На углу, у Патриарших... - Степанов Анатолий (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗

— Кстати, о Черныше, — Никольский протянул Белякову бумаги.

Подполковник внимательно прочитал заявление потерпевшего, небрежно перелистал рапорт Никольского и сказал потускневшим голосом:

— Ты с ума сошел, Сергей. Думаешь, я дам этому делу ход?

— Так положено, товарищ подполковник, — пожал плечами Никольский.

— Ох, какой же ты… неужели не понимаешь? Начальство будет судить о нас не по Разлуке, а по Чернышу, — Беляков подождал, пока новоиспеченный майор осознает его правоту, но не дождался и категорически заключил. — Я сам этим займусь. Понял?!

Сергей не ответил.

Беляков повернулся, собираясь уйти, но в дверях задержался и не отказал себе в удовольствии заметить:

— А не слабо тебя Разлука разукрасил. Совсем не слабо! Красавец.

Туча-тучей спустился подполковник в дежурную часть и остановился перед Чернышом, который по-прежнему томился в углу. Сержант встал.

— Брал, Черныш? — тихо спросил Беляков.

— Никак нет, товарищ подполковник! Оговор! — на голубом глазу соврал Черныш громовым голосом, вытаращившись при этом, как шибко исполнительный дурак-робот из фантастического фильма.

— Брал, сукин ты сын! — Беляков потряс бумагами, полученными от Никольского. — Видишь документы? Еще один твой проступок, и бумажки эти в ход пойдут. Заруби себе на носу! От парня этого, торговца, отстань, за семь верст объезжай. — Он задумался слегка и добавил. — Но в правовой защите не отказывай. Пошел вон!

Черныша как ветром сдуло.

Брезжило утро, когда Никольский начал собираться домой: убрал стаканы и кипятильник в стол, бумаги закрыл в сейфе, снял со стула пиджак. И в это время к нему в кабинет ворвались Лепилов и Котов.

— Я с Петровки сбежал, летел как угорелый, думал, что здесь уже стол накрыт!.. — вроде бы расстроенный говорил Котов.

— А в дежурке вас человек дожидается, — сообщил Лепилов. — Сказал, что друг.

— Алеша Тарасов, — догадался Никольский. — Так о чем речь? Пошли ко мне.

— Сядем — заведемся на весь день, — понял опасность такой перспективы Котов. — Давай где-нибудь накоротке вот эту штуку обмоем.

И достал из кармана майорскую звезду.

Дружной гурьбой направились они к выходу из кабинета и столкнулись в дверях с заплаканной женщиной.

— Сергей! — сказала женщина и разрыдалась.

— Идите, я скоро, — сказал Никольский. Веселья в нем как не бывало.

Лепилов и Котов вышли.

Женщина села за стол. Никольский налил ей воды.

— Что мне делать, Сережа? — спросила посетительница, всхлипывая. — Он же на твоих глазах вырос. Без отца. Мухи не обидит.

— Я тоже раньше так думал, Ольга Владимировна.

— Мальчик совсем. Восемнадцать лет! — Она всплеснула руками, пытаясь передать Никольскому всю глубину своего отчаяния.

— Да, мальчик… С гранатами, — невесело хмыкнул Сергей.

— Он эту гадость принес, чтобы рыбу глушить! — заверила Ольга Владимировна пылко и убежденно.

— Это он вам сказал? — В последний момент Никольский спохватился и успел сдержать насмешку в голосе. Фраза прозвучала деревянно.

— Ну, конечно! — Она приняла вопрос всерьез и ответила со всей убежденностью.

— А я считаю, на продажу! — сказал Никольский жестко. — Теперь подумайте, кто и для кого это покупает.

Ольга Владимировна на какое-то время замолчала, горестно покачивая головой. Лишь глаза ее говорили — говорили убедительнее и пронзительнее любых ораторов. Но Сергей не дрогнул. Сколько таких вот материнских глаз повидал он на своем веку — не счесть.

— Мне можно с ним встретиться? — попросила наконец женщина. — Я заставлю его сказать правду! — добавила она с угрюмой решимостью.

— Нет, нельзя, — покачал головой майор.

— Тогда передай сигареты и бутерброды, — Ольга Владимировна протянула Никольскому сверток.

— Передам, — кивнул Никольский.

— Помоги ему, Сергей! Очень тебя прошу! — Она не умоляла, не клянчила, — она взывала о справедливости.

— Постараюсь… — вздохнул Никольский.

Ольга Владимировна встала из-за стола и не прощаясь, не оглядываясь направилась к выходу тяжелой походкой. Она постарела за эти пять минут на много лет.

…Они славно устроились во дворе, посреди которого чахло зеленел так называемый садик. Лавочка, кусты, тишина… лепота!..

Лепилов достал из сумки четыре стакана, Тарасов открыл бутылку водки, Котов ловко порезал колбасу на бланке протокола. Никольский не принимал участия в этих приготовлениях — держался именинником.

Тарасов разлил водку, Котов бросил в стакан Никольского звезду, Лепилов провозгласил:

— За майора! До дна!

Они чокнулись, выпили, закусили.

— А теперь за дружбу, ребята, — сказал Тарасов, разлив по второй.

— Ничего мужик, — заметил Котов Никольскому. — Не пижон. Мне нравится.

— А я всем нравлюсь, — сообщил Тарасов. — Ну, чтобы черная кошка между нами не пробежала!

В это время из парадного вышла дворничиха Рая Шакурова с метлой. Не разглядев издалека, какие важные гости пожаловали в ее владения, она закричала:

— Алкашня проклятая! С утра зенки заливают! Милиции на вас нет!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

БРИЛЛИАНТОВАЯ ВДОВА.

Гостиная этой московской квартиры, по другим параметрам самой обычной, представляла собой настоящий музей. Стены ее были увешаны картинами, которые даже начинающий искусствовед определил бы как полотна огромной ценности. А в центре уникальной гостиной, сидя за уютным столом, две приятные женщины пили кофе.

Хозяйка дома — очень пожилая, очень ухоженная дама с голубыми волосами — рассказывала своей молодой гостье:

— Можете себе представить, Наташенька, это сокровище, — она указала взглядом на одну из картин, — муж приобрел еще до войны в провинциальной комиссионке. Поехал на встречу с читателями… Не помню, в Саратов, кажется. И там увидел — глазам не поверил.

— Действительно сокровище, — согласилась Наташа. — И вся коллекция — просто чудо! Но самое удивительное в другом, Людмила Ильинична.

— Интересно…

— Разные мастера, разные манеры, даже эпохи — и то разные, а собрание картин смотрится как единое целое. — Наташа не льстила: коллекция была на редкость хороша.

— Верно, — кивнула Людмила Ильинична. — Муж очень чувствовал живопись. Ах, Наташенька!.. Вообще не вероятного таланта был человек, что говорить! Сейчас перевелись такие писатели… И дом был шумный, открытый — вечно гости… Не то, что теперь. — Пожилая дама горько вздохнула. — Одинокая старуха в прекрасных стенах.

— Неправда! Вы не старуха! — горячо возразила Наташа.

— А кто же? — Хозяйка квартиры испытующе взглянула на собеседницу.

— Очаровательная женщина! — заявила Наташа с неподдельной искренностью.

— Ну, если не лукавить, я тоже так думаю, — сказала Людмила Ильинична. — По крайней мере, мне есть с кем себя сравнивать, — она кивнула на пышногрудых фламандских дев, смотревших с картины. — Я моложе их — лет на триста.

— Да, и стиль у вас гораздо элегантнее, — добавила Наташа.

Обе рассмеялись. Они нравились друг другу.

— А если бы вы увидели меня при полном параде!.. — старшая из дам многозначительно замолкла.

— Вы всегда при полном параде, Людмила Ильинична, — заверила ее Наташа.

— Нет. Погодите, я вам кое-что покажу… — Она поднялась из-за стола.

…Людмила Ильинична принесла шкатулку, открыла и высыпала на стол драгоценности. В солнечном свете они переливались желтыми, изумрудными и голубоватыми искрами.

— Господи, какая красота… — тихо произнесла Наташа после паузы, любуясь восхитительными украшениями и даже забыв на несколько мгновений об их баснословной стоимости.

— А большинство говорит: богатство, — усмехнулась Людмила Ильинична.

Наташа вдруг прислушалась, вскинула голову, с трудом оторвав взгляд от сверкающих сокровищ.

— По-моему, вошел кто-то, — сказала она, тревожно.

— Побойтесь Бога, Наташенька. Я после вашего прихода на все замки закрылась… Вот это ожерелье, — Людмила Ильинична взяла его в руки, — принадлежало матери моего мужа…