Последний тамплиер - Хаури Реймонд (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Ей хотелось поговорить об этом с кем-нибудь.
Ей просто необходимо поговорить об этом с Рейли.
Тесс помрачнела, поняв, что сделать это придется, и очень скоро. Вместо того чтобы лечь в постель, она вернулась в комнату и свернулась клубочком рядом с Рейли. Закрыла глаза и очень скоро уснула.
ГЛАВА 84
Следующие несколько дней прошли как в тумане.
Утро Тесс проводила с Рейли, потом отправлялась на долгую прогулку и возвращалась к обеду. Вечером снова уходила из дома и поднималась к руинам замка, чтобы оттуда наблюдать, как солнце медленно плавится в сверкающих водах Эгейского моря. Она больше всего любила это время дня. Сидеть, задумавшись, вдыхая наплывающие по склону запахи ромашки и шалфея, отдыхая душой среди идиллических развалин… Здесь она почти забывала об оставшемся в комнате свертке, мысль о котором ни на минуту не оставляла ее в другие часы.
На прогулках она встречалась с местными жителями. Те не скупились на улыбки и всегда находили время поболтать. За три дня она выучила наизусть каждую улочку городка и, осмелев, стала заходить дальше. Под пасторальную музыку ослиных криков и козьих бубенчиков она исследовала все уголки острова. Она доходила до крошечной обители Сан-Эмилиано и блуждала среди икон на белоснежных стенах или рассеянно брела по галечному пляжу, разглядывая морских ежей, облепивших камни под водой. Она посетила новый монастырь в Панормитисе и удивилась, повстречав там трех молодых афинских бизнесменов, живших в строгих гостевых кельях. Они объяснили, что приезжают сюда на несколько дней для отдыха, размышлений и, как они выразились, «обновления». В сущности, на острове Церковь напоминала о себе повсюду. Каждая деревушка строилась вокруг храма, к тому же на Сими, как и на всех греческих островах, чуть ли не каждую вершину холма украшали крошечные часовенки. Куда бы ни пошла Тесс, она встречала свидетельства влияния Церкви, но, как ни странно, они ничуть не подавляли ее. Нисколько. Церковь была органической, нераздельной частью жизни островитян, магнитом, притягивавшим к себе жителей и дарившим каждому силы и утешение.
Рейли становилось лучше с каждым днем. Он дышал уже не так натужно, отеки на губах и вокруг глаз спали, а со щек ушла восковая бледность. Он уже ходил по дому, а этим утром заявил, что не может больше прятаться от света. Пора было думать о возвращении. Тесс казалось, что на плечи ей легла тяжесть всего мира. Пришло время показать Рейли свою находку и обсудить, что с ней делать.
Она провела все утро в Маратонде: забрала из-под камня сундучок и уже подходила к дому доктора, когда чуть не столкнулась с женщинами, приносившими ей еду и одежду. Они только что вышли из церкви и искренне обрадовались встрече. Обе уже знали, что Рейли выздоравливает, и горячо обнимали ее, кивали и восклицали, радуясь за гостей. Тут же подошли их мужья. Мужчины жали ей руку, их лица лучились сочувствием и радостью. Наконец они распрощались, но еще долго оглядывались, посылая улыбки и махая руками застывшей в задумчивости Тесс.
Теперь она знала ответ. Ответ, который прорастал из глубины души все эти дни; смутное чувство, пробившееся сквозь инстинкт неверия, ответ, которого она не желала принимать.
До сих пор.
«Я не могу с ними так поступить».
С ними и с миллионами таких, как они. Эта мысль вызревала в ней днями и ночами, с той минуты, как она нашла кодекс. Все, кого она узнала за последние дни, все те, кто был незаслуженно добр и великодушен с ней. Речь шла о них. О них и о бесчисленном множестве других по всему свету.
«Это может разбить им жизнь».
От этой мысли ей стало тошно. Если Церковь способна научить людей так жить, так поступать, особенно в наши дни, в наш век — значит, в ней есть что-то настоящее. Что-то, заслуживающее сохранения. Какая разница, из чего выросла история, несущая в себе истину? Да и возможно ли, усомнилась она, создать нечто столь вдохновенное и вдохновляющее, не выходя за жесткие рамки реального мира?
Глядя вслед людям, уходящим от нее, чтобы раствориться в своей жизни, она удивилась, что когда-то могла думать иначе.
Она знала, что этого делать нельзя.
И знала, что больше нельзя откладывать разговор с Рейли.
В тот же вечер — весь день уклоняясь от встречи — она увела его в развалины замка. Потной ладонью она сжимала его руку, а локтем другой руки крепко прижимала к себе маленький сверток, закутанный в кофту. Солнце почти скрылось, и небо покрылось нежной розоватой краской гаснущего дня.
Тесс положила свой узелок на гребень полуобрушившейся стены и повернулась к Рейли. Ей трудно было смотреть ему в глаза, а во рту снова пересохло.
— Я…
Уверенность опять покинула ее. Не лучше ли просто спрятать, забыть и никогда ему не рассказывать? Не лучше ли ему ничего не знать, тем более если вспомнить, что случилось с его отцом? Не окажет ли она ему услугу, если не станет признаваться, какую находку держала в руках?
Нет. Как бы ей этого ни хотелось, это будет ошибкой. Она ничего больше не хотела скрывать от него. Лжи уже и так хватит на всю жизнь. В глубине души она, несмотря ни на что, надеялась на будущее и знала, что огромная невысказанная ложь встала бы между ними.
Тесс вдруг остро ощутила тишину. Даже воробьи примолкли, словно почувствовав настроение минуты. Собравшись с духом, Тесс продолжила:
— Я уже несколько дней собиралась тебе кое-что сказать. Правда, я собиралась, но надо было подождать, пока ты окрепнешь.
Все ее колебания были написаны у нее на лице, и Рейли с сомнением посмотрел на нее.
— О чем?
Чувствуя, как все внутри стягивается в тугой узел, она просто сказала:
— Мне нужно что-то тебе показать.
Она развернула кофту и кожаную обертку, открыв рукопись.
Мгновенное удивление во взгляде Рейли сменилось задумчивостью. Он, казалось, целую вечность пристально изучал Тесс, прежде чем спросить:
— Где ты его нашла?
Она заговорила, глотая слова, торопясь выложить все, что скопилось в груди.
— Сокола выбросило на берег за пару мысов от бухты, где нас нашли. Понтоны его удержали.
Рейли потрогал кожаную обертку, потом осторожно взял в руки рукопись, открыл наугад.
— Поразительно. Она выглядит так… основательно. — Рейли обернулся к Тесс. — А язык? Ты смогла прочитать?
— Нет. Но я знаю, это арамейский.
— То есть, насколько я понимаю, тот самый, который и должен быть.
Она неуверенно кивнула:
— Да.
Он рассеянно разглядывал старинный переплет, замкнувшись в своих мыслях и медленно поворачивая перед собой книгу.
— И что ты думаешь? Она настоящая?
— Не знаю. Похоже, но без лабораторного анализа точно определить нельзя. Нужно сделать углеродный анализ для датировки, определить состав чернил и листов, потом почерковедческий анализ… — Она замолчала и нервно перевела дыхание. — Только вот в чем дело, Шон. По-моему, мы не должны посылать ее в лабораторию. Мне кажется, никто не должен ее исследовать.
Он удивленно склонил голову набок:
— Что ты хочешь сказать?
— Что нам лучше забыть, что мы ее нашли, — выпалила Тесс. — Надо просто сжечь эту проклятую книгу и…
— И что? — перебил он. — Жить, притворяясь, будто ничего и не было? Так нельзя. Если дневник не подлинный, если это фальшивка, изготовленная тамплиерами или кем-то еще, то и беспокоиться не о чем. А если он настоящий… — Он нахмурился и не договорил.
— Тогда о нем никто не должен узнать, — настаивала Тесс. — Господи, лучше бы я и тебе не говорила!
Рейли недоуменно уставился на нее.
— Может, я чего-то не понимаю? Куда девалось твое «Люди вправе знать»?
— Я ошибалась. Теперь я не думаю, что это главное, — Тесс тяжело вздохнула. — Понимаешь, сколько себя помню, я видела в Церкви только дурное. Кровавая история, алчность, устаревшие догмы, нетерпимость, разврат… столько всего, что оставалось только смеяться. Я и теперь считаю, что многое в ней стоило бы послать к черту. Но с другой стороны, ничто не совершенно, так? А если посмотреть, что получается, когда вся эта машина работает, если вспомнить, сколько милосердия и великодушия она внушает людям… Вот в чем настоящее чудо.
