Странники в ночи - Быстров Андрей (книга жизни .TXT) 📗
Над головой Андрея грохотало, словно кто-то подпрыгивал и топал на крыше машины, явно пребывая в восторженном состоянии. Вот-вот продавит тонкий металл... Андрей затормозил, высунулся в окно, и тотчас с нежнейшим шелестом к тротуару пронеслось что-то светло-розовое, взмыло вверх. Андрей в изумлении поднял голову. Моол раскачивался на фонаре, размахивал плащом, ликовал, даже как-то ухитрялся кланяться. А вокруг тонул в разноцветном огненном море ночной город, он не спал, он выглядел бодрым и нарядным, свежим, отдохнувшим, жаждущим острых ощущений.
Моол окинул сияющие улицы кичливым взглядом со своего фонаря, торжественно взлетел в ночное небо подобно карнавальному воздушному шару, снова спустился вниз, зацепился за фонарь. Он постоянно менялся, трепетал, исчезал и появлялся, полы его плаща развевались как флаги, хлопали на ветру - а вот голос никуда не пропадал и не умолкал ни на секунду.
- Господа! Дорогие господа! - восклицал он на все лады. - Я обращаюсь к вам и прошу внимательнейшим образом меня выслушать! Дорогие господа...
Искусная игра голосом чрезвычайно забавляла Моола. Он мог абсолютно все, даже говорил многими голосами одновременно, но такой прием был сложным и получался лишь тогда, когда Моола распирало от упоения своей речью. Глаза его то краснели, то темнели, а то вдруг сыпали фейерверки золотых бенгальских искр, лицо светилось, как розовый абажур. Порой Моол ревел мощно и требовательно, и его голос напоминал тогда синхронное мычание сразу нескольких коров, а при дальнейшем понижении (для Моола и это было возможно) клокотал, как густой гороховый суп. Когда же голос, напротив, повышался до писклявого мяуканья, слова становились почти неразличимыми.
- Господа! - вещал он. - Посмотрите вокруг! Посмотрите вокруг пристально и непредвзято, откройте ваши сердца и пойте! Пойте гимны чудесам славы цивилизации. Война окончена, пойте гимны мечте! Федор Михайлович Достоевский, которого я, правда, не читал, потому что едва не скончался от иссушения мозгов на второй же странице, не знал компьютерных технологий! Ему не открылась красота хьюлетовской брэндовой эксины, он прожил жизнь в тоске без Эдисон голд - 16 и без восхитительного, упоительного семнадцатидюймового монитора Самсунг Синкмастер Дигитал! Вот почему он трескал водку и думал, что бы такое сделать с загадочной русской душой. Ей надо сделать апгрэйд, господа, ей надо нарастить оперативную память! Экспандед, экстендед, и нет больше загадочной русской души! Хлоп! Оо, счастье... У Федора Михайловича не было электрогитары! Это уж совсем непростительно. Усилители производят не музыку, а чистейшее электричество! С Иисусом Христом обошлись непочтительно, а почему? Рейтинг, господа, рейтинг. Если бы он имел возможность выступить по телевидению между рекламами колготок и прокладок, как господин Алан Чумак, его рейтинг подпрыгнул бы до небес, ха-ха, прошу прощения! Что там за убийства раскрывал пресловутый Шерлок Холмс? Кустарщина! В мгновение ока два японских города были сметены с лица земли, и никто не понес никакого наказания. Вот это, я понимаю, масштаб! Вот это размах! А главное, весело, никаких моральных терзаний! Цивилизация очищает, господа, она пожирает химеры. Катастрофы и аварии, революции и путчи, смерть Джона Кеннеди и первый альбом "Битлз", полеты на Луну и воссоединение Германии, ваше рождение и ваша гибель - быстрее, тактовые частоты возрастают, новость десятиминутной давности уже не новость, через двадцать минут она забыта, мимо, мимо, телеэкраны, рекламы, Интернет! Мы чисты, мы девственны, мы совершенны, мы блаженствуем в благословенном потоке электронов, мы купаемся в электромагнитных полях! Эзотерические просветления и окончательную истину доставят на дом, в одном флаконе, два в одном и за меньшую цену, поспешите, СОВЕРШЕННО НОВЫЙ ТОВАР! Умоляю, не выбрасывайте упаковки на улице, бросьте их в специальный контейнер, их утилизируют и произведут новые упаковки для пострелигиозных виртуальных таинств! Мы утилизируем все, включая смерть. Электроны прекрасны. Смотрите на мониторы и пойте гимны! Погасите свечи девятнадцатого века. Летите вдоль оптических кабелей. Смотрите в будущее. Все технологии устаревают в момент их появления. Только из будущего налетает свежий ветер, ураган, очистительный шквал футурошока! Мозги промыты до стерильного сияния, господа. Мы готовы к Будущему! Я кончил...
Наступила оглушительная, сумасшедшая тишина. Андрей облокотился на руль; несмотря на ясную финальную реплику Моола, он ждал продолжения. Какого? Может быть, не слов, а событий, реальных или не вполне реальных.
В полной тишине ни одна машина не проезжала мимо, ни один человек не проходил. Неторопливо подсыхали лужи, и было как-то уютно и пустынно в одиночестве на безлюдной улице.
Моол стоял под фонарем на сырой траве, и глаза его были бездонными и черными, как два вселенских колодца. Он сиротливо прижался к фонарному столбу, обнимал его. Весь он был обрызган грязью, жалкий, промокший и несчастный после блистательной речи. Плащ висел на нем как на вешалке Моол стал худым, он таял, становился прозрачным... Пустой, без Моола, плащ вскоре шлепнулся на мокрую траву, издав чмокающий, всасывающий звук.
Андрей шарил взглядом по сторонам, ища, где же теперь ПРОДОЛЖАЕТСЯ Моол, но того не было видно. Какое-то время спустя внутри фонарного столба послышался комично-навязчивый гул. Андрею почудилось, что он угодил в старую, недвусмысленно бутафорскую кинокомедию, и вот-вот из какой-нибудь трубы повалит дым. С усмешкой он прислушивался к ненастоящему жужжанию, гуляющему вверх и вниз внутри фонарного столба. Так, есть... В столбе появилась вертикальная трещина, и с глухим хлопком дым действительно повалил, сначала черный, а потом белеющий и розовеющий. "Ну вот, все в порядке", - подумал Андрей.
Облако дыма повисло над капотом "шестерки". Тяжелые капли со стуком упали вниз, а затем на машину обрушился ливень - строго на машину, ни миллиметром дальше - и перед моментально высохшим ветровым стеклом закачалось расплывающееся лицо Моола. Он всхлипнул.
- Я плачу, - пожаловался он и тут же растянул рот в улыбке. - Иногда! Как можно долго грустить? Это неприлично. Ах! А-ах! Ах!
Он вздыхал и вздыхал, пока от его шутовских вздохов не запотело стекло, а лицо не скрылось в розовом тумане.
- Я исключительно чувствителен, - сообщил из тумана Моол. - Поэзия, например, положительно разрывает мне сердце. Ах, поэзия, шипы и розы... Я прочту вам "Каменную деву". Часть первая.
Он целиком проявился перед радиатором, выпятил грудь, откашлялся и начал декламировать. Стихи он читал без преувеличенной аффектации, как очень хороший актер, и на минуту Андрей забыл, что имеет дело с болтуном и фигляром.
- Такая простая ложь
Тянется вечно.
Сладкое горе, было бы ты
Безупречно.
В лике с пустыми глазами
Надежда на тайну.
Мрак настигает убийцей,
... Необычайно!..
Холодно, низко и гулко
Коленям мадонны.
Я - не тот сильный и нежный
Придворный.
Колокол-горло распущено,
Вопли напрасны.
Миг откровенья измучил,
Мир не прекрасен и дева ужасна!
Моол поклонился, и Андрей подавил в себе желание зааплодировать - и стихам, и актеру.
- Вторую часть слушайте на радиоволнах, - сказал Моол и растаял в воздухе.
Двигатель безмолвствовал, хотя Андрей не помнил, чтобы выключал его. Он повернул ключ зажигания - машина не ответила. Пряный, острый запах витал под потолком салона. Вокруг по-прежнему никого не было; фонарь угасал, задыхался, пока не погас окончательно.
Стало заметно холоднее. На почти безоблачном, очищенном ветром небе почему-то не было видно звезд. Их будто затмевало что-то огромное и страшное, дышащее холодом в космосе. Кто-то пристально смотрел оттуда вниз, на Землю, на Андрея... Если бы Андрей вспомнил о ТОМ, что по странной подсознательной ассоциации или подсказанной извне догадке назвал ИМПЕРИЕЙ ЭГО в поезде, уносящем его из Москвы, он бы мог отождествить с ней этот потусторонний взгляд... Но он не вспомнил. Он просто видел лишенное звезд небо, где плыла белесая луна... Со стоном он подумал о глотке водки, и эта мысль согрела его.
