Дублерша для жены - Серова Марина Сергеевна (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
– Это я ассоциативно, – пояснил Эллер, – первое, что пришло в голову, выдал. Тем более что Алина-то действительно в Альпах отдыхает. Ну так что, Женя, как у вас с актерской подготовкой?
С актерской подготовкой у меня обстояло превосходно, и об этом я могу сказать без ложной скромности. А если уж говорить совсем без скромности, то неплохо у меня обстояло практически с любой подготовкой. Да и как же иначе! И наследственность, и образование сказывались. Мой отец, генерал Максим Прокофьевич Охотников, родной брат тети Милы, еще при существовании СССР определил меня в секретный военный институт, в просторечии именуемый «ворошиловкой».
Название это имеет отношение не только к маршалу Ворошилову, но и к глаголу «ворошить». Если принять за исходную точку концепцию, что в каждом человеке изначально заложено все, что ему нужно и не нужно, и дурное и хорошее, и задача воспитателей и учителей этого человека – поднять и укрепить именно хорошее, то глагол «ворошить» как нельзя лучше соответствует сути обучения в этом институте. Мои уникальные преподаватели продрались сквозь пласты и залежи того, чем наделила меня природа, и «наворошили» такого, что в результате я изменилась кардинально. Слабости были затерты и нивелированы, а сильные черты взяты на вооружение и развиты.
Все-таки институт готовил кадры для разведки! А что в разведке главное? Правильно: маскировка, мимикрия, умение приспособиться, уподобиться, вжиться! Так говорили нам сначала в институте, а потом и в спецотряде «Сигма».
Могу смело сказать, что в результате обучения и стажировки я приобрела знания и умения, которых хватило бы на нескольких человек: на дипломированного психолога, например, на эрудированного историка, высококвалифицированного переводчика. Могу я и еще многое-многое другое, как то: быть кинокаскадером, телохранителем, тренером по ряду единоборств, а равно и профессиональным снайпером, легкоатлетом и даже автогонщиком. По поводу последнего отмечу: конечно, с Михаэлем Шумахером мне не сравниться, но уровня среднего пилота «Формулы» я достигла, это как пить дать.
Но главным моим достоинством, наиболее отточенной гранью мастерства, является искусство перевоплощения. Недаром в «Сигме» я получила прозвище Хамелеон. А в «Сигме», дорогие мои, никто просто так не давал прозвищ. Имена прикреплялись на уровне высшего соответствия. Если тебя прозвали Кабан – то изволь рыть землю и валить деревья не хуже дикого вепря. Получил имя Змея – соблаговоли двигаться бесшумно и молниеносно, замирать и готовить силы для одного-единственного смертельного удара. А мне дали имя Хамелеон именно за то, что я могла почти мгновенно превращаться в кого угодно. С годами, в процессе работы телохранителем, мое умение перевоплощаться достигло еще более высокого уровня. Думаю, если бы я выбрала актерскую профессию, то стала бы находкой для любого театра.
Но я использовала свои возможности иначе. Выбрав профессию телохранителя, я разработала собственный метод. Основной принцип, заложенный в него, стар как мир: тот телохранитель наиболее профессионален, которого никто не замечает. Когда охрана невидима, кажется, что охраняемый человек совсем даже и не охраняем никем.
Обычные охранники достигают этого внешнего эффекта посредством того, что стушевываются, ретушируются, как бы уходят в тень. Мой же способ сделать охрану невидимой постороннему глазу – метод Хамелеона – оригинален и состоит в том, что я не только не прячусь, а даже наоборот – лезу на глаза. Просто никто не может заподозрить во мне телохранителя, а тем более – элитного.
Если за охраняемым по моей методике человеком (на профессиональном языке – объектом) кто-нибудь следит, то преследователь не может иногда даже распознать, находится ли объект под охраной или охрана отсутствует. Потому что охранник, способный тем не менее пресечь любую попытку нападения исподтишка или открытой агрессии, – может оказаться кем угодно. Например, тетенькой продавщицей, торгующей мороженым, или бестолковым коммивояжером, лезущим куда надо и куда не надо (очень удобная ипостась, кстати). Он может оказаться бомжом, учительницей, уличным плясуном, уборщицей, официантом в кафе и даже проституткой. Последнее, конечно, нежелательно из этических соображений, но иногда, при острой необходимости, их можно откинуть.
Искусство маскировки и перевоплощения, оно же – лицедейство, я изучила до тонкостей и научилась перевоплощаться, работая практически на подсознательном уровне. Мне не нужно всматриваться в лицо человека и запоминать его мимику – запоминание и уподобление происходит автоматически, по годами отлаженному алгоритму.
И вот теперь мне, выпускнице «ворошиловки», прошедшей боевую подготовку в группе «Сигма» под именем Хамелеон, задали невинный, хотя и вполне резонный вопрос:
– Как у вас с актерской подготовкой?
– Прекрасно! – ответила я.
– Люблю таких, – сказал маститый кинорежиссер. – Уверенно, с апломбом, без запинки. Вот что, Женя. Вы уже достаточно посмотрели на Алину? Разглядели ее, зафиксировали, так сказать?
– Вполне.
– В соседней комнате в шкафу есть несколько ее вещей, которые она тут забыла, – сказал Леонард Леонтьевич. – Если вы готовы, то идите и переоденьтесь. Вы заметили, как Алина накладывает косметику? Я специально показал вам эпизод, где она делает макияж. Ведь у каждой женщины индивидуальный способ краситься.
– Да. Если женщина – индивидуальность, а не девочка из пешеходного перехода или с обочины дороги.
– Ну, те, конечно, – как под копирку.
– Хорошо, я пошла.
Думаю, мне потребовалось примерно полчаса, чтобы вжиться в образ Алины Эллер. Одевшись в ее вещи, я походила по комнате, отрабатывая походку, – у Алины она отличалась от моей большей амплитудой раскачивания бедер и манерой ставить ступни по одной линии, как будто идешь по канату. В жестикуляции Алины тоже было отличительное свойство – она кокетливо заламывает руки в запястьях и... впрочем, на словах это сложно объяснить. Балетмейстеры меня поймут.
Дольше всего я отрабатывала мимику и манеру разговора. На макияж ушло гораздо меньше времени, буквально несколько минут, так как красилась Алина, как я отметила, смотря видео, несколько небрежно.
Ну что же. Можно давать представление.
Я выпорхнула из комнаты, прошла перед сразу посерьезневшим Эллером и, вскинув руку, выговорила обманчиво хрупким капризным голоском:
– Ты знаешь, мне ка-ажется, что завтра стоит поехать к па-апе. А, Леонардик?
– Достаточно, – резко остановил меня режиссер. И замолчал.
Неужели этому привереде не понравилось? Тогда посоветую ему выписать Смоктуновского – пусть играет ему двадцатисемилетнюю дурочку! Впрочем, Смоктуновский почти десять лет как умер.
– Пройдитесь еще раз. Ничего не говорите, – скомандовал Эллер. – А теперь сделайте вид, что увидели что-то невкусное. Так. Представьте, что вам очень нужны деньги, а я не даю, и скажите: «Да я и у папы возьму, ты один, что ль, с «баблом»!» Говорите.
Я чуть выпятила нижнюю губу, отставила руку от корпуса и произнесла:
– Да я и у папы возьму, ты один, что ль, с «баблом»!
Эллер помолчал, потом повернулся ко мне спиной и выговорил:
– Ну что ж. Я в вас ошибался. То есть... Я хочу сказать, что ошибался в том плане, что я вас, Женя, недооценил. Вы гораздо лучшая актриса, чем я даже мог допустить изначально. Я вообще предпочитаю не хвалить актеров, но в вашем случае надо сделать исключение. Пожалуй, я бы пригласил вас в свой новый фильм, если только... – Он осекся.
– Если только – что?
– Если все кончится благополучно, – выговорил он. – Понимаете, ситуация такова, что я не хочу загадывать. А теперь по существу. Вы – первоклассная актриса. Если различия между вами и Алиной есть, то их вижу только я, потому что у меня наметанный профессиональный взгляд. Впрочем, и эти шероховатости можно сгладить совершенно. Мне кажется, что я недаром потратил время, наводя справки о вас и о вашем характере. Мы еще с вами поработаем, а теперь вот что: я нанимаю вас не только как дублершу моей жены, но и как телохранителя для меня самого. Потому что, опасаясь за жену, невозможно не опасаться за самого себя.
