Ритуальные услуги - Казаринов Василий Викторович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Какое сегодня число? — спросил я.
— Тринадцатое. Говорят, несчастливый день. Хорошо еще, что не понедельник.
— Несчастливый? — Я прикинул в уме свой похоронный стаж. — Шампанское у вас есть?
— Конечно, — надула губки девочка, обидевшись. — У нас все есть. Вон там, в левом углу, белый шкаф с охлажденными напитками, видите?
Я взял бутылку, пересчитал остатки денег — хватало в обрез — и вернулся к кассе.
— Праздник? — спросила девочка, пробивая чек.
— Да. День рождения.
Действительно, выходит, полных девять месяцев прошло с того дня, как ты приступил к обязанностями водителя катафального «кадиллака» — сегодня Харон, можно сказать, появился на свет.
— Заходите, — предложила девочка, широким жестом руки указывая в глубины торгового зала. — У нас есть все.
— Да я и не сомневаюсь, — кивнул я, пятясь в сторону выхода. — Обязательно забегу. Когда мне надо будет смазать стрелу.
Девочка нелепо поморгала в ответ и отвернулась, скорее всего, она не имела понятия о том, что означает звучное слово на магазинной вывеске.
Вывалившись на улицу, я спрятал бутылку в рюкзак, свернул под массивную арку сталинского дома и оказался во дворе, где стоял запах протухшей селедки, сочившийся, скорее всего, от служебного входа в магазин «Кураре» — в момент моего зачатия, девять месяцев назад, этого отвратного запаха не было.
В остальном родовое чрево двора не изменилось, его по-прежнему перегораживает крашенная салатовой краской плоская пятиэтажная хрущоба, в которой во времена оны размещалось рабочее общежитие какого-то завода, а теперь квартирует множество фирм, фирмочек, всевозможных открытых и закрытых акционерных обществ, и потому парадный, отделанный невыносимо вульгарным розовым мрамором подъезд сплошь улеплен бронзовыми табличками с выгравированными на них аббревиатурами, попытка выговорить которые может обернуться для всякого нормального человека заплетанием языка в морской узел. Справа все так же монументально сидит в пыльном газоне приземистая двухэтажная коробка, выкрашенная в темно-бордовый цвет — в ней обитает какое-то строительно-монтажное управление. На уровне второго этажа по фронтону здания тянется просторный открытый балкон — причудливость архитектуры, характерная окраска, а также то обстоятельство, что перед входом высятся несколько старых голубых елей, сообщает обители строителей и монтажников сходство с мавзолеем.
Вплотную к мавзолею, примыкая к торцовой его стене, поразительно уютно гнездится невесть как сохранившаяся с невесть каких незапамятных времен избушка, один рассеянный взгляд на которую и положил начало карьере Харона, совпавшего по времени с окончанием карьеры уборщика в пивном шатре. После знаменательного побоища, решительно выставленный Мальком вон, помнится, побрел куда глаза глядят, невзначай завернул под арку с намерением облегчить мочевой пузырь в укромном уголке тихого двора, и увидел пряничный домик, в наружности которого было что-то нездешнее, не городское: начать с того, что дом был основательно сложен из темных толстых крепких бревен и накрыт островерхой, крытой рыжей черепицей крышей. Для полной иллюзии, что ты наткнулся на дачный участок в самом центре каменного города, не хватало только печной трубы на крыше, застекленной веранды да фонтанирующих сочной зеленью грядок под аккуратными, забранными в резные наличники окнами избушки. И потому так диссонировал с трогательной пасторалью огромный, размером с небольшой торпедный катер, черный лимузин: роскошный кадиллак, отнюдь не преклонного возраста и в отличном состоянии, он имел всего две двери, и вообще сама кабина, куда могли поместиться лишь водитель да пассажир, казалась крохотной по сравнению с вместительным грузовым отсеком, обтянутым поверху каким-то мягким, напоминающим дорогую кожу материалом. Два узких длинных тонированных окна, тянущихся по обеим сторонам грузового отсека, убеждали в том, что если пассажиры и ездят в этом салоне, то лишь в случае крайней необходимости. Тем более что забраться в багажный отсек можно было, лишь воспользовавшись широким двухдверным воротцем в задней части кузова.
Пришвартовано это чудо техники было сбоку от избушки с ладным крылечком под ломаной крышей, выглядевшей миниатюрной копией крыши основной. Три тщательно выметенные крепкие ступеньки вели к тяжелой двери из темного мореного дуба. Слева от двери весело сияла на солнце идеально надраенная бронзовая табличка:
ГИМЕНЕЙ
Агентство по организации свадебных торжеств
Справа на том же уровне минорно темнела еще одна металлическая визитка, где по матовой черной эмали серебром было прописано:
MEMORIA
Агентство ритуальных услуг
Соседство этих контор тебя нисколько не озадачило: обе фирмы делают деньги на простых человеческих чувствах, первая на трепетном ожидании чего-то нового и сказочного, вторая на скорби; И обе заняты организацией ритуала, который заканчивается зачастую одним и тем же — тяжким похмельем.
«Кадиллак» стоял на привычном месте, обтянутый плотным чехлом светлой кладбищенской пыли, чей-то кощунственный палец старательно вывел на задней его дверке слово «жопа» — это замечание конструктивным особенностям кузова не противоречило.
Я потянул на себя сияющую латунную ручку двери и вошел.
В белоснежном коридоре первого этажа, уставленном вазонами с пышными тропическими цветами, угадывалось присутствие жизни, причем, судя по характерным стонам, доносящимся из-за неплотно притворенной двери фирмы «Гименей», жизнь была в полном разгаре. На цыпочках приблизившись к офису коллег и заглянув в щелку, я обнаружил в приемной Савелия, нашего охранника, он сидел в кресле спиной к входу и коротал время за просмотром порнографического фильма, был так увлечен разворачивающимися на экране событиями, что не почуял моего присутствия за спиной, и я его понимаю… Наверное, созерцание пикантного зрелища в самом деле способно заронить в душу зрителя зерна переживаний сугубо катарсисных: на экране роскошная блондинка, то и дело облизываясь, старательно делала минет огромному негритосу, возлежавшему на просторном ложе с тем отстраненно безразличным выражением на огромном, состоящем из одних губ и вывернутых наизнанку ноздрей лице, словно это не его баобабски необхватный прибор погружался в блондинку, а какой-то другой, принадлежащий, может быть, иному негритосу. При этом он, на коровий манер двигая челюстями, с оглушительным хрустом поедал чипсовые шарики из банки, наверное, очень аппетитные, с сыром и тмином или с чесноком, нисколько не заботясь о том, чтобы хоть как-то посоучаствовать блондинке в ее неустанных трудах.
Мешать Савелию в катарсисных переживаниях было грешно, я тихой сапой двинулся по широкой деревянной лестнице на второй этаж. Наш офис даже внешне мало чем отличался от свадебного — с той лишь разницей, что в отделке его преобладали не белые тона непорочности, а интеллигентный цвет слоновой кости — в сочетании с тянущимися вдоль стен темно коричневыми дубовыми панелями он создавал настроение покоя. Декорируя помещение, Люка намеренно избегала траурных мотивов. Она обладала тонким вкусом, несмотря на то что гуманитарное ее образование ограничивалось, насколько я знаю, двумя курсами какого-то торгового техникума.
В приемной за хрупким офисным столом монументально восседала Бэмби, по обыкновению погрузившись в изучение своей любимой газеты, которая, если верить разъяснению под титульным логотипом, освещала «экзотику городской жизни». Бэмби у нас, собственно, не работала, она художница и время от времени консультировала контору — в тех случаях, когда клиенты настаивали на исключительно шедевральном надгробии, требуя привлечь к работе кого-нибудь из мэтров вплоть до Церетели, Клыкова, Рукавишникова, Неизвестного или Шемякина. Связи Бэмби в среде ваятелей имела обширные, и, благодаря ее рекомендациям, нам удавалось выкручиваться из сложных ситуаций.
