Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт (онлайн книга без .txt) 📗
– Да, еще как, – ответил Уолдегрейв. – Да, против Фэнкорта. У них только и разговоров было, как Фэнкорт насолил им обоим.
– Он действительно им насолил? – переспросил Страйк, и Уолдегрейв выпил еще.
– Фэнкорт много лет поносил их на чем свет стоит. – Джерри рассеянно почесал грудь сквозь мятую рубашку и отхлебнул вина. – Оуэна – за известную пародию на книжку его, Фэнкорта, покойной жены, а Лиз – за то, что она не разорвала контракт с Оуэном… Заметьте: Фэнкорта никто не упрекал, когда он разорвал контракт с Лиз Тассел. На самом деле она порядочная стерва. Сейчас у нее клиентов – раз-два и обчелся. Прогорела. Не иначе как вечерами сидит и подсчитывает убытки: пятнадцать процентов от гонораров Фэнкорта – это большие деньги. Опять же букеровские банкеты, премьеры фильмов… А ей что досталось? Оуэн, который давал интервью шариковой ручке, и Доркус Пенгелли, которая у себя на заднем дворе потчует ее горелыми сосисками.
– Откуда вы знаете про горелые сосиски? – удивился Страйк.
– Да от самой Доркус, – ответил Уолдегрейв, который осушил первый бокал вина и наливал себе еще. – Она хотела узнать, почему Лиз не было на юбилейном приеме в издательстве. Когда я рассказал ей о «Бомбиксе Мори», Доркус стала меня уверять, что Лиз – добрейшая душа. Добрейшая. Она, видите ли, ни сном ни духом не ведала, что там понаписал Оуэн. И вообще, она за всю жизнь никому не причинила зла, она же мухи не обидит… Ха!
– Вы не согласны?
– Дьявольщина, в этом нет ни слова правды! Я знаю писателей, которых по молодости угораздило связаться с агентством Лиз Тассел. Они говорят о ней как жертвы похищения, за которых требовали выкуп. Грубиянка. Жуткий характер.
– Как по-вашему, не она ли надоумила Куайна сочинить такой роман?
– Ну разве что косвенно, – протянул Уолдегрейв. – Представьте себе растерянного писателя, которому внушили, что пробиться ему не дадут, потому что кругом завистники и бездари, и сведите его с Лиз, которая исходит желчью и злобой, да еще талдычит, что Фэнкорт им обоим испортил жизнь… Стоит ли удивляться, что такой писатель дошел до белого каления? Она ведь даже книгу его толком не прочла. Останься он в живых, от нее бы пух и перья полетели. Бедный дурила, он ведь не только Фэнкорта вывалял в грязи, вам известно? Он и ее продернул, ха-ха! И Дэниелу, паразиту, досталось, и мне, и всем. Всем.
Как и прочих алкоголиков, с которыми жизнь сводила Страйка, Джерри Уолдегрейва повело с двух бокалов. Его движения сделались неуклюжими, а манеры вызывающими.
– По-вашему, Элизабет Тассел натравливала Куайна на Фэнкорта?
– Ни минуты не сомневаюсь, – заявил Уолдегрейв. – Ни минуты.
– Но когда я с ней беседовал, она сказала, что Куайн оболгал Фэнкорта, – сообщил Страйк.
– А? – Уолдегрейв приложил ладонь к уху.
– Она мне сказала, – громко повторил Страйк, – что Куайн в «Бомбиксе Мори» написал о Фэнкорте неправду. И что не Фэнкорт сочинил пародию, из-за которой покончила с собой его жена, а Куайн.
– Это я даже ворошить не хочу. – Уолдегрейв покачал головой, как будто Страйк проявлял тупость. – Не в том смысле, что… Забудьте. Просто забудьте.
Бутылка уже опустела более чем наполовину; алкоголь добавил редактору апломба. Страйк решил на него не давить, зная, как упрямы бывают пьяницы. Пусть уж лучше несет, что ему заблагорассудится, – нужно лишь немного его направлять.
– Оуэн меня любил, – сообщил Уолдегрейв Страйку. – Уж поверьте. Я знал к нему подход. Играй на его тщеславии – и делай с ним что хочешь. Полчаса лести – и он согласится изменить какую-то сцену. Еще полчаса лести – и можно опять вносить правку. Только так. На самом деле он не имел в виду меня оскорбить, бедный дурила. Просто у него были мозги набекрень. Жаждал пробиться на телевидение. Считал, что весь мир против него. Не понимал, что играет с огнем. Псих.
Редактор съехал пониже, запрокинул голову – и ударил в затылок дородную расфуфыренную даму, сидевшую за ним.
– Виноват! Виноват!
Пока она через плечо испепеляла его гневным взглядом, он подобрался, выпрямился – и едва не смахнул на пол нож и вилку.
– Тогда как же, – сделал очередной заход Страйк, – понимать образ Резчика?
– А? – переспросил Уолдегрейв.
На этот раз Страйк понял, что приложенная рупором ладонь – это маска.
– Резчика…
– Резчик – редактор, это же очевидно, – сказал Уолдегрейв.
– А окровавленный мешок и карлица, которую вы хотели утопить?
– Символические картинки, – небрежно махнул рукой Уолдегрейв и чуть не опрокинул бокал. – Какая-то идея, которую я отверг, какая-то любовно выписанная им сцена, которую я потребовал исключить. А Куайн обижался.
Тысячу раз слышавший отрепетированные ответы Страйк подумал, что эти фразы слишком уж гладкие, слишком быстрые, слишком обтекаемые.
– И не более того?
– Поверьте, – Уолдегрейв коротко хохотнул, – карлиц я никогда не топил, если вы к этому клоните.
Вытягивать показания из пьяных всегда нелегко. Когда Страйк служил в Отделе специальных расследований, хмельные подозреваемые и свидетели встречались ему редко. Он помнил дело алкоголика-майора, чья двенадцатилетняя дочка, учившаяся в Германии, проговорилась в школе о развратных действиях отца. Когда Страйк приехал к ним домой, майор бросился на него с отбитым бутылочным горлышком. Этого подлеца Страйк вырубил. Но здесь был совершенно другой мир: поблизости маячил услужливый сомелье, а подвыпивший, размякший редактор запросто мог встать и уйти, даже не поглядев на Страйка. Оставалось лишь надеяться, что можно будет еще раз вернуться к теме Резчика, удержать Уолдегрейва на месте и разговорить.
Мясная тележка элегантно подкатила к Страйку. Картинно отрезанный вместе с ребрышком кусок ростбифа по-шотландски перекочевал к нему на тарелку, а Уолдегрейву торжественно подали камбалу.
«Три месяца – никаких такси», – сурово приказал себе Страйк, пуская слюнки при виде горы йоркширского пудинга, картофеля и пастернака на своей тарелке. Тележка поехала дальше. Уолдегрейв, опорожнивший бутылку на две трети, разглядывал рыбу, словно не понимая, откуда она взялась, и в конце концов пальцами отправил в рот одну маленькую картофелину.
– В процессе работы над очередной книгой, еще до сдачи рукописи, Куайн обсуждал с вами ее содержание? – спросил Страйк.
– Никогда, – ответил Уолдегрейв. – А по поводу «Бомбикса Мори» я услышал от него лишь одно: мол, шелкопряд символизирует писателя, который обречен на муки во имя создания непреходящих ценностей.
– И никогда не обращался к вам ни за советом, ни за подсказками?
– Нет-нет. Оуэн считал себя самым умным.
– Как и все писатели?
– Писатель писателю рознь, – сказал Уолдегрейв. – Но Оуэн всегда был из числа самых скрытных. Любил эффектную развязку, понимаете. Тяготел к драматизму.
– Наверняка полицейские расспрашивали о ваших перемещениях после получения рукописи, – как бы между прочим предположил Страйк.
– Да, было дело, – равнодушно сказал Уолдегрейв. Не подумав, он заказал рыбу, запеченную целиком, и теперь безуспешно пытался отделить хребет с костями. – Рукопись я получил в пятницу, но до воскресенья даже не открывал…
– У вас, если не ошибаюсь, планировалась какая-то поездка?
– В Париж, – ответил Уолдегрейв. – По случаю годовщины свадьбы. Но не срослось.
– Возникли какие-то дела?
Уолдегрейв вылил остатки вина себе в бокал. Несколько темных капель упали на белую скатерть и расплылись.
– По пути в Хитроу вспыхнул скандал, омерзительный скандал. Развернулись и поехали домой.
– Жестко, – заметил Страйк.
– Столько лет – как на вулкане. – Проиграв неравную битву с камбалой, Джерри бросил нож и вилку с таким остервенением, что сидевшие за соседними столиками начали оглядываться. – Джоджо выросла. Чего уж там… Разводиться надо.
– Грустно, – сказал Страйк.
Уныло пожав плечами, редактор отхлебнул вина. Линзы его массивных очков были захватаны пальцами, ворот рубашки потемнел и обтрепался. «Видок такой, – подумал Страйк, имевший определенный опыт, – как будто он спит в одежде».
