Ночной мотоциклист - Смирнов Виктор Васильевич (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
11
Облачный день стремительно несется над Колодином. Он выплывает из-за Мольки белыми, светящимися на солнце клочками пара и уходит в тайгу, словно падает где-то там, за лесным морем, в хранилище времени. Скоро сумерки. Мне хочется, чтобы облака неслись помедленнее и не так спешили стрелки часов... Так мало сделано! Просмотренные мною дела об украденных мотоциклах ничего не дали. В конце июля с окраины Колодина исчез БМВ. Спустя два дня БМВ нашли близ тропы, ведущей к Черемшанке. По этой тропе мы с Ленкой возвращались из Лихого. Места там глухие, можно надежно припрятать мотоцикл. Однако поломка машины помешала вору, и он просто бросил ее. Второго августа точно так же неизвестным лицом был уведен ИЖ. На этот раз мотоцикл найти не удалось. Возможно, между кражей машин и убийством Осеева есть связь, но приходится заняться главным вопросом - откуда мог взяться таинственный ночной мотоциклист, кто он? Стандартный перечень вопросов... Как он выглядел? Неизвестно. Как был одет? Кепка, серый плащ... Вся мужская половина Колодина носит кепки (дань моде) и плащи благородного мышиного цвета (постарались снабженцы). Откуда он держал путь? Неизвестно. Хорошо ли ездил на мотоцикле? Неизвестно. Стоп. Это можно определить. Дом сорок шесть на Ямщицкой, где дворник в половине первого заметил мотоциклиста, стоит на окраине. Отсюда до Выселок, места встречи "гонщика" с Сащенко, девять километров. Сверенные с нашими часы Сащенко показывали сорок две минуты первого. Итак, "гонщик" мчался со средней скоростью около пятидесяти километров в час. Ночью, по плохой дороге! Наверняка такой стремительный бросок под силу только опытному мотоциклисту, асу. Это предположение надо проверить. Следственный эксперимент - вот как будет называться мой следующий шаг... Маленькая милицейская комнатушка с грубыми деревянными столами и стульями уже в полумраке. - Лена, мне опять понадобится твоя "Ява". - Бедная милиция, безлошадные! - У нас тяжелые мотоциклы. А мне нужны "средние кубики". - Ну что же, я начинаю привыкать к твоим звонкам, - отвечает Ленка. На Ямщицкой, у дома 46, я останавливаюсь, чтобы засечь время. Еще горит вечерняя заря, ставни не закрыты. Восходит луна, огромная, алая и такая близкая, что рукой можно достать... Резко поворачиваю рукоятку газа и едва не вылетаю из седла. Рывок. Шестнадцать лошадиных сил ревут в цилиндрах. Держитесь, амортизаторы! Колеса упруго прыгают через выбоины. Я едва успеваю вертеть рулем, выбирая безопасный путь. Луч света мечется, свистит ветер, тело коченеет от ночной, летящей в меня сырости. Мотоцикл, подпрыгнув, повисает на миг в воздухе, и мне кажется, что я лечу над дорогой, словно ведьма на шабаш. Врываюсь в лес, рассеченный трактом. Шумно. Бегает эхо. Корни деревьев бьют в шины. Сосновые стволы раскалены закатом. Близость их обжигает лицо. Раз! Проскакиваю между двумя сосенками. Чувствую, как заднее колесо вертится, не находя опоры. Доля секунды - и оно рвануло дорогу, метнуло ее за спину. Лужи бросаются под мотоцикл - склизкие, округлые, как черные медузы. Грязь брызжет в лицо. Вот уже светятся Выселки. Фонарь у автобусной остановки - как вторая луна. У столба с фонарем я торможу. Сразу на оба тормоза. "Ява" приседает, словно готовясь поползти по земле. Восемнадцать минут. А мне казалось, что я мчался как рекордсмен. Я проигрываю "ему" по меньшей мере минут пять.
Попробуем еще раз. До Колодина доезжаю за шестнадцать минут. Прогресс. И еще раз в сторону Выселок. Удается побить собственное достижение, но у самых Выселок, на взгорке, меня подстерегает беда. Вылетев на вершину крутого холмика, "Ява" угрожающе задирает переднее колесо, стартуя в небо. Сбрасываю газ, но уже поздно. Описывая дугу, лечу в кювет. К счастью, склон крут. Скольжу по наклонной, прямо к темной воде. Сверху, продолжая светить фарой, сползает по грязи "Ява". Я хватаю мотоцикл, чтобы остановить его угрожающее движение. Резкая боль обжигает руку, и машина наваливается на меня. Я не сразу освобождаюсь от тяжести. Наконец поднимаюсь на ноги. Кости целы, мотоцикл невредим. Левую руку жжет нестерпимо. Так и есть: приложился к раскаленному глушителю. Кожа уже вздувается волдырем. Говорят, при ожогах помогает сода. Знать бы да прихватить! А все-таки можно считать, что я выиграл в последний раз по крайней мере еще минуту. Так что не горюй, лейтенант. Свою задачу ты выполнил: от Колодина до Выселок можно проехать за двенадцать минут. Только для этого необходимо быть гонщиком высокого класса. Нет, так просто чемпион по мотокроссу от меня не уйдет!
12
Помилуйко развивает бурную деятельность. Его хватка, начальственный тембр голоса и безапелляционность позволяют в первый же день сотворить чудо: райисполком выдает в распоряжение майора единственную в городе "Волгу". На этой "Волге" я мотаюсь по Колодину, привожу и отвожу людей: сначала Жаркова, потом белокурую девицу, которую я видел с чемпионом в ресторане, потом Сащенко, еще какую-то бородатую личность... Так я превращаюсь в "рыбку .на посылках". Но иного и не следовало ожидать. Помилуйко любит работать в одиночку. После обеда майор вызывает меня и Комаровского, чтобы ознакомить с результатами расследования, которое он так прочно и без колебаний взял в свои руки. У него вид человека, уверенного в том, что он всегда и при любых обстоятельствах делает правое дело. Наверно, рядом с ним я кажусь вислоухим щенком. - Садись, Чернов. Как рука? Все на перевязи? Помилуйко торжественно перебирает бумаги. Он доволен сегодняшней работой. Низенький, коренастый, энергичный, он любит говорить: "Я человек действия". Это так. Он умеет быть бесстрашным и решительным, когда нужно. Я видел, как Помилуйко один, отстранив помощников, взял пьяного бандита, вооруженного пистолетом. Но в таком деле... - Мне пришлось кое-что привести к общему знаменателю. Почитай-ка, Чернов. Это протокол допроса Жаркова. "В ночь с 8 на 9 августа я находился у гражданки Любезновой М. Н.". Так вот зачем я ездил за этой белокурой гражданкой! "Однако в беседе с оперуполномоченным Черновым вынужден был скрыть этот факт, так как Чернов находится в дружеских отношениях с моей невестой Самариной Е. Д. и мое признание, как я считал, могло стать известным ей". Хорош гусь этот Жарков! - И вот это почитай. Протокол допроса гр. Любезновой. "Жарков находился у меня с 23 часов 8 августа до четырех утра 9 августа, что может засвидетельствовать Д. И. Русых, присутствовавший на вечеринке..." Русых - та самая бородатая личность, которую я возил на "Волге". Я перевожу взгляд на Комаровского. Долговязый капитан сочувственно и виновато улыбается. - Да, показания безупречны. Алиби... - Он как на духу все выложил мне, - гремит Помилуйко. - Тики-так. Вот, Чернов, Жизнь посложнее наших схем. Он подмигивает и шутливо грозит коротким пальцем. - Ох, Чернов, молодец! Не успел приехать, невесту чуть не отбил. Напугал мотоциклиста! Молодежь. За ней глаз да глаз нужен. А, Комаровский? Начальник колодинской милиции улыбается в ответ. Это характерная улыбка капитана, который откликается на шутку майора. Субординационная улыбочка. А мне невесело. Дал я маху с этим Жарковым. Что ж, остается лишь признаться майору, что расследование заходит в тупик? - Видимо, вы тут усложняете, - говорит майор сочувственно. "Комоловщиной" занимаетесь, интеллигентскими штучками. Надо нам вернуться к этому Шабашникову. Но ты не огорчайся, Чернов. Не твоя вина. Он предоставляет мне возможность принять сторону сильного. В данной ситуации сильная сторона - майор Помилуйко. - Я продолжаю сомневаться в причастности Шабашникова к преступлению. Две сердитые морщинки появляются на лице майора. - А твои ли это сомнения? Ты еще молод, легко поддаешься влиянию. Посуди сам: ты логично замечаешь, что сапоги и нож могли быть похищены только одним из тех, кто посетил Шабашникова вечером восьмого августа. Так? Ни Лях, ни Малевич, ни Анданов, ни Сащенко, судя по твоим же правильным заключениям, не могут быть замешаны в преступлении. Отпадает и последний, Жарков. Ну? Я молчу. Все ясно. Дело, за которое взялся Помилуйко, должно быть раскрыто в короткий срок. И баста! Эх, если бы не болезнь моего "либерала"-шефа... - А ведь улик, свидетельствующих против Шабашникова, достаточно. Надо только доработать кое-что. Тики-так! Он практик, Помилуйко, он умеет "глядеть в корень". Шабашников - это синица в руки, тогда как я со своими сомнениями предлагаю ловить журавля в небе... А что, если этот журавль окажется "глухарем", безрезультатно закончившимся делом? Я смотрю на Комаровского. Он молчит. - Я остаюсь при своем мнении, - говорю я. - Исчезновение дневника, следы горючего на бумагах - не вижу ответа на эти вопросы. Прошу дать мне возможность доработать версию согласно плану, намеченному Комоловым. Вы ничем не рискуете. Майор не любит возражений, но, очевидно, мне удалось преодолеть робость и произнести свою "речь" с достаточной убежденностью. - Ну, хорошо, - поморщившись, соглашается Помилуйко. - Попробуй. Только не напортачь. А я займусь Шабашниковым. Тики-так!
