Прощальный взгляд - Ольбик Александр Степанович (читать книги полностью .TXT) 📗
Боголь. (С обидой) Это вы говорите мне, заслуженному деятелю искусств? Смешно, это слышать (продолжает изводить спички)...
Игрунов. Уточняю: бывшему деятелю. Между прочим, я тоже заслуженный художник, а Борис Наумович -- заслуженный юрист...Или я ошибаюсь, Борис Наумович?
Борис Наумович. Я еще и бывший ударник коммунистического труда, и бывший заслуженный мастер спорта по самбо... Хотите, покажу прием, как защищаться от внезапного нападения преступника, вооруженного ножом?..
Боголь. Хочу, я чувствую, что скоро мне такая самооборона пригодится (собравшись, но нетвердо стоя на ногах, занимает позицию напротив гамака, в котором лежит Рубин). Минуточку, только изготовлюсь...
Борис Наумович. (Приемом "ножницы", цепляет Боголя за ногу и укладывает на землю...). Это проще, чем вы думаете.
Боголь. (Горячась) Это нечестно, вы застали меня врасплох. Повторим...
Подходит Людмила.
Людмила. (Обращаясь к Боголю, все еще лежащему на земле) Софья Петровна хочет вас видеть...Ей очень плохо, возможно, даже сердечный приступ...
Боголь. Бедняга, я даже не могу купить ей корвалола...Придется продать пишущую машинку, но, боюсь, такой хлам никому больше не нужен (поднимается с земли, отряхивается, уходит)...
Борис Наумович. Давайте, Пикассо, выгребайте все, что у вас есть в карманах -- наш долг помочь товарищу, попавшему в беду...
Игрунов. Нет вопросов, правда, у меня у самого только на проездной билет...Я хочу завтра еще раз смотаться в галерею, может, уговорю оценщика.
Борис Наумович. Даст Бог день, даст Бог и пищу.
Игрунов. Держите, это все, что у меня имеется в наличности.
Борис Наумович. (Смеясь) А все остальное, конечно, на банковском счету?
Игрунов. В моих полотнах. Их у меня на данный момент больше трехсот, только одной краски я израсходовал...страшно подумать! А кисти, особенно колонковые...А холст, а грунтовка, я уж не говорю об этих издержках (кладет руку на сердце)...И каждый вертит перед картинами мордой, напускает на чело хмурость, изображая главного искусствоведа Вселенной... Верите ли, иногда хочется взять в руки потяжелее раму и обрушить ее на бестолковую голову...
Борис Наумович. (Вдохновенно) Художники пишут глазами любви, и только глазам любви следует судить их...
Игрунов. Во-во! Экзистенция...
Борис Наумович. Со мной тоже такое бывало. Однажды я допрашивал одного злостного хулигана, который на пляже измывался над целой семьей...Избил отца семейства, его жену, когда та стала за него заступаться, ударил ногой в живот, а малолетнюю дочку, схватив за косы, уткнул лицом в песок и поволок к воде... Наглая рожа, смеется в глаза, дерзит, намекает на расплату, если я его засажу... Но когда этот подлец тронул мою национальность, тут я уже не стерпел и ка-а-а-ак вмажу... Было такое ощущение, будто я сделал самое благое в жизни дело. Конечно, после этого проводилось служебное расследование, я лишился одной звездочки и на три месяца был отстранен от следственной работы...
Игрунов. (Мечтательно) Зато какой получили кайф!
Борис Наумович. Да-аа, это был момент истины. Озарение! Такое состояние особенно важно для творческих личностей, происходит энергетическая перезарядка. Ух, сладостный миг!
Игрунов. За такие мгновения можно лечь на амбразуру...
К ним подходит Светлана.
Светлана. У Софьи Петровны, по-видимому, болевой шок, а мы не можем позвонить в неотложку... Хоть бы один мобильный телефон на всех...Эх, мужики, мужики грош вам цена...
Игрунов. Пошлите Людмилу к магазину, там есть телефоны-автоматы...
Светлана. Автоматы-то есть, да нет у нас телефонных карточек.
Борис Наумович. Но насколько мне известно, Софья Петровна пользуется обезболивающими наркотиками...
Светлана. Кончились... Эта дуреха ими ревность заглушала...
Игрунов. Прекрати злобствовать, тебе это не к лицу. Чтобы купить наркотики, нужны деньги...
Светлана. Если она окочурится, Василию Савельевичу не видать двухкомнатной квартиры, как своих ушей...
Игрунов. Ох, Светка, не верю, что такие бесстыдные слова ты говоришь...
Борис Наумович. Может, нам пойти туда, помочь ее переложить с коляски на матрас.
Светлана. Это уже сделал Василий Савельевич... Он от страха за ее драгоценное здоровье перенес ее один из коляски на тюфяк...Сам как тюфяк, нюни распустил.
Игрунов. Перестань, он ее жалеет, как малого ребенка. У них детей нет, а человек остается человеком, и не забывай о возрасте...Ты еще молода и, к сожалению, скользишь по жизни. У тебя лишь определенные мышцы в ходу, но отнюдь не душевные порывы.
Светлана. (Запальчиво) Вы со своими душевными порывами совсем завшивели и захирели. Превратились в нищих стариков, хотя никто из вас еще не вышел на пенсию.
Борис Наумович. (Озадаченно) Торнадо принимает угрожающие масштабы... Идемте, Роман Иванович, к страждущей, чтобы потом не было стыдно за бесчувственное отношение к чужому горю...
Художник и Рубин уходят в сторону палаток, Светлана садится в гамак, начинает петь какой-то старинный романс. Возможно, это песня на слова Лермонтова "Ночь светла..." Слышатся звуки подъехавшего автомобиля. Сзади, из сумерек, показывается мужской силуэт -- это Боголь.
Светлана. (Не оборачиваясь) Ну, как откачал свою незаменимую Софочку?
Боголь. Слава Богу, уснула. Спасибо Борису Наумовичу и Пикассо, они организовали "неотложку". Людмила сходила в дежурную аптеку и принесла ампулы "Анальгина"... Мир, Светик, не без добрых людей, и это я всю жизнь проповедовал в своих произведениях. Вот и в последнем романе "Прощальный взгляд"...
Светлана. Вы все очень большие теоретики, а собственную жизнь устроить не в состоянии. Из-за вашего растяпства страдают другие, вы как камни на шее тянете вниз, в пучину, где даже рыбе душно...Угости лучше сигаретой, а то комарье не дает покоя...
Боголь. (Бьет себя по карманам) Извини, кончились... Может, займемся чем-нибудь другим, пока здесь никого нет?
Светлана. Я не думаю, что в таких условиях может возникнуть здоровый секс. И вообще, я хочу от тебя взять тайм-аут. Мне надо осмыслить наши затянувшиеся отношения...
Боголь. И с кем ты будешь их осмысливать... то бишь интегрироваться -опять с Пупкинсом или с этим...ну, на букву Г...Гунаром, черт бы его побрал!?
Светлана. А это уже мое личное дело и застарелых женатиков оно не касается. Если вчера ты еще мог отделаться лодочками, то сегодня без машины ко мне лучше не приближайся... Хватит быть бессребреницей, процесс слишком затянулся...
Боголь. Я понимаю: ничто так женщину не тяготит, как преданность.
Светлана. Потому что влюбленный женатик представляет из себя жалкое зрелище.
Боголь. Ты лучше посмотри на небо, видишь, сколько там неземной красоты...Тебя не будет, меня не будет, твоего Пикассо не будет -- никого, ни одного живого существа на земле не будет, а небо по-прежнему будет излучать этот божественный свет. Вот и подумай, что значит наша жизнь по сравнению с этим, а? А ты ведешь речь о каких-то лодочках, машинах...
Светлана. Скажи еще, что в августе наступит конец света, о чем сейчас трещат все газеты. Скажи, а я в эту чушь поверю и тогда ты вообще будешь свободен от всех обязательств. Никому ничего не будешь должен. Мне скучно с тобой и я хочу остаться одна...Не сердись, твои разговоры о вечности наводят меня на очень грустные мысли...
Боголь. (Оживляясь и с деланным сочувствием) Например, на какие?
Светлана. Ты, действительно, слепой и не видишь, сколько лишних морщинок появилось на моем, некогда красивом и холеном лице...А что будет еще через пять или десять лет? Я буду Софьей номер два -- руинами, у которых, возможно, не будет даже такого смотрителя, как ты... Сколько тебе стукнет?
Боголь. Ну что ты пытаешь у слепого дорогу!? Ты же прекрасно знаешь -мне будет 55. Мужчина в расцвете лет, без излишеств, с интересной биографией, написавший два десятка книг, ни разу...подчеркиваю -- ни разу, не подхватывающий ни одной венерической бяки...
