Город - Константинов Владимир (книги полностью бесплатно txt) 📗
Так о чем это мы говорили? Ах, да...
Снился, значит, премьеру сон, будто они с Настенькой, бл...ю этой, отдыхали на Черном море. И будто бы оба ещё молодые, сильные, красивые. Опять же погода и все такое. Хорошо! Катались на лодке. Он, значит, на веслах, а она на корме - такая симпампулька, - заглядение просто! И, вдруг, лодку стало раскачивать. Что за черт! На небе ни облачка, на море штиль, а её швыряет, как при девятибалльном шторме. Не иначе водяной какой колобродит. А потом так тряхонуло, что она бортом зачерпнула воду, а они с Настей оказались в воде.
Тут-то премьер и проснулся. И сразу почувствовал неладное. Город трясет так, что посуда в шкафу позванивает. Землетрясение? Какое ещё к шутам на болоте землетрясение. И тут Петр Антонович едва не закричал от страшной догадки. Понтоны, так-перетак! Кто-то добрался до понтонов и открыл люки. Не иначе опять "шпион" этот чертов! Затеяли комедию с парнем себе на беду. Все Пантокрин, сучара этот старый, жить спокойно не хочет, все катаклизмы ему подавай, не навоевался ещё пень трухлявый!
Грязнов-Водкин вскочил с постели, накинул халат и шасть к окну. А там все куда-то бегут, кричат, скарб свой на загривках тащат. Словом, конец света, - спасайся кто может! Оделся премьер по-быстрому, жен разбудил. Они, самки ненасытные, как всегда, с телохранителями его спали.
- Одевайтесь, так-перетак! Барахло собирайте. Готовьтесь к эвакуации.
- Ах, ах! В чем дело, Петр Антонович! - затрендели шалавы.
- Тонем, в бога, в душу, в мать! - заорал премьер-министр, а сам прямиком побежал к Пантокрину. Пусть связывается там с кем надо. Одна надежда на нечистую силу, только она сейчас может помочь.
Правителя он нашел беспробудно спящим на диване в своем кабинете. Все суперагентшу, стерву эту красивую, сторожит старый дуралей. Угораздило его так втюриться на старости лет. Тронул он его за плечо. Прокричал:
- Пантокрин, проснись. Беда!
Ноль внимания, фунт презрения. Спит так, что щеки его дряблые раздуваются. И такая злость зверинная на этого козла, виновного во всех злоключениях, в груди Грязнова-Водкина заклокотала, что потерял он к правителю последнее почтение, схватил за грудки, приподнял да так тряхнул, что сон с того, будто ветром сдуло. Открыл свои осоловелые зенки, лупит ими - ничего понять не может.
- А?!... Что?!... Ты почему это?! Почему позволяешь?! - наконец окончательно проснулся Пантокрин, впомнив, что он не просто, с кем можно вот так, а Наисветлейший.
- Да пошел ты! - премьер с сожалением отпустил правителя. - Тонем мы. Понял, старый дурак?!
- Как это?! - Маленькие черные глазки Пантокрина округлились от страха. - Ты чего этого?... Чего мелешь-то что попало?! Шутишь, что ли? спросил с надеждой.
- Какие могут быть шутки! - возмутился Грязнов-Водкин. - Выгляни в окно - убедишься.
В это время в кабинет ворвался отец Валаам в рассупониной рясе, волосы всклокочены, глаза щальные. Заорал своим мощным басом, да так, что от его мощи едва стекла на окнах не полопались:
- Спаси, Великий! Вся надежда на тебя. Гибнем! На корню гибнем! Свят! Свят! Свят! - Валаам принялся истово креститься.
И Пантокрин окончательно понял, что никто с ним шутить не собирается, но никак не мог взять в толк - что же случилось? Панический страх парализовал не только тело, но и разум.
- Как же это?!... Что же это?!... Почему?! - лепетал он помертвевшими губами. В сознании возникали картины одна страшнее другой. "Танечка!" вспомнил вдруг. Вскочил и меленькими шажками побежал к комнате отдыха. Открыл дверь, но кроме начальника охраны, дрыхнувшего в кресле, никого там не увидел.
"А где же девочка?! Куда ж это она?! Делась куда?!" - подумал правитель и едва не рассплакался от своей беспомощности что-либо исправить. И ему стало совершенно безразлично, что станет с ним, городом и всем прочем. Главное - его покинула Танечка. А без неё жизнь для Пантокрина потеряла всякий смысл. Он подскочил к генералу и так звезданул того кулаком в лоб, что тот вскочил и, ничего не соображая спросонок, дурнинушкой заревел:
- Стража! Ко мне! Наших бьют!
Но никто не откликнулся на его призыв. Стражники уже давно покинули резиденцию правителя.
- Ты почему орать, дурак?! Где девочка, дурак?! Ты почему спать, дурак?! Я тебя расстреляю, сукин сын! - затопал правитель ногами и, не сдержавшись, вновь наладил начальника охраны кулаком, теперь в живот. - Где Танечка, дурак?!
Генерал охнул, побелел лицом, понимая, что его карьере пришел конец, и, вытягиваясь во фрунт, растеряно проговорил:
- Так ушла.
- Куда ушла?! А ты для чего тут, дурак?! Почему позволил?!
- Так на танцы, Ваша Гениальность. Кот сказал, что вы разрешили.
- Какой кот сказал?! Ты чего мелешь, сукин сын?! Белены что ли объелся? - Правитель ударил начальника охраны коленом в пах.
Тот взвыл от боли, согнулся в три погибели, захныкал:
- Пошто деретесь, Наисветлейший! Я как на духу, чистую правду. Кот сказал, что вы девушку на танцы отпустили. А мне приказал спать.
- Какие ещё танцы среди ночи, дурак?!
- А я почем знаю. Так кот сказал.
И тут в вялом мозгу правителя возникла смутная, полустершаяся гипнозом картина - здоровущий сибирский котина, которого Березин принес Танечке, смотрит на него разбойничьми глазами и требует какие-то ключи. Ключи? Какие ещё ключи?! Бог ты мой! Он добровольно отдал этому мезавцу коту ключи от входа в понтоны. Березин, кот, Танечка. Это заговор! Заговор!! Его, Пантокрина, провели, как какого-нибудь мальчишку. Вот что эта самая треклятая любовь с людьми делает. Теперь все, все погибло!
Страх отнял у правителя последние силы, парализовал волю. Он ссутулился и старческой шаркающей походкой вернулся в кабинет, увидел там премьера и отца Валаама, вяло подумал:
"А эти зачем тут?... Ах, да. Они ж за помощью ко мне, дураки. Сами ничего, ни того... Сволочи."
Он доплелся до дивана, сел и заплакал. Сидел этакий жалкий, вконец изношенный старикашка и захлебывался собственными слезами и соплями. Грязнов-Водкин смотрел на правителя с нескрываемым презрением. Злорадно подумал:
"Отпрыгался, старый козел, в бога, в душу, в мать! Эка тебя, обмылок, скрутило! Поделом тебе. Поделом! Сколько же ты, паучина, кровушки людской выпил. А теперь, тьфу на тебя, слизняк, смотреть противно!"
