Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
И он захохотал, чрезвычайно собой довольный.
«Да чтоб ты провалился!» — привычно подумала Лиза. Черт его знает, почему он до такой степени ее бесит, этот фашист, ведь на самом деле он существо (вот именно!) довольно безвредное, а местами даже полезное. Во всяком случае, выказывал себя таковым.
«Да потому и бесит, что фашист, — тут же ответила она себе. — Потому и бесит! Было бы странно, если бы не бесил».
— Кстати, фрейлейн Лиза, я все хотел спросить вас, почему вы всюду таскаете с собой этот громоздкий и неудобный саквояж? — неожиданно спросил Вернер. — Сейчас во всей Европе в моде женские сумки через плечо, на манер противогазных, почтовых или полевых. Из чего их только не шьют: не только из кожи, которую теперь не достать, но и из старых пальто, парусины и других самых неожиданных материалов. Во Франции вы уже не увидите никаких ридикюльчиков: женщины оставляют руки свободными, чтобы ездить на велосипеде, которые там весьма популярны. Француженки очень практичны, вот и породили новую моду. Помяните мое слово, сумки через плечо приживутся и всегда будут популярны у деловых женщин. Даже когда окончится война!
— Вы в своем репертуаре, — насмешливо ответила Лиза. — Как всегда, знаете тысячу вещей, о которых ни один мужчина и задумываться не станет. То рассказывали мне о чулках и педикюре, теперь вот о сумках…
— Помнится, мы еще говорили о белье, — заметил Вернер, сопроводив свои слова весьма игривым взглядом. — Эту тему я вообще готов обсуждать хоть целый час. Объясняю, почему: интерес у меня профессиональный. Мой отец — самый крупный в Германии производитель трикотажа, в том числе и шелкового, бельевого, и его иногда называют трикотажным королем.
— Фу ты ну ты… — изумленно протянула Лиза. — А вы, значит, трикотажный принц?
— Вот именно, — абсолютно серьезно кивнул Алекс. — Разумеется, теперь, во времена войны, все иначе. Ах, как бы я хотел, чтобы вернулись прежние времена и наши фабрики вновь начали производить дамское белье, чтобы все девушки, в том числе русские, могли носить трусики и лифчики, сшитые не из каких-то ситцевых тряпок или из обрезков парашютов сбитых летчиков (честное слово, привожу, так сказать, исторический факт; я не вру, сам видел нечто подобное, даже купил такое изделие за немалые деньги и когда-нибудь устрою музей белья, выставлю там его как экспонат), а настоящий шелковый трикотаж! Желательно натуральный. Я недолюбливаю вискозу. Говорят, за ней большое будущее, но пока от нее одни только хлопоты.
— В каком же смысле? — живо поинтересовалась Лиза. Не потому, конечно, что ей было так уж интересно, а чтобы заговорить Алексу зубы и отвлечь его внимание от саквояжа.
Ну ведь все замечает этот глазастый фашист! Само собой, саквояж был громоздким и неудобным, вдобавок обшарпанным, совершенно не шел к Лизиному новому платью в изысканную меленькую бело-зеленую клеточку и к новым белым туфлям (все из запасов фрау Эммы, разумеется!). Но через пару-тройку дней Лиза в этом самом саквояже принесет в «Розовую розу» кислотную мину, и ей хотелось приучить окружающих к его виду. Саквояж должен стать ее привычным атрибутом, не вызывающим никаких подозрений.
— У отца есть несколько фабрик, где производят обычную шерстяную или суконную, не трикотажную ткань, — начал рассказывать, отвечая на вопрос, Вернер. — Разумеется, он охотно размещал у себя военные заказы, потому что они хорошо оплачивались. Мы шили армейскую униформу. До 1935 года ее делали из чистой шерсти, но затем стали добавлять пять процентов вискозного волокна. Постепенно его содержание повысили до двадцати процентов, а за время войны оно достигло шестидесяти пяти процентов. Если так дело пойдет дальше, к 1943 году около девяноста процентов форменной одежды будет производиться из искусственной ткани. Но разве это шерсть? Одна видимость, и то лишь издалека. — Вернер покачал головой. — Каково может быть качество разбавленного чая? Он жидкий и невкусный. То же и с тканью. Она теряет вид и прочность. Кроме того, чрезмерное употребление вискозы, могу так сказать, развращает производителей. Из экономии при окраске материи стали использовать более дешевые вискозно-серные красители вместо более дорогих кубовых, которыми пользовались ранее. Теперь наша продукция — самый настоящий эрзац! Даже новый китель последних выпусков смотрится как поношенный, плохо держит тепло и быстро намокает в сырую погоду. Это профанация, это стыдно! Но это вызвала к жизни война…
У Вернера был озлобленно-унылый вид, и Лиза уставилась на него изумленно. Какой борец за качество продукции, кто бы мог подумать! Ну не применяли бы вискозу, кто их заставляет-то? Небось денежки лопатой гребут со своего Третьего рейха, а себестоимость продукции нарочно занижают. И якобы прямо совесть их заедает, надо же! А между прочим, плохое качество униформы снижает боеспособность германской армии. Так что пускай примешивают вискозу! И чем больше, тем лучше!
— Все, что вы рассказываете, страшно интересно, — сказала Лиза, с трудом скрывая злорадную улыбочку. — Я бы с удовольствием еще послушала, честное слово. Но извините, герр обер-лейтенант, мне еще переодеться нужно, прежде чем выйти в зал.
— Во-первых, если мне не изменяет память, я еще вчера, когда мы встретились в городской управе, просил называть меня просто Алекс, — сказал Вернер. — А во-вторых, покажите мне ваш аусвайс.
— Уж не перешли ли вы служить в гестапо? — проворчала Лиза, устанавливая на перилах саквояж и открывая его. — Хотя нет, мундир на вас вроде бы прежний… А вот интересно, для вас по знакомству его из чистой шерсти сшили или материал тоже эрзац? В любом случае вы что, сомневаетесь, что я — это я?
Вернер захохотал.
— Честное слово, мне еще не приходилось видеть такой наглой русской девушки! — наконец выговорил он сквозь смех. — Все, кроме вас, прекрасно понимают, что любой представитель оккупационных властей имеет полное и неоспоримое право спросить любой документ у любого жителя оккупированной территории. Но в данном случае я вовсе не хочу лишний раз удостоверить вашу личность. Мне будет просто приятно взглянуть на ваш новый аусвайс, ведь я имею к его выдаче самое прямое и непосредственное отношение.
Лиза послушно достала документ и протянула Вернеру. Он прав во всем. Пора запомнить, что любой оккупант имеет право не только проверить у нее документы, но и убить ее. Просто так. Безо всякого повода. И безо всякого наказания. Хотя убитого мало греет, наказан потом его убийца или нет…
Но если честно, Вернер («просто Алекс») сам вынуждает Лизу так себя вести. Никогда не поймешь, когда он говорит серьезно, а когда шутит или насмехается — причем не только над Лизой, но и над собой. С ним невозможно быть серьезной, его невозможно бояться. А ведь он враг, фашист! Но, видимо, такая уж у него натура. Наверное, даже узнай он о том, в каком страшном деле она вынуждена участвовать, даже разоблачив ее, даже направляя на нее пистолет, он будет смеяться и шутить.
— Интересно, — задумчиво произнес Вернер, возвращая Лизе аусвайс, — сохранился ли у фотографа, который сделал столь прелестный снимок, негатив? Я бы с удовольствием заказал ему еще одно ваше фото. Для себя. Только не такое маленькое, а кабинетного, так сказать, формата. Знаете, с почтовую открытку, вот такого размера. — Он показал на пальцах. — И носил бы его в бумажнике, иногда с гордостью предъявляя своим приятелям. Они бы рассматривали его, завидовали мне, восхищались вашим изумительным лицом, делали бы скабрезные намеки, которые я с тонкой улыбочкой игнорировал бы, а потом спрашивали бы, что написано на обороте снимка. И я с удовольствием переводил бы им вашу дарственную надпись, сделанную, конечно, по-русски: «Моему любимому Алексу — на вечную память. Лиза Пет-ро-пав-лов-ская». О, неужели мне удалось выговорить вашу фамилию? Ну и в конце пусть там будет написано: «Такого-то числа, такого-то года, город Мезенск, бывшая Россия».
— Вам бы фантастику писать, герр обер-лейтенант, — сухо обронила Лиза, с усилием пытаясь справиться с дрожью ненависти.
