Прокурор - Безуглов Анатолий Алексеевич (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
- Это не жена Глеба Артемьевича, директора машиностроительного завода?
- Да, она. Вера Георгиевна сейчас работает старшим инспектором гороно... Послушала наш разговор и, представь себе, поддержала меня... Доброва смягчилась, говорит: ладно, разберемся.
- И вы до сих пор сражались с Добровой? - посмотрел на часы Захар Петрович.
- Сражение давно закончилось... Потом мы с Верой Георгиевной разговорились. Ты знаешь, в ней что-то есть...
- Вот не подумал бы, - удивился Захар Петрович. - Видел ее раза два. Странное впечатление. Какая-то вялая, бесцветная...
- Я тоже считала ее сухарем. Придет на урок, посидит молча, вопроса не задаст и уйдет, слова не скажет.
- Полная противоположность мужу. Глеб Артемьевич - человек общительный, вокруг него все бурлит и клокочет. Остроумный и веселый...
Их беседу прервал Володя:
- Мама, там пацаны журавля принесли, - заглянул в комнату сын.
Галина Еремеевна поспешила в коридор. Вышел и Захар Петрович.
Трое мальчишек лет восьми - десяти стояли, переминаясь с ноги на ногу, а на полу, печально распластав крылья, лежала большая серо-пепельная птица.
- Боже мой! - воскликнула Галина Еремеевна, наклоняясь над ней и осторожно беря в руки поникшего журавля. - Где вы его взяли? Что с ним?
Мальчик постарше взволнованно стал объяснять:
- Мы купались на Голубом озере, вдруг девчонка подбегает. Мальчики, говорит, там птица лежит. Мы побежали. Смотрим, в кустах журавль. И так смотрит, ну, вот-вот помрет. Жалко ведь. Вот мы и взяли его... Вы его вылечите? - с надеждой посмотрел он на Галину Еремеевну.
- Конечно, вылечим! - заверила она, поглаживая птицу.
- У него лапа больная, - сказал другой мальчик.
- Володя, помоги, - попросила Галина Еремеевна сына.
Вместе они осторожно перевернули журавля. Одна нога у него была неестественно подвернута.
- Да, дело серьезное, - констатировала Измайлова.
Вскоре мальчишки, попросив разрешения зайти завтра проведать птицу, ушли.
В том, что незнакомые дети принесли Измайловым больную птицу, не было ничего удивительного.
После того как Галина Еремеевна организовала кружок "Белый Бим", детвора со всего города обращалась к ней за помощью. Сколько несчастных зверушек и птиц, больных и раненых, осталось в живых благодаря стараниям Измайловой и кружковцев. Иногда приносили животных к ней и на дом. В иных случаях приходилось звать ветеринара, но чаще Галина Еремеевна справлялась сама (она имела для этого аптечку и набор нужных инструментов), и тогда в доме поселялся на какое-то время очередной беспокойный жилец...
Прошлую зиму у них прожил еж. Его принесли, когда землю уже прихватили первые заморозки. Бедняга не успел нагулять жиру для зимней спячки и был обречен, не попади к Измайловым. И все из-за того, что это смешное создание с длинным носом болело какой-то странной болезнью выпадали иглы. Галина Еремеевна испробовала разные мази, лекарства, отвары из растений и трав, пока не напала на нужное средство. Лесной житель выздоровел и все чаще и чаще подавал о себе знать. Когда ночью все спали, в квартире раздавалось то чавканье, то похрюкивание, то едва слышный топот. Особенно любил ежик шуршать бумагами, которые усердно складывал под тахтой.
В начале лета его выпустили. И в квартире по ночам воцарилась тишина. Но всем стало чего-то не хватать. Захар Петрович частенько засиживался за полночь, готовясь к очередному процессу или же занимаясь изготовлением лесных скульптур - занятие, которое по-настоящему давало отдых и полное отключение от дел и забот. За зиму он привык, что вместе с ним бодрствует еще одно живое существо. Ежик мог объявиться в комнате, где он сидел, или же на кухне и, обследовав все углы, принимался чесать задней лапкой за ухом, точь-в-точь как собачонка. Это было до того уморительно, что Захар Петрович каждый раз не мог удержаться от смеха.
К слову - об этих лесных скульптурах. Постепенно ими была заставлена почти вся квартира. Каждый раз, когда Захар Петрович попадал в лес, он приносил оттуда какой-нибудь сучок, или корневище, или просто нарост на дереве... Возьмет это с собой, а дома что-то срежет, где-то подпилит, подклеит, и получится изящная балерина, смешной леший, медвежья морда или грациозный олень.
Но лучше всего, по мнению Захара Петровича, ему удались ежи, которых он творил по образу своего ночного "приятеля".
А как-то жила у них ворона. По кличке Калиостро. Назвали ее так за изящное оперение. Как одежда таинственного мага. После выздоровления она еще долго не хотела улетать, хотя ей была предоставлена полная свобода.
Однажды, когда Галина Еремеевна и Захар Петрович сидели на кухне, Володя торжественно вошел с Калиостро на плече. И птица, раскрыв свой крепкий клюв, вдруг раскатисто произнесла: "Захар-р-р... Захар-р".
Научить ворону произносить отчество отца Володя не успел. Калиостро, которого, видимо, сманили сородичи, исчез.
Потом ученики Галины Еремеевны уверяли, что видели как-то в осеннем городском парке стаю ворон, одна из которых кричала: "Захар-р-р".
Зверушек и птиц, выздоровевших полностью, выпускали на волю: Галина Еремеевна считала, что держать в неволе животных не следует. А если бывшие их пациенты оставались калеками и не могли самостоятельно жить на свободе, их оставляли в клетках, которые сооружали члены кружка "Белый Бим".
И вот теперь принесли журавля...
- Нужна срочная операция, - сказала Галина Еремеевна после тщательного осмотра птицы.
Она позвонила ветеринару, который всегда выручал в подобных случаях. Но его не оказалось в городе.
- Ну что ж, придется самим, - решила Измайлова. - Володя, сбегай к Межерицким. Если Борис Матвеевич дома, попроси зайти.
Когда пришел Межерицкий, был устроен "консилиум".
- Открытый перелом. Гангрена, - сказала Галина Еремеевна.
- Похоже на то, - согласился Борис Матвеевич. - Уж не хочешь ли ты... - начал было он.
- Хочу, - решительно перебила его Измайлова. - Если мы сейчас же не ампутируем ногу, птица умрет.
- Но ведь я не хирург, а психиатр, - взмолился Межерицкий. - И не птичий, а человечий...
- Все равно не отвертишься, - усмехнулся Захар Петрович. Соглашайся... А я буду ассистировать.
- Ну и ну, - покачал головой сосед. - Расскажу в больнице - засмеют. Главный врач психоневрологического диспансера оперировал цаплю...
- Журавля, - поправил Володя. - Дядя Боря, если что нужно принести от вас, я сбегаю, - предложил он.
- Да, с вашей семейкой не сладишь, - со вздохом произнес Межерицкий. - Один - за всех, и все - за одного... Ладно, будем резать. Стерилизатор есть? - спросил он у Измайловой.
- Есть, конечно. И скальпель.
- Хорошо. А какую анестезию?
Галина Еремеевна развела руками.
- У меня дома только новокаин, - серьезно сказал Межерицкий. - Что ж, обойдемся им. И бог, как говорится, в помощь...
"Операционную" устроили на кухне. В спасении птицы приняли участие все. Межерицкий оперировал, Галина Еремеевна подавала инструмент и салфетки, сделанные из бинта. Володя и Захар Петрович держали журавля.
Когда на месте лапы у птицы осталась культя, тщательно обработанная и забинтованная, Борис Матвеевич вытер вспотевший лоб.
- Как же он, сердечный, будет теперь ходить, стоять? - спросил он.
- Что-нибудь придумаем, - откликнулся Володя. - Сделаем протез, верно, папа?
- Сначала пусть заживет, - сказала Галина Еремеевна. - А насчет протеза - идея.
Володя устроил в своей комнате из старой одежды удобное гнездо, где птица тут же и уснула.
* * *
В среду, промучившись весь день, следователь Глаголев все-таки решился зайти к Измайлову, чтобы поговорить о деле с этим злополучным чемоданом. Повод был. Евгений Родионович закончил производством одно дело - о хищении в гастрономе. Надо было утвердить обвинительное заключение.
С этого дела Глаголев и начал.
Измайлов углубился в чтение обвинительного заключения. И, по мере того как знакомился, все больше хмурился.
