Умножающий печаль - Вайнер Аркадий Александрович (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
— Я возвращаюсь домой. Я покорил Бактрию и занял половину Индии. — Он протянул мне руку и сжал горячечными пальцами мою ладонь. — Спасибо тебе, мудрый Мидас, что ты согласился с миром пропустить мою армию домой, в Македонию. Если бы ты отказался, мне пришлось бы разрушить твое царство, тебя убить и быстрее пройти к Понту. У меня нет времени…
Я молча поклонился, а он тихо сказал:
— Я умираю, Мидас…
Не мог я унизить великого героя лживыми утешениями — я почтительно и скорбно молчал.
— Мой славный родитель царь Филипп Македонский когда-то говорил мне, что твой отец, смиренный и тихий государь Гордий, владел секретом мира… На ярем повозки, везущей его на коронацию, навязал он удивительный узел, секрет которого сообщил ему орел — вестник богов. Ни одному из смертных не удалось развязать этот узел — в нем тайна бессмертия. Гордий умер, не стал развязывать узел смерти, который открыл бы ему вечность. Но он не мог не сказать этого секрета тебе, своему сыну. Спаси меня, Мидас! Я не хочу умирать, я молод, я нужен миру, я его воля и ум! Я сила мира! Только я могу спасти мир от подступающей тьмы дикости!
— Великий господин, вели слугам поднять тебя! Я хочу показать тебе магический узел, чтобы ты поверил в искренность моих слов.
Я сопроводил его под священный шатер, где на беломраморных плитах стояла рассохшаяся, источенная древоедами, почерневшая от старости повозка. А псы мои расселись у входа в шатер, смотрели, слушали.
Круглый коричневый узел с человеческую голову размером, связанный из старого коричневого вервия, истончившегося, сбившегося в кудели, со множеством торчащих по сторонам концов, узелков и завязок.
— Мой отец Гордий умер, когда я был младенцем. Он не мог объяснить мне секрет бессмертия. А никому, кроме меня, он не захотел доверить тайны, ибо владеющий этим секретом становится сильнее меня — ребенка-царя…
— Почему же он сам не воспользовался великим тайным знанием? — хмуро спросил Александр.
— Он любил меня больше своей жизни и хотел дать этот небывалый дар мне. Я думаю, он надеялся, что я сделаю больше его. Время принадлежит позжеродившимся…
— Но он и тебе не передал этот дар! — с досадой крикнул царь.
— Гордий надеялся, что я сам догадаюсь и открою для себя тайну бессмертия. В молодости я пытался это сделать…
— А потом?
— А потом я понял, что мне оно не нужно. Я не хочу жить вечно. Я уже стар, и я бы со счастьем отдал для твоего исцеления эту тайну. Но я не знаю ее — моя мудрость и богатство бессильны…
Александр долго, пристально смотрел на магический Гордиев узел, потом спросил меня:
— Знаешь, брат мой, что лучше богатства и мудрости?
И, не дожидаясь ответа — он им не интересовался, он ему был не нужен, — выхватил из ножен короткий бронзовый меч, мерцающий искрами от острой наточенности, надсадно крикнул:
— Сила!…
Он рубанул старый веревочный узел наискосок, попер„к изношенных связочек, и толстый коричневый шар распался на куски, а из сердцевины полетели пыль, прах, моль, слепые бабочки.
Александр покачнулся, силы покинули его, я подставил плечо, он тяжело навалился на меня, сбивчиво, с всхлипом сказал:
— Мидас, боги посмеялись надо мной! Сначала они мне дали все, о чем я просил их в молитвах и мечтах… А теперь я понял, что беспокоил их глупостями…
Он закашлялся, из горла его черной струей хлынула Кровь.
— Мне страшно, Мидас, — прошептал, захлебываясь, неустрашимый Александр. — Я отхожу… Или это мир погибает?
— Александр Игнатьич!… Александр Игнатьич! — заполошно кричала Надя. — Сафонов звонит — у вас перекрыта линия. «Бетимпексовцы» обстреляли машину, в которой ехала Марина Сергеевна… Она ранена…
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: СДЕЛКА
Марина была убита сразу, одной пулей. Я это понял, пока бежал к ним. Она лежала поперек дороги, и в ее позе была стылая неподвижность, окончательная.
Марина — мертвая?! Навсегда? Какой-то жуткий навязчивый сон. Долгий тошнотворный кошмар. Мы же с тобой, Марина, говорили полчаса назад по телефону! Господи, я же просил тебя…
Кот стоял перед ней на коленях, гладил по волосам, он тихонько неразборчиво разговаривал с ней.
Огромный бородатый мужик с пушистой косой валялся в луже крови рядом с разбитым «ровером», в который уткнулся расстрелянный корейский джип «КИА».
Через распахнутую дверь джипа были видны тела людей, оттуда доносились затихающие стоны.
Много каких-то машин, милицейские автомобили, несколько испуганных редких ротозеев — еще не успели набежать толпы зевак.
И над всем этим упористо возвышался, как межевой камень, Алексей Кузьмич Сафонов, окруженный мелколесьем своих холуев из службы безопасности и малых милицейских начальников. Они явно ждали, пока Кузьмич молвит свое слово, указующее и направляющее.
В конце переулка заорала с судорожным подвизгом, заполошила синими огнями «скорая помощь».
Я подошел к огромному мужику, опиравшемуся головой на скат искореженного «ровера», — когда-то я видел его с Котом.
Он был еще жив, но черно-багровые дыры на груди и животе уже слились в сипящее кровавое месиво. В руке он сжимал разбитое пенсне.
— Ты Ордынцев? — спросил еле слышно, и в дырках на груди булькнули розовые пузыри. — Нас здесь ждали. Это была засада… Предупреди Кота — всех перебитых я возьму на себя… Если выживу… А нет — тем паче… Валите все на жмурика…
— Разрешите! Дайте пройти! — оттолкнул меня врач со «скорой».
Я повернулся — Сафонов по-прежнему немо и неподвижно следил за моими маневрами. Он не хотел до разговора со мной обозначать свою позицию. Да и суетиться было ни к чему — за спиной Кота уже стояли его ребята, этакие бронеподростки со свинцовыми кулаками.
Я подошел, и Кузьмич горько сказал:
— Видишь, Сережа, какая беда пришла! Говорил я, добром не кончится, отследит их «Бетимпекс»…
— «Бетимпекс»? — переспросил я без выражения.
— А кто же еще? — рассердился Сафонов. — Вот их черный джип, это из их охранного агентства «Конус». Да и парни, которых Кот в машине положил, это «конусовцы»… А второй джип ушел все-таки!
— Ага, понял, понял… — медленно произнес я и предположил: — Думаю, недалеко он уйдет!…
— Что ты хочешь сказать? — спросил Кузьмич.
— А ваши ребята за ними вплотную едут, — ответил я. — До вечера ни одного из них не останется.
Сафонов смотрел на меня, откинув назад брыластую голову, и всем своим озабоченно-осанистым видом демонстрировал: «Что-то я не пойму, о чем ты тут толкуешь?»
— Не хотите поговорить со мной, Алексей Кузьмич?
— Хочу! — сразу согласился он, взял меня под руку и вывел из круга почтительно внимавшей обслуги.
— Помните, мы с вами в кафе на площади пиво пили, о жизни толковали? — напомнил я.
— Помню.
— Я еще спросил вас — приняли вы предложенный вам миллион или нет?
— Ну помню, помню!
— А вы мне не ответили тогда…
— Ну и что?
— Так вот, теперь я знаю — вы его взяли…
— Хм, воображение у тебя, Серега, хорошее и смелости не занимать, коли ты набираешься духу говорить мне такое, — огорченно помотал тяжелой башкой Кузьмич. — Ладно, пускай это на твоей совести остается, если ты в такой момент мне — за все мое, за доброе — так ответил. Зачем это тебе?
— Затем, что я хочу забрать Кота и уйти отсюда. Поэтому мы и должны прямо сейчас договориться.
Кузьмич упер руки в бока, быком попер на меня:
— Ты меня шантажировать собрался? Щенок! Чем ты меня пугануть можешь?
— Дискетой! Дискетой, которую Кот передал боссу и которая вам покоя не давала! — пошел я в атаку и вдохновенно наврал: — Я-то дискету читал и с вашими подвигами знаком…
Кузьмич растерялся, неуверенно-зло сказал:
— Ты совсем оборзел! Что ты молотишь?
— Это вы навели сюда охранников из «Конуса»! Позвонили их шефу Павлюченко и вызвали на точку. Сказали им, что Кот выйдет отсюда со своей бабой и можно бить на поражение! Пусть они Кота убирают!…
