Век кино. Дом с дракончиком - Булгакова Инна (читать книги онлайн без .txt) 📗

— Нет, я не… но вот голос, он сводил меня с ума. Когда у папы началась агония, этот голос позвал из кухонного окна, искаженный от волнения, «подземный». И тогда в метель — помните метель? — я его узнала.

— Как же ты могла промолчать?!

— Нет, не Алешу узнала — ведь мертвые не возвращаются — старика с кладбища, под звуки Альбинони в чужой толпе.

— Но все равно — промолчать в такой момент, в такой… — Валентин не находил слов.

— В какой?

— Когда я жизнь готов был за тебя отдать.

— Ты мне ее отдал — мою жизнь, там, в погребе. И если желаешь — возьми.

Странная фраза, удивительная, он ощутил в ней глубочайший смысл, вдруг встрепенувшись, загоревшись… И все-таки уточнил недоверчиво:

— Ты снисходишь ко мне из благодарности?

— Когда ты поцеловал меня в губы, я ожила.

— Да ну, ты была без сознания!

— Мне лучше знать! Я ожила и тебя полюбила.

Больше они об этом не говорили, он ходил взад-вперед по комнате в нервном возбуждении. Новая жизнь, все новое, все! Прежде всего освободиться от прекрасного, но трагического рождественского дерева.

— Вы ведь елку после старого Нового года выбрасываете?

— Обычно да.

— Жаль только разноцветных огоньков и пещерки, они теперь навсегда связаны для меня… — Он не договорил, она уточнила:

— С убийством?

— Нет, с тобой.

Валентин подошел к елочке, дотронулся до ветвей, погладил — и она вдруг осыпалась вся разом. Они смотрели на древесный скелет с каким-то таинственным сожалением.

— Алеша говорил, — внезапно вспомнилось, — он спрятался в эркере, вошла его Манон Леско, не раздевшись, прошла к деревцу и встала на колени.

— Она заметила мужа, да?

— Он так понял и сказал (тем самым, наверное, «подземным» голосом): «Буратино, где ты прячешь свои денежки?»

— Он давно с ума сошел, еще с набережной.

— Ну, в своем роде… Однако очень трезвое замечание я от него услышал: Марина спрятала бы свою добычу в «заветное местечко», куда сестра не залезет.

— В своей комнате?

— Помнишь, Пчелка…

— Как?

Валентин засмеялся.

— Нечаянно вырвалось. Тебя ведь наверняка в школе Пчелкой звали?

— Ага.

— Помнишь сороковины Алеши?

— Это мы Марка поминали.

— Да. Меня поразила вифлеемская пещерка. «Откуда у вас такая дорогая игрушка?» Марина усмехнулась (помню усмешечку — торжествующую и горькую одновременно) и сказала многозначительно: «Вы не представляете, какая дорогая!»

— Ну и что?

— А ты пояснила: «Мы ее так храним! В специальном сундучке у Марины под кроватью, она даже мне не разрешает касаться». И очень не хотела, чтоб я ночевал в гостиной, все предлагала свою комнату.

— Как же можно спрятать массу долларов…

— А мы сейчас поглядим.

Валентин встал на колени у крестовины (как Марина в предсмертную минуту), осторожно взял в руки евангельский вертеп: звезда, пастухи, маги, ясли и под восковым тельцем младенца, с надеждой протягивающего крошечные руки в мир, под алым покрывальцем прощупалось нечто… еще более крошечная бумажка, которую он и извлек на свет Божий.

Алая чаша с изумрудным вином.

— Чаша святого Грааля! — воскликнул Валентин в загадочном каком-то волнении. — Смотри! — Поднес марку к ярко-синим глазам. — Но должно быть наоборот: красное ритуальное вино (символ священной жизни) в изумрудной чаше. — Задумался на мгновение. — Уточним у бывшего владельца.

— У кого? — удивилась Даша.

— Почему вдруг Боря говорил с ним о марках?

— Да с кем?

— Двадцать восьмого ноября вечером он привез Дмитрию Петровичу машину, и, по его словам, они говорили о Южной Америке, о марках, о «мерседесе»… Марк, марка, Марочка.

Серж, сдержав обещание, беспрекословно выдал «купеческие координаты»; «сыщик» связался с Ригой, «уточнил», посулив на прощание: «За утайку сведений и лжесвидетельство ответите перед законом». — «Какие у нас теперь законы! Разве что на том свете…»

Даша встретила его нетерпеливым взглядом.

— У Марка действительно земля горела под ногами, две группировки охотились. Он был вынужден уезжать срочно и не мог использовать старые связи. Тогда филателист предложил своему старому приятелю уже испытанный способ перевозки валюты за рубеж: доллары вкладываются в ценную марку, которая там продается. Страдая подагрой, он ждал Казанского, но тот не приехал. Приехал охранник, сообщил: «Мы с боссом расстались в Шереметьево». Стало быть, приятель нашел более приемлемый вариант, решил купец и успокоился. Ненадолго. Потрясенный погребением «Алеши», он испытал еще большее, когда вдова на поминках потребовала продать ей раритет из коллекции (он не догадывался об их связи): «Деньги в сундучке под моей кроватью. Марку привезете мне в больницу — настоящую, полноценную. Не вздумайте хитрить, Марк в курсе».

— Марк в курсе! — Даша рассмеялась нервно. — В маминой могиле!

— Дашуня, милая моя…

— Ладно. И из-за этого клочка…

— Шотландская марка, довольно редкая, так как имеет оригинальный дефект (что так ценится коллекционерами) при штамповке цвета перепутаны. Изумрудный и красный — кровавая, так сказать, чаша с зеленым зельем. Неожиданная интерпретация средневековой легенды о короне Люцифера.

— Да что ж он про это-то скрывал!

— Дмитрий Петрович, крайне осторожный и завороженный угрозой «Марк в курсе», раскололся только после моего сообщения: «дракончик» на кладбище. В отличие от нынешних судебных, там, в подполье, законы жестокие. Словом, купец готов выложить за марку искомую сумму.

— Какую?

— Сто тысяч долларов. Даша, тебе решать, ты наследница.

— Это жуткие деньги, отдадим следователю.

— Чтоб они бесследно сгинули в недрах правосудия?

— А что сказала Борина бабушка?

— Она все отдает в свой храм.

— А мы в свою богадельню, а? Может быть тайный вклад?

— Наверное. Вообще, ты угадала мою мысль.

— Я всегда буду угадывать, как ты думаешь?

— Идеал недостижимый, но так хотелось бы надеяться.

— У меня никого нет, кроме тебя, я совсем одна, — выговорила она и заплакала.

Он осторожно сел на краешек дивана, поцеловал тонкую горячую руку, коснулся огненных волос с нежной жалостью и беспощадным желанием. «У нее жар, у меня тоже…»

— Умирая, твоя сестра пыталась предупредить о тайне святого Грааля.

— Я ее любила и люблю, пусть никто не наговаривает! И все же как она могла… в рождественскую пещерку, в самую любимую нашу игрушку…

— Знаешь, про них про всех… про нас про всех уже сказано две тыщи лет назад: «Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».