Я знаю, как ты дышишь - Костина Наталья (полные книги .TXT) 📗
— Я не знаю вас с детства, — сухо сказал писаный, но при этом какой-то безжизненный красавец. — Но… поскольку вы все равно приехали…
Кате пришлось проглотить и это «все равно»: будто ее два часа кряду отговаривало все семейство Антипенко, а она тем не менее приперлась! Да еще и на ночь глядя!
— Я все равно приехала, — подтвердила она. — Я — близкая Наташина подруга. Очень близкая. Все равно как член семьи. — Тут она, конечно, слукавила, никакой она не член семьи… и даже не двоюродный! Но нужно же как-то сломать эту преграду, иначе этот Илья так и уедет, ничего никому не сказав. — К тому же вы ведь собирались пойти в полицию. Хотя вам явно не хочется туда идти. Потому что вы думаете, что от нас не будет никакой пользы. Даже от меня, хотя у меня, смею вас заверить, вполне приличные профессиональные навыки. И вы приехали сюда, потому что вас что-то очень волнует. Иначе бы вы остались в том положении, в котором были. Потому что вы предпочитаете не копать, когда можно не копать. Значит, случай крайний?
— Да. — У него был такой вид, будто он собирался прыгнуть в ледяную воду. — Вы очень хорошо выразились. Случай крайний. Мою жену пытаются убить.
— Еще немного — и я сама попытаюсь ее убить! — заявила Катя в понедельник, с отвращением отпихивая как можно дальше от себя очередные требования Сорокиной. То, что прислала Маргарита Пална, вообще уже не лезло ни в какие рамки!
— Да?.. — рассеянно осведомился Бухин.
— Да! — припечатала Катя.
— Екатерина Александровна, поскольку я заехала в Управление, то подумала, почему бы нам не обсудить наши дела…
— О-о-о… — сквозь зубы еле слышно застонала служащая убойного отдела.
Важняк Рита Сорокина бочком протиснулась в кабинет, плюхнула свою объемистую суму прямо на стол старлея Скрипковской и извлекла из оной очередную стопку предписаний, версий и планов на всю ее, Катину, оставшуюся жизнь. Так, по крайней мере, Кате показалось.
— Ну, — проворковала пришедшая почти нежно, поскольку сегодня явно была в духе, — что там у нас прорисовывается?
— Хорошо… — выдохнула Катя. — Если уж на то пошло, я вам доложу, то есть обрисую начистоту, Маргарита Пална… Угу! Вот это, вот это и вот это, — она размашисто пометила желтым маркером, — вообще полный бред, и я этого делать не буду! Потому что не желаю зря государственные деньги тратить! Вот этот пункт, — она указала на подчеркнутое зеленым, — опасен для моей жизни, здоровья, карьеры и психики, и этим я тоже ни в коем случае заниматься не стану! Ну и, наконец, вот это, главное! — Катя с наслаждением провела жирную черту ядовито-розовым: — Вот! На это вы, как мне кажется, возлагаете особые надежды! Однако смею заметить, что данное деяние подпадает аж под три статьи Уголовного кодекса, причем виноватой окажусь именно я, и поэтому это я тоже не буду выполнять! И последнее: если бы даже я пошла на все эти противоправные действия оптом или в розницу из каких-либо непонятных мне соображений, то все равно собранные таким манером доказательства никак не могли бы фигурировать в суде! И любой мало-мальски грамотный адвокат от всего этого беззакония и камня на камне не оставит!
Мадам важняк взирала на взбунтовавшийся приданный ей низший состав с таким изумлением, что, кроме невнятного шипения, не могла издавать больше ничего. Скрипковская! Скрипковская, черт побери! Которая сама лезла затычкой в такие противоправные бочки, только чтобы помочь доказать и наказать, вдруг разговаривает с ней не как сотрудница и временами даже сообщница, а… как какая-то бюрократка-проверяющая, по-другому не скажешь!
— Катерина, ты с ума сошла?! — выдохнула она наконец.
— Точно! — подтвердила Катя. — Сошла! И теперь буду делать все, как положено! Если не могу найти свидетельства преступления, то фабриковать их точно не стану! Если преступник умнее нас, пусть гуляет!
— То есть как это, — взвилась Сорокина, — гуляет?!
— Пешком! Дышит свежим воздухом! На каруселях катается!
— У тебя, Скрипковская, с головой явно не в порядке! — Прокурорская дама вскочила со стула и, сметая на пол все подряд, рванула к себе имущество.
— Точно. С головой у меня не в порядке! — согласилась Катя. — У меня по этому поводу даже справка есть! И если у вас все, — она собрала с пола разлетевшиеся листки, тщательно отобрала те, что принадлежали Сорокиной, и вручила их по адресу, — если все, то у меня еще куча других дел!
— Угу! — Следователь не глядя впихнула все внутрь. — Ладно! Я сейчас пойду к вашему начальству и…
— Именно этого я и хочу! — парировала Катя. — Чтобы это все увидело начальство! Чем незаконным вы меня склоняете заниматься!
— Ну и к чему такому незаконному она тебя склоняла?
— А ты что, сам не прочитал?
— Ну… она мне особо не показывала, но орала так, что до самой проходной слышно было! А потом рапорт накатала. На, полюбуйся!
Катя, вовсе не уверенная в том, что она хочет это читать, нерешительно взяла с лысенковского стола три убористо исписанные странички. Ого, ничего себе Сорокина на нее нажаловалась! Вот это да! Подробно, обстоятельно, с перечислением по пунктам всех Катиных промахов, начиная с той поры, как она пришла сюда практиканткой и с Сорокиной даже знакома не была! Ну и, соответственно, полрапорта занял список собственных регалий и заслуг, а то, что они, заслуги, у нее, важняка Сорокиной, имеются, это уж всякий знает! Как и промахи у невыносимой, неисполнительной, ленивой, тупой, слепой, безрукой и некомпетентной старлея Скрипковской, которая теперь к тому же еще и Тодрия! Между строк так и читалось, что с нее надо снять погоны, в судебном порядке отобрать все полученное за время службы жалованье, а потом еще и публично высечь розгами, чтобы другим неповадно было!
— Кто б сомневался в моем несоответствии!.. — буркнула Катя, задетая за живое, и брезгливо бросила докладную Сорокиной на начальственно блестящую столешницу. — И что теперь? Тебе еще один рапорт нужен? Об увольнении? Ладно, я готова!
— Я не готов! — припечатал Игореша, в этот момент до невозможности похожий на одного из своих любимых индюков: такой же надутый и недовольный. — Ты что, не могла сделать вид, что стараешься, а потом отписаться как-нибудь?
— Я не привыкла как-нибудь! — огрызнулась она. — Но если ты настаиваешь, могу накатать любую фигню под твою диктовку и ответственность!
— Кать… — Лысенко прекратил изображать из себя сокрушенное руководство и тут же потерял всякое сходство с фамильной птицей. — Я понимаю, что ты права на все сто, но и ты ж меня пойми! Мне тут, — он плавно обвел рукой кабинет со статусными регалиями, — ой как непросто! Кручусь… и нашим, и вашим! А ты нашла с кем свару затевать. С Сорокиной! С ней ссориться все равно что снотворное со слабительным пить: и не выспишься, и в дерьме по уши будешь!
— Уже… — тяжело вздохнула Катя, осознав глупость совершенного шага. И с прокуратурой поцапалась, и Игорешу подставила! А тут еще до кучи и непонятное дело с Наташкиным родственником! — Ладно, — со вздохом сказала она, — давай мне эти… сорокинские движения мысли. Буду думать, как что-нибудь выкрутить!
— Поздно! — Лысенко взъерошил свои белесые вихры. — Она уже от тебя отказалась. Категорически. Теперь ей Бухина подавай! Потому что он тихий, умный и, главное, исполнительный!
— Ой! — сказала Катя. — Честное слово, вот этого я не хотела!
— Я этого не хотела, — проговорила женщина и зачем-то оглянулась, хотя за ее спиной была глухая кирпичная стена без окон. — Я не хотела, чтобы Илья к вам пошел. Мне кажется… это просто цепь каких-то нелепых совпадений!
— Вы так считаете?
Позавчера Катя с трудом добилась какой-то внятной информации от ее мужа, а сейчас эта самая Жанна битый час все отрицает! И машина у нее испортилась случайно, ну и потом, затормозила же она, не разбилась? Кто мог машину испортить? Да никто не мог! Никого не подозревает: все вокруг не люди, а просто ангелы небесные! И с кофе тоже был случай вовсе и не странный — мало ли от чего продукты портятся? К тому же этот самый кофе она пить не стала, так что и говорить не о чем! Когда она обнаружила, что с кофе непорядок? Пошла в туалет руки вымыть, а когда вернулась, показалось, что от стаканчика с ее латте несет какой-то не то медицинской, не то химической дрянью… Ну, может, и стаканчик бракованный попался, все может быть! Нагрелся, и завоняло…
