Противостояние - Семенов Юлиан Семенович (читать книги без регистрации TXT) 📗
– Может, билет тебе на завтра прокомпостировать? – предложил Кротов. – Слышь, Михаил?
– В городе, – сквозь сон ответил тот. – Там пор… про… поркомпостирую.
…Кротов поднял его на второй этаж, отметил для себя табличку на двери: «Журавлев Р. К.», сбежал вниз, чтоб не попадаться этому самому Журавлеву на глаза, замер внизу, на площадке, услышал женский голос:
– Мишенька, откуда ты?! Да какой пьяненький…
Дверь захлопнулась, Кротов вознесся наверх, приник ухом к двери – фанера, сопение слышно, не то что голоса.
– Улетишь завтра или послезавтра, погости у нас, – говорила женщина.
Мужской голос – хмурый, недовольный:
– Григорьевы спрашивали, Дора тобой интересуется…
– Погоди ты со своей Дорой, – возразила женщина, – лучше накрывай на стол. Пошли, Минечка, пойдем, масенький, ох, какой же пьяненький ты, смотри не засни…
– Диана, не при мне хотя бы, – услышал Кротов горький, отчаянный голос мужчины и осторожно пошел вниз.
…Он рассчитал все; маршрут малыша от Журавлевых к Григорьевым проследил; его самого, Кротова, малыш, конечно же, не помнил, поэтому в такси прыгнул, словно козлик – веселый, ручкой махал провожавшим; второй мужик, что вышел на улицу с Григорьевыми и здоровенной бабой, помог устранить неполадку; Кротов нарочно свечу подвывернул, мотор не заводился, мужик сообразил, подтянул; поехали на тот именно рейс, который закомпостировал Минчакову мужик с жалостливым голосом, Журавлев, у которого жена Диана; его Анна д о в е л а до кассы, стояла за ним в очереди, все видела и слышала; когда тронулись – Минчаков сказал, чтоб шеф завез его на Пролетарскую («к Журавлевым», понял Кротов), взял с собою портфель, махнул наверх, пробыл там минут двадцать; свет в окнах Журавлевской квартиры так и не зажигали; вернулся, с портфелем и чемоданчиком, шальной какой-то вернулся, на губах улыбка замерла, сказал, мол, посылку передали, и запел вдруг, безголосо запел, так от счастья поют… При выезде из города Кротов спросил:
– Возьмем попутчицу?
Анна стояла на обочине с чемоданом и вещмешком, руку тянула, пританцовывая, мол, опаздываю на самолет.
– Чего ж не взять, возьмем, – согласился Минчаков.
Анна села сзади, Кротов рванул с места, снова мысль засверлила: «Может, не надо, к черту», – но он заставил себя медленно считать метры: на цифре «сто» Анна должна была ударить малыша топориком по темени; как раз на «сотне» есть хороший съезд с шоссе на проселок, все рассчитано…
Все, да не все. Деньги у малыша были, остались две тысячи, аккредитивов на пятнадцать тысяч, а самородка не было, как ни искали.
Разрубил м а л ы ш а быстро, сунул в мешок, мешок – в багажник; голову – в резиновый мешок, туда Анна заблаговременно положила камни, бросили в реку; съехали на третий проселок, мешок закидали снегом, валил крупный, мокрый, третий день валил; чуть поодаль снегом же закидали морскую офицерскую шинель – для л о ж н о г о следа, пусть морячка ищут…
Вернулись в город; Кротов заехал к себе, вернулся быстро, Анну высадил возле ее дома, сказал, чтоб потихоньку собиралась; подъехал к дому Журавлевых, в подъезде надел демисезонное пальто, каракулевую шапку, приклеил усы, купленные Анной в магазине «Актер», когда летали в Ригу с пересадкой в Москве, позвонил в дверь; открыла женщина – высокая, красивая, ее он не видел, она из дома не выходила, пока Минчаков был у них, такая же высокая, как та баба, которая его на проходной целовала, только эта стройная, а та как бочка.
– Вы меня извините, – сказал Кротов, – я от Миши Минчакова… Он не решился сам… Рейс снова отложили… Словом, вы понимаете, он спьяну сделал вам подарок, который не имел права делать… Это полагается сдавать государству…
– А… вы… кто?
– Я директор его прииска, Караваев, Антон Иванович, он, видимо, говорил вам…
– Ничего он мне не говорил! Рома! – закричала вдруг женщина. – Выйди же сюда!
Вышел Журавлев, развязывая галстук, видимо, только что вернулся с работы, тихо спросил:
– В чем дело?
Кротов долго смотрел на женщину, потом, не отрывая от нее глаз, сказал, чувствуя, как дергающе отсчитывает где-то внутри секунды:
– Вы убеждены, что я должен посвятить в это дело вашего супруга? Или позвонить в милицию?
Кротов на мгновение опустил глаза и вдруг увидел женские меховые сапоги: они были мокры, и пальто было мокрое.
«Все, – понял он, – пока я его вез, она свое дело сделала, из дома унесла».
– Звоните в милицию, – сказал Журавлев потухшим голосом, – звоните. Проходите, пожалуйста, в комнаты…
– Я лучше привезу сюда Мишу, – сказал Кротов, – я оплачу его убытки за билет и привезу сюда. Или поедемте со мною…
– О чем он говорит? – спросил жену Журавлев. – О чем вы говорите?
Женщина, видимо, что-то почувствовала, неуверенность и страх Кротова почувствовала, поэтому повторила слова мужа:
– Проходите и звоните. Мы с вами на аэродром не поедем. А что могло взбрести Мише в голову – я не знаю.
Этого визита Кротов себе простить не мог.
Поэтому и решил бежать стремительно, а так поступать в школе абвера его не учили…
И не мог он себе того простить, что получил деньги за минчаковский билет; копейку умел считать, а когда дело тысяч коснулось, потерял контроль, взял двести рублей, дурак! А все равно по аккредитивам получать, какие-никакие, а деньги, пятнадцать тысяч, да своих с Аниными тридцать, да золотишко, песочек…
«Мало. Золото в цене скачет. Мало. На одного даже мало. Анна нужна – за ней профессия, считать умеет, про золото знает все, это сгодится т а м. Но – мало…
Надо Анну в Смоленск отправлять, тамошние Кротовы всегда шли по ювелирной части; Анна узнает мне все. А там – решу. Только б знать. Я тогда силен, когда знаю…»
– Гриш, а Гриш, – шепнула Анна ночью, после того, как из Коканда прилетели в Сухуми, получили по минчаковскому паспорту деньги и сняли себе комнату в маленьком домишке, в поселке далеко от моря, там и паспорт-то не требуют, а потребуют – на, бери, Минчаков я, Михаил Иванович, неси в милицию, очки с усами, неси, пусть узнают, они до лета ничего не узнают, там уж сугробы, чистый паспорт, чище, чем Милинко – он таким до мая будет, а до мая меня самого уж не будет здесь, ни меня, ни Анны.
