Их было семеро (Солдаты удачи - 1) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (книги бесплатно TXT) 📗
-- Вернемся домой и сразу же восстановим. И пришлем вам на постой пару танковых дивизий и с десяток баллистических ракет с ядерными боеголовками.
-- Танки -- нет! Ракеты -- нет! -- запротестовал он. -- Зачем танки? Не нужно танков!
-- А как вы хотели? -- спросил я. -- Чтобы СССР был, а танков и ракет у вас не было? Так не бывает.
-- Почему не бывает? -- удивился он.
-- А вы сами подумайте, -- предложил я.
Он всерьез отнесся к моему предложению и оставшуюся часть дороги сосредоточенно молчал.
Солнце уже заметно склонилось к закату, когда мы увидели впереди несколько полицейских машин с включенными мигалками. Участок шоссе с черным, будто залитым нефтью, асфальтом был обнесен широкой желтой лентой, в центре гаревого пятна валялись бесформенные куски железа, в них копались двое каких-то гражданских -- следователи или эксперты. Пе'тров притормозил, но один из полицейских тотчас приказал ему жезлом: проезжайте, не загораживайте дорогу. Мы отъехали метров на тридцать, вышли из "жука" и приблизились к оцеплению. Наш хозяин о чем-то поговорил с полицейским и вернулся к нам с встревоженным видом:
-- На какой машине ехали ваши приятели?
-- На джипе "рэнглер", цвета металлик, -- ответил я.
-- Нет, это был не "рэнглер". И не металлик, а синий или черный. А сколько было приятелей?
-- Трое.
Тут он уже вздохнул с явным облегчением:
-- Не они. Слава Иисусу. Там было пят человек. Их отвезли в Медувково, в покойницкую.
-- Нужно съездить, -- решительно сказал Док. -- А вдруг все же они? Еще двоих могли подсадить по дороге.
Пе'тров начал было уверять нас, что там нечего смотреть, что эти люди были убиты миной или бомбой и все сгорели, но дополнительная двадцатка сделала его сговорчивее. Еще десять баксов, врученные служителю больницы, открыли для нас двери морга. Пе'тров был прав: смотреть там было не на что. Пять обгорелых трупов. И все. На что я уж вроде насмотрелся такого в Чечне, но тут же отступил к двери. У Дока нервы были покрепче. Он натянул на руки прозекторские перчатки и большим пинцетом начал раздвигать остатки обгоревшей одежды. Понятия не имею, что он хотел увидеть. Однако увидел. Кивком подозвал меня к себе и указал пинцетом на шею одного из трупов. Из-под гари блеснул какой-то желтый металл. Док подцепил его пинцетом и чуть вытянул. Это была толстая золотая цепь, излюбленное украшение крутых российских бандюг.
Это было уже кое-что. Немного, но и немало.
Мы вышли из морга. Пе'тров ждал нас возле крыльца больницы, разговаривая с каким-то плотным, довольно молодым человеком в белом докторском халате. Он курил сигарету сильными затяжками, и вид у него был откровенно хмурый.
-- Началник, -- представил нам его Пе'тров. -- Труден ден был у него, очен труден ден. Началник обучивался в Москве, наш самый важный хирург!
-- Что вы кончали? -- поинтересовался Док.
-- Первый медицинский, отделение хирургии, -- ответил врач.
-- А я Военно-медицинскую академию, тоже хирургию.
-- Коллега! -- обрадовался врач. -- Как очень кстати! Просто большая повезуха!
Он объяснил: два часа назад привезли молодого человека с тремя огнестрельными ранениями, с трассы, примерно оттуда же, откуда и тех пятерых. Русский, был без сознания, большая потеря крови. С двумя пулями -в предплечье и в грудине -- ему все ясно, а вот третья застряла в районе селезенки, у него сомнения по тактике операции, не согласится ли коллега провести небольшой консилиум?
Док, понятное дело, охотно согласился. Русский, огнестрельные ранения, с того же места. И примерно в то же время. Я и сам принял бы участие в консилиуме, но с моей стороны это было бы просто нахальством. Неуважением к медицине. А я ее уважал. Особенно хирургию.
Больница была маленькая, уютная и почти пустая. Всего четверо или пятеро ходячих больных сидели в креслах в холле и смотрели телевизор. Минут через тридцать Док и местный хирург вышли из палаты с кипой рентгеновских снимков в руках, заканчивая обсуждать тактику предстоящей операции. Прямо военная терминология. Потом Док снял с себя белый халат, накинул мне на плечи и кивнул на дверь палаты:
-- Зайди поговори.
-- О чем? -- удивился я.
-- Поймешь. Я сказал коллеге, что ты хочешь расспросить соотечественника, откуда он. Может, нужно что родным передать. Коллега дал любезное разрешение поговорить с ним.
-- Только недолговременно, -- предупредил врач. -- Болной в сознании, но очен слабоватый.
-- Три минуты, -- пообещал я и вошел в палату.
На высокой белой кровати лежал под капельницей рыжий водила -- тот самый, что встречал нас в аэропорту в Никосии.
Твою мать. Только этого поворота сюжета нам и недоставало в нашей и без того донельзя запутанной пьесе!
Я придвинул к кровати стул, сел, как Некрасов у постели больного Белинского, и спросил:
-- Узнаешь?
Рыжий кивнул.
-- Это ты грузовиком перекрыл нам дорогу? Он снова кивнул.
-- Кто в тебя стрелял?
-- Не знаю. Из машины. С ходу.
-- Из джипа?
-- Нет. Из спортивной, красной.
-- Из темно-вишневой "альфа-ромео"?
-- Да. Она выскочила, когда джип взорвался.
-- Кто был в джипе?
-- Люди Хруста. Он был в деле с Паном.
-- Хруста арестовал Интерпол.
-- Дело осталось.
-- Какое дело?
Он не ответил. Лишь на его бледном лице с проступившими сквозь бледность веснушками появилась как бы обиженная усмешка.
-- Какое дело? -- повторил я.
-- Ладно дуру гнать... А то ты не знаешь.
Я не стал настаивать на ответе. Было неясно, на сколько ему хватит сил говорить, а у меня были вопросы поважней, чем дела этих бандюг.
-- Почему ты не сидел в Нови Дворе, как было приказано?
-- Мы сидели. Они нас нашли. По мерсовскому микроавтобусу. По билетам. Еще в Варшаве засекли. И вели до Нови Двора.
-- Они не могли успеть перехватить вас в Варшаве.
-- Мы... это... в Афинах погуляли немного.
-- Сколько?
-- Ну... два дня.
-- Понятно. Акрополь посмотрели. Погуляли-то хоть хорошо?
Он промолчал, но его ответ меня интересовал, как вчерашняя погода на Кубе.
-- Зачем они вас искали?
-- Выйти на вас... Они сначала думали -- мы. Потом поверили.
-- Они вас пытали? -- догадался я.
Он молча кивнул. Честное слово, мне его даже стало жалко. И куда их черт несет, этих придурков? Сидел бы себе в своих Люберцах или Химках, крутил бы баранку какого-нибудь "зилка" или такси, подался бы, наконец, в "челноки"! Так нет же, в крутые потянуло. Вот и стал крутым.