруги вызвало ее недовольство – неотложные дела требовали присутствия мадам Перейра в Париже. Назначенную на начало августа встречу пришлось отложить – к неудовольствию Моник Гризар, давней подруги и коллеги по работе в благотворительном фонде. Но сегодня встреча состоялась – и как раз вовремя, так как еще немного – и мероприятие, в которое вложили много сил и денег, оказалось бы под угрозой срыва. А вот теперь можно лететь в Буэнос-Айрес. Через пару дней она вновь встретится с Анной. Какая, однако, славная девушка эта русская балерина. И какая потрясающая работоспособность. И талант грандиозный. Как хорошо, что их свела судьба, и как жаль, что в такой критический для Анны период жизни. Когда Анна везла Жики в аэропорт, та долго думала, начинать ли ей деликатный разговор и наконец решилась:

– Деточка, я все про тебя поняла, когда увидела на милонге вместе с тем парнем…

Анна, не отрываясь от дороги, подняла брови.

– Жики, я не понимаю…

– Все ты понимаешь. Впрочем, не хочешь говорить со мной об этом – не надо. Но послушай меня, старую женщину, прожившую жизнь. Любовь нужно лелеять и отдаваться ей целиком, не глуша в себе. Если любовь не… как бы это выразить – n'est pas de realiser – не осуществить, и это я не о сексе… Эту неистовую энергию необходимо направить в правильное русло, а иначе она сметет все вокруг. Помнишь нашу первую репетицию, когда я приказала тебе представить любимого мужчину?

– Помню.

– Ты закрыла глаза, и у тебя разгладились черты. Губы приоткрылись, и вся ты вытянулась, словно веточка, согретая солнцем. Когда ты танцевала с тем парнем в «Альгамбре», у тебя было такое же выражение лица… Какого я не видела, когда ты стояла рядом с мужем. Он хороший человек, но его ты не любишь…

– Люблю, – упрямо произнесла Анна. – Я его люблю.

– Ну, как хочешь, – тангера решила не настаивать. – Время все расставит по местам…

…Жики подняла выцветшие глаза и натолкнулась на экран большой плазменной панели, висящей над стойкой бара – новостной канал TVF-5. Она с удивлением увидела прекрасное лицо Анны – на весь экран. Схватив со стойки пульт, она включила звук. Жики пыталась осознать то, что слышит, но смысл доходил до нее с трудом. «…Находится в критическом состоянии в одной из московских больниц. Звезда российского балета Анна Королева найдена у себя в квартире с множественными ножевыми ранениями несколько часов назад. Сейчас мадам Королева помещена в госпиталь неотложной помощи. Близкие балерины воздерживаются от комментариев, но из особых источников нам стало известно, что Анна Королева проходит свидетелем по делу о серийных убийствах, совершенных в российской столице за последние два месяца. Наш специальный корреспондент взял интервью у врачей больницы».

Жики увидела одного из молодых мужчин, которые были на прогоне. Серж Булгакоф – написано внизу – le medecin des hopitaux [52]. «Невозможно делать прогнозы, – его голос Жики едва разбирала за переводом диктора. – Операция еще не закончилась, Анна Королева в крайне тяжелом состоянии, потеряла много крови. Будем ждать и надеяться…»

«Можно с уверенностью сказать, – продолжал диктор бесстрастным голосом, – что участие Анны Королевой в гала-концерте 17 августа в театре Колон, посвященном национальному празднику Аргентины, становится невозможным. Партнер Анны Королевой Борис Левицкий отказался давать комментарии по этому поводу. Мы будем следить за состоянием мадам Королевой, и сообщать об изменениях в состоянии ее здоровья, – сказал диктор, – а сейчас о новостях из культурной столицы мира – Парижа. В Люксембургском музее открылась выставка…»

Жики резко встала, и у нее потемнело перед глазами. Если б не зонт-трость, на который она опиралась, то, наверно, она бы упала. С трудом устояв на ногах, она с недоумением огляделась вокруг – терминал продолжал жить обычной жизнью: люди спешили на рейсы, толкая перед собой тележки с багажом, довольные, выходили из магазинов с яркими пакетами, сидели в креслах, бегая пальцами по клавиатуре лэптопов, уткнувшись в книжку или газету. Словно ничего не произошло. Словно громкий голос диктора не сообщил на весь зал о трагедии в Москве, и милая, нежная, талантливая девушка не лежала сейчас при смерти, искромсанная безжалостным убийцей. Всем было все равно.

– Мне нужно в Москву! – закричала она. Удивленный бармен сделал неопределенный жест.

– Мадам, это не ко мне. Это в авиакомпанию…

– Идиот, – ругнулась Жики и метнулась к выходу из бара.

Ночь с 13 на 14 августа 2010 года, Москва, 33°C

Зубова вызвали на место преступления спустя четверть часа после того, как Анну Королеву увезли в больницу. Он ходил по хорошо знакомой квартире, заглядывая во все комнаты с жутким ощущением дежа вю. В гостиной работала бригада – снова Миша Шенберг и та же группа криминалистов, что и два месяца назад. Зубов застыл в дверях гостиной, опершись о косяк. Он знал: на кухне сидит Олег Рыков, и надо бы пойти и побеседовать с ним, но у майора было так тяжко на душе, что он не мог себя заставить.

Глинский помогал эксперту фотографировать жемчужины на полу, ползая вместе с ним по паркету и измеряя расстояние между бусинами. Залитый кровью белый кожаный диван, на паркете – страшные пятна, скальпель, брошенный убийцей, и снова «Rappelle-toi Cathrine». Как любой текст, написанный на зеркале, он кажется двойным, и оттого имеет еще более жуткий вид.

– Ты в больницу звонил? – спросил Зубов Глинского, но тот даже не повернулся.

– Я с диваном разговариваю? – ласково продолжил майор.

– В больнице Зимин. Если что, он позвонит.

– Если что – что? – обозлился Зубов. – Если она умрет?

Глинский поднялся с колен и подошел вплотную к Зубову.

– Ты чего от меня хочешь? – угрожающе спросил он. – Хочешь, чтобы я ехал в больницу – так и скажи! Какого лешего ты ко мне цепляешься?