Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
— Меня зовут Лиза, — протянула она руку. — Лиза Петропавловская.
Фон Шубенбах поцеловал ее пальцы. Губы у него были холодные, как лед.
«Наверное, он много крови потерял», — попыталась объяснить для себя Лиза, чувствуя, как по ее плечам пробежал озноб. Такое ощущение, что ее руки коснулись губы мертвеца. Но она отмахнулась от страшной мысли и улыбнулась фон Шубенбаху так воодушевленно, что уголки ее губ, казалось, коснулись кончиков ушей.
К ее изумлению, он тоже улыбался восторженной, широкой улыбкой:
— Однако как странно, что мы снова встретились в аналогичной ситуации, верно? В таком стечении обстоятельств можно разглядеть довольно ироническую усмешку судьбы. Однако я счастлив ее причуде, потому что она дала мне возможность вновь увидеть вас. Я хотел вам кое-что сказать, Лиза… Да уведите вы его, наконец! — властно махнул он солдатам, которые держали Петруся.
— Погодите, герр гауптман! — воскликнула она. — За что вы хотите арестовать этого человека? Он не смог сдержать своей ненависти к убийце. Клянусь, если бы я имела возможность, я бы и сама убила летчика своими руками. Да вы только посмотрите, что он сделал! Он хладнокровно расстреливал женщин и детей!
Глаза фон Шубенбаха похолодели:
— Женщин и детей? Вы говорите о русских? А то, что он расстреливал доблестных солдат фюрера, вас, конечно, не волнует?
Лиза прижала руки к сердцу:
— Но ведь солдаты — тоже чьи-то дети, господин фон Шубенбах!
Чеканные черты смягчились.
— Для вас я просто Вальтер, — сказал он, чуть понизив голос. — Вы умны и чувствительны, фрейлейн Лиза. Мы, военные, иногда забываем, что все мы — дети своих матерей. Страшно представить, что стало бы с моей бедной матушкой, если бы там, на берегу, вы бросили меня на произвол судьбы… Хорошо, ради вас я отпускаю этого чрезмерно усердного недоумка.
Он сделал повелительный жест, и солдаты не только отпустили Петруся, но и вернули ему винтовку.
Подскочил другой офицер, молодой, тощий, покрасневший от возбуждения:
— Господин помощник военного следователя, летчик опустился где-то в расположении моторизованных частей. Там его сразу возьмут, если уже не взяли.
— Едем туда! — скомандовал фон Шубенбах, и его лицо порозовело от возбуждения.
Он шагнул было к автомобилю, но тотчас обернулся к Лизе:
— Прошу меня извинить, фрейлейн Лиза. Вернер говорил, что вы начинаете работать в «Розовой розе» с нынешнего вечера? Я изо всех сил буду стараться приехать туда сегодня, чтобы сразу дать понять господам офицерам, что вы находитесь под моим покровительством. А теперь прошу меня извинить!
И, еще раз поцеловав Лизе руку, он сел в автомобиль, который немедленно умчался.
Лиза стояла, тупо глядя ему вслед.
Что имел в виду фон Шубенбах? Что за глупости он нес? Какое, к чертям, покровительство? Рана у него открылась, что ли? Кровь в голову бросилась?
— Ну, и долго ты тут торчать намерена? — раздался мрачный голос Петруся.
Лиза повернулась и торопливо двинулась в сторону Липовой, не поднимая головы до тех пор, пока они не вышли с площади. Картина мертвых тел, луж крови и отчаянных, испуганных лиц не перестала рвать сердце.
Что наделал тот человек, тот летчик? Как он мог совершить такое? Ведь это же просто ужасно для несчастных жителей Мезенска — вот так нелепо погибнуть от руки своего же, советского человека, который расстреливал их столь же хладнокровно, как гестаповцев! Ну ладно, там, на берегу, он стрелял в женщин, потому что те были подругами фашистов, но здесь, на бедняцкой толкучке…
— Слушай, — тронула она рукав Петруся, молча и угрюмо топавшего рядом, — ты пытался его спасти, да?
— Кого? — глянул тот свысока, будто на дуру неразумную.
— Пилота. Ты его знаешь? Он немец, да?
Петрусь даже побледнел:
— С чего ты взяла? Что ты там себе насочиняла?
— Ничего я не сочиняю! — зло ответила Лиза. — Элементарная логика. Лизочка должна была уйти с берега в час дня, потому что в два должен был прилететь самолет. Об этом знал отец Игнатий. Он сам проговорился, я еще тогда обратила внимание на его слова. Теперь ты… ты сказал: «Его будут пытать в гестапо, он не выдержит…» — а затем выскочил с винтовкой, даже не задумавшись, что вряд ли попадешь в него. Ты пытался избавить его от мучений? Или спасти и себя, и отца Игнатия, и других подпольщиков? Ты знаешь этого немца?
— Опять за рыбу гроши, — огрызнулся Петрусь. — С чего тебе вообще взбрендило, что он немец?!
— Да с того, что абы кто не подберется на фашистском аэродроме к истребителю, чтобы его угнать и спрятать на какой-то тайной посадочной площадке.
— Что-о? — Голос у Петруся даже сел от потрясения. — Откуда ты знаешь?
— Голова у меня есть, голова на плечах! — Лиза для наглядности даже постучала себя по лбу согнутым пальцем. — Врял ли этот «мессер» поднялся с гитлеровского аэродрома, такое не осталось бы в тайне. К тому же, помню, на берегу реки Шубенбах удивлялся, что в Мезенске есть истребительная авиация. Самолет явно был угнан. Или вам удалось привести в порядок машину, совершившую вынужденную посадку в лесу, на какой-нибудь поляне. Летчика или убили, или он стал работать на наших. Наверняка он какой-то антифашист, камрад, так сказать. Только знаешь что… Ваш камрад зашел в своей борьбе с фашизмом слишком далеко! Он сегодня так старался уничтожить гестаповцев, что не обращал внимания на тех, кого антифашисты вроде бы должны защищать. Он явно борется с фашизмом не ради людей, а во имя торжества самой идеи антифашизма. Но кому это нужно?! И если ваш летчик еще жив, если он оказался так глуп, что попался в руки гестаповцев живым, где из него выбьют показания, кто он такой и с кем связан, он окажет вам очень плохую услугу. Люди будут проклинать подпольщиков и партизан. Ты понимаешь? Или, может быть, у него было такое задание: истребить как можно больше фашистов, а на жертвы среди мирного населения не обращать внимания? Партизаны, наверное, и раньше проводили какие-то диверсии, за которые страдали обыкновенные люди. Убивали, скажем, матерого фашиста, а в отместку немцы сжигали целую деревню. Или расстреливали в городе всех жителей целой улицы, на которой был убит какой-то гитлеровский бонза… А как же, земля должна гореть под ногами оккупантов! Ну а растопкой вполне могут служить женщины и дети. Но ведь у них остаются родственники, остаются близкие, которые оплакивают их смерть и проклинают за нее одинаково и вас, и гитлеровцев. Неужели ты не задумывался над этим?
Петрусь остановился, и Лиза только сейчас заметила, что они уже дошли до дома.
— Какая ты беспощадная, — глухо сказал Петрусь. — То, что ты говоришь, ужасно. Зачем называть вещи своими именами? Зачем высказывать все, что только приходит в голову? У нас должны оставаться какие-то иллюзии, должны быть вера, идеалы, тогда мы победим, осилим врага. Но если мы вот так будем раскладывать все по косточкам… впустим в свою душу сомнения… Мы не имеем права на сомнения! Я против большевиков, против Советов. Но сейчас я с ними. Я знаю, что нельзя иначе, если мы хотим победить фашистов!
Лиза не отвечала.
Молча они прошли через двор, молча поднялись на крыльцо флигеля, молча вошли в квартиру.
Лиза устало бросила в угол свой узел и опустилась на табурет.
Петрусь прошел на кухню, и Лиза слышала, как он зачерпнул из ведра ковшом воду и жадно пьет. Она представила, как ледяные струйки стекают по его жарким губам и по подбородку, увлажняют шею и сбегают за расстегнутый ворот рубахи. У нее вдруг стало сухо во рту и тоже захотелось припасть к ледяному ковшу с водой. Ну да все понятно — после таких жутких приключений на толкучке… к тому же у нее с утра почти ничего во рту не было…
Понятно, все понятно. Но только… Почему Петрусь поцеловал ее там, в подворотне? Просто потому что сложилась столь опасная ситуация? Говорят, люди в таких случаях часто теряют над собой контроль. Вот, наверное, и он потерял.
Петрусь вышел, приглаживая влажные волосы. Брови его тоже были влажны и сурово сведены к переносице.
