Только не дворецкий - Блейк Николас (читаем книги .TXT) 📗

Пришлась ко двору и судебная драма — несколько театральный дух Золотого века проникал и в торжественные залы уголовного суда. Состязательное правосудие во многом опиралось на риторику и актерское мастерство — в конце концов, задача барристера [9] заключалась прежде всего в том, чтобы убедить в своей правоте присяжных. Громкие процессы привлекали внимание журналистов и читающей публики, красноречивых адвокатов знали в лицо, каждое судебное заседание, куда допускалась публика, становилось своего рода представлением. И конечно, многие яркие сцены в классическом детективе — сцены суда, с драматическими паузами, сенсационными показаниями и непременным замешательством судьи.

Отточилась форма «герметичного детектива», когда убийство совершается в загородном доме, на корабле или в отеле. Узкий круг респектабельных подозреваемых, которые все как один имели мотив и возможность для совершения преступления; ложные улики, ведущие по очереди к каждому из героев; дворецкий что-то скрывает, но, разумеется, невиновен.

Не было утеряно и главное открытие детективного жанра — «производственность», интерес к профессиональной кухне. Это поле несколько расширилось — теперь читатель детектива все чаще мог наблюдать не только ежедневный труд полицейского или врача, но и работу рекламного агентства, театра, съемочной группы или даже банка.

Появилось у Золотого века и собственное изобретение — университетский детектив. Изобретение это было очень удачным и получило бурное развитие в дальнейшей истории жанра — сегодня Оксфорд для многих в первую очередь город инспектора Морса [10].

Тут сошлось все: и замкнутый, монастырский мир колледжа с его неприступными стенами и темными галереями, и ограниченный набор подозреваемых — не просто респектабельных, но еще и в мантиях, и множество деталей повседневной жизни, вызывающих острое — и не всегда доброжелательное — любопытство публики. И, что немаловажно, большинство авторов Золотого века действительно знали этот мир изнутри и могли убедительно писать о его непостижимых ритуалах, правилах и чудачествах.

С конца двадцатых годов университетские детективы идут косяком: «Шаги на шлюзе» Рональда Нокса (1928), «Оксфордские убийства» Адама Брума (1929), «Оксфордская трагедия» Джона Мастермена (1933), «Смерть в доме ректора» Майкла Иннеса (1936), «Отрубите ей голову!» супругов Коулов (1938) и др. Самым сенсационным из них оказался роман Дороти Сэйерс с непереводимым названием Gaudy Night (1935) — слово Gaudy означает встречу выпускников оксфордского колледжа (причем только оксфордского, и никакого другого), кроме того, это словосочетание можно перевести как «бурная ночь». Роман этот оказался дважды скандальным: во-первых, это детектив без убийства, во-вторых, действие происходит в женском колледже, а женские колледжи даже в тридцатые годы воспринимались как нечто не совсем нормальное.

Идея явно носилась в воздухе — даже в этой книге читателю встретятся три «оксфордских» детектива и один рассказ, где разгадка преступления зависела от знания оксфордских реалий. И где бы еще сыщику так пригодилась латынь?

ДЕТЕКТИВ, ЛИТЕРАТУРА, ЖИЗНЬ

Детектив Золотого века не раз становился мишенью беспощадной критики. Его упрекали в неправдоподобии, в искусственности, в снобизме, в оторванности от жизни и литературной несостоятельности. Иные из этих стрел летят мимо, никого не задевая, иные попадают в цель.

Авторы Золотого века с самого начала задали себе непростую задачу — остаться в рамках четкой и логичной игровой структуры, но не впасть в бездушный автоматизм кроссворда. Впустить в свое творчество живых людей, колоритный диалог, острые наблюдения — но не допустить излишней серьезности или сентиментальности. Они тщательно выбирали свое место в литературе, отмежевываясь не только от низкопробного триллера, но и от высоколобого модерна. Джеймс Джойс, Дэвид Г. Лоуренс, Вирджиния Вульф вызывали у них не больше доверия, чем Эдгар Уоллес. Они не упускали возможность поиздеваться над глубинами психоанализа и над теми, кто, как выразился Нокс, «пытается писать стихи без метра и рифмы, романы без сюжета, прозу без смысла». Нельзя написать детектив в стиле Гертруды Стайн, говорит он дальше, и в этом утверждении чувствуется некоторое превосходство.

Мастерам детектива был близок по духу кружок писателей, работавших в жанре фэнтези, — Дж. Р. Р. Толкиен, К. С. Льюис, Чарльз Уильямс [11] и другие. Эти писатели тоже объединились в своего рода творческий союз под названием «инклинги», они еженедельно собирались в оксфордском пабе «Орел и дитя», более известном среди местных как «Детка и птичка», и читали друг другу свои произведения. («Только не про чертовых эльфов!» — стонали слушатели, когда Толкиен начинал неумолимо читать очередную главу.)

Созвучен детективу Золотого века и Ивлин Во с его абсурдистским изображением «золотой молодежи» и ностальгическими воспоминаниями об Оксфорде. (Ивлин Во был близким другом, душеприказчиком и биографом Рональда Нокса.)

Но главным литературным кумиром детективных авторов был П. Г. Вудхауз, один из самых популярных писателей того времени, придумавший безупречного дворецкого Дживса и глуповатого аристократа Берти Вустера. Его влияние сказывается во всем — в изображении самой английской на свете Англии с загородными поместьями и взбалмошными тетушками, в легкости тона, в чуть горчащей ностальгии. Сын А. А. Милна, Кристофер Робин Милн, вспоминает, что отец никогда не читал ему детских книг — только Вудхауза. И конечно, лорд Питер Уимзи с верным Бантером и Альберт Кэмпион с не менее верным Лаггом — откровенное подражание мастеру. Энтони Беркли даже написал пародию, изображающую рассказ Конан Дойла, написанный в стиле Вудхауза, — там появляется гибридный персонаж Берти Ватсон.

Вудхауз, в свою очередь, любил детективы и сам пробовал их писать, но неизменно скатывался в водевиль. Его мечту осуществила за него обожаемая приемная дочь, Леонора Вудхауз, опубликовав в «Стрэнде» классический детективный рассказ под загадочным псевдонимом.

Упрекать в неправдоподобии детектив так же смешно, как сетовать на нереалистичность Бильбо Бэггинса [12] или Дживса. Доктор Фелл (сыщик Карра) так прямо и говорит: «Мы сами находимся в детективном романе и не морочим голову читателю, делая вид, будто это не так».

Однако детективу присуща достоверность иного рода — безудержная фантазия заземляется точностью бытовой детали, географическими подробностями (вплоть до карт и схем), двустраничным описанием рождественского меню. Мир детектива зачастую убедительнее любой реальности.

Законы интеллектуальной игры во многом облегчали авторам художественную задачу (как это всегда бывает со строгими формами, будь то сонет или акростих), но они накладывали и ограничения, которые очень скоро стали мешать наиболее одаренным писателям. К счастью, многие из них догадались, что запреты можно не соблюдать. Нетрудно было бы составить сборник — по одному детективу на каждое нарушенное правило. В этой книге, хотя мы и не ставили перед собой такой цели, читателю встретятся и длинные научные объяснения, и любовный интерес, и рассказ от лица преступника, и даже даже впрочем, увидите сами.