Где бы ты ни скрывалась - Хейнс Элизабет (мир бесплатных книг txt) 📗
— Но ведь он долгое время садистски избивал и насиловал тебя, а под конец чуть не убил. Почему же его не судили за попытку убийства?
— Ли и сам полицейский. Он ведь почти четыре года прослужил в секретной службе, работал под прикрытием, а до этого обеспечивал техническое обслуживание подобных операций. А еще раньше служил в армии, — правда, я не знаю, в каких войсках. У него безупречная репутация. И в ответ на обвинение следствия он выдал им свою версию того, что произошло: что я преследовала его, дралась, царапалась и что ему уже давно следовало отправить меня в психушку, но он жалел бедную истеричку и так далее и тому подобное…
Стюарт с недоверием покачал головой:
— А как же твои травмы?
Я пожала плечами:
— Он сумел их убедить, что большинство порезов я нанесла сама, после того как он ушел. Он признал, что ему пришлось ударить меня пару раз, чтобы урезонить, но он был вынужден это сделать, потому что действительно любил меня. И не хотел, чтобы я угодила в сумасшедший дом. Он даже сказал, что я сама сломала себе нос, представляешь? Пытаясь ударить его головой… Конечно, все его аргументы были шиты белыми нитками, но самого главного он добился: посеял семена сомнения в голове присяжных.
— И Сильвия поддержала его версию?
— Да. А в больницу меня забрали до того, как пришел мой черед давать показания. Так что присяжные так и не узнали, что действительно произошло.
— Пусть даже тебя там не было! Кто-то должен был представить медицинское освидетельствование!
— О да, почему-то это сделал только психиатр. Этот добрый человек поведал всем, что я в невменяемом состоянии и, соответственно, давать показания не могу, что ради моей же безопасности им пришлось меня изолировать, поскольку они диагностировали острое нервное расстройство.
— Ладно, психическое состояние — отдельная тема. Но физически! Ты же была вся в ранах и ушибах. К тому же крайне истощена.
— Когда меня в первый раз привезли в больницу, я весила меньше сорока кило. Я потеряла около двух литров крови: на мне обнаружили сто двадцать ножевых порезов… И еще у меня начинался выкидыш.
Стюарт медленно покачал головой. Он ни на секунду не отводил от меня глаз.
— А какой идиот мог решить, что ты сама себя искромсала?
Я опять пожала плечами:
— После того как Ли закончил игры с ножом, он вытер лезвие и вложил мне в руку. И все порезы были нанесены в тех местах, куда теоретически я могла достать сама. Он только признал, что оставил синяки на моих руках, когда удерживал меня, а глаз подбил, защищаясь, поскольку я бросилась на него с ножом. Еще он сказал, что до того, как я бросилась на него, мы наслаждались тем, что называется «жесткий секс».
— Любой врач, работающий с пациентами, склонными к самоистязанию, сразу определил бы, что раны нанесены кем-то еще. И немедленно признал бы его аргументы полным бредом. Так себя изувечить никто не может.
Я перегнулась через него, достала бутылку и отпила большой глоток, а потом уселась на постели, скрестив ноги. Объяснять оказалось тяжелее, чем я думала.
— Я понимаю, что все это выглядит нелепо, но меня словно никто не принимал всерьез. Я уже столько раз прокручивала в голове тот судебный процесс! Да, все было ужасно, страшно несправедливо. Но что я могла поделать? В суд он явился в новом, с иголочки костюме, говорил складно, с дружелюбной улыбкой, и за ним стояло все его чертово отделение секретных агентов. К тому же правоохранительная система — его вотчина, он знает терминологию, говорит с ними на их языке. А я в это время находилась в палате для буйных душевнобольных. Кому они могли поверить? Поражаюсь, что они вообще посадили его, а не отправили на повышение с медалью за храбрость.
Даже сквозь алкогольный туман я видела, что на сегодня Стюарту достаточно. В его глазах появилось новое выражение, то, которое я заметила в глазах Кэролин несколькими часами ранее, — откровенный ужас.
Я поняла, что не могу рассказать ему о том, что видела Ли сегодня. Я боялась, что Стюарт не выдержит, он и так все рабочее время проводил в чужих кошмарах — не стоило наводнять ими еще и наш дом.
— Да ладно, чего там, — сказала я, ставя бутылку на стол. — Мне уже гораздо лучше. Посмотри на меня! Я молодцом!
Он посмотрел.
Даже в полумраке спальни мои шрамы были как на ладони, они покрывали всю мою кожу, как узор разрушения и смерти.
— По крайней мере сейчас из меня кровь не течет. Мне не больно, мне не страшно. Все кончено. Мы не можем изменить того, что было, но мы будем сами строить наше будущее. Ты ведь этому меня учил? Ты уже так много дал мне, мой милый… У нас все будет хорошо…
Стюарт протянул руку, и его пальцы побежали по моему телу, прослеживая путь шрамов: по плечу, груди, бедру… Он придвинулся ближе, и его теплые губы мягко коснулись моей шеи, груди…
Больше в тот момент мне ничего не стоило говорить.
Воскресенье, 13 апреля 2008 года
Пожалуй, в тот день впервые по-настоящему потеплело, я даже пожалела, что взяла с собой жакет. Правда, утром, когда я вышла из дому, солнце еще только поднималось над крышами домов, и было зябко. А теперь я несла жакет под мышкой, и он уже здорово мне надоел.
Я довольно долго блуждала, хотя заранее изучила карту. На улицах было пустынно, как будто в Лондоне не осталось жителей: все уехали на море, оставив городские дебри мне в безраздельное пользование.
К тому времени как я подошла к крыльцу, я уже смогла накрутить себя настолько, что во мне кипело негодование, — без этого у меня ничего не получилось бы…
Дом немного напоминал наш: в викторианском стиле, примыкающий боком к другим таким же домам, целые ряды домов. К квартире подвального этажа с ярко-красной дверью вела лестница в несколько каменных ступеней. Слева элегантная каменная лестница поднималась к двери черной, которую, правда, уже давно пора было подновить. Рядом с дверью висели звонки с указанием номеров квартир. Я поднялась по нужной лестнице и изучила таблички: квартира № 1 — Лейбович, квартира № 4а — Ола Хенриксен, квартира № 4б — Льюис, квартира № 5 — Смит и Робертс. А где же № 3? Напротив № 2 — ни имени, ни фамилии. Я нажала на звонок квартиры номер два и стала ждать.
Тишина.
Что делать? Отправиться домой? Я присела на ступени, подставив солнцу лицо. Потом поднялась и толкнула черную дверь. Она легко открылась, я увидела холл с черно-белыми шашечками кафеля, похоже еще времен королевы Виктории.
Квартира номер два располагалась в задней части дома, на двери не было ни звонка, ни таблички с именем. Я постучала, подождала немного и постучала сильнее.
За дверью раздались шаги и недовольное бормотание.
А затем дверь распахнулась, и моему взгляду предстала Сильвия, небрежно обмотанная ярко-красным полотенцем. Волосы ее были замотаны другим полотенцем — фиолетовым.
— О! — сказала она. — Это ты!
— Это я. Можно войти?
— А зачем? — Ее губы сложились в презрительную гримасу, предназначавшуюся раньше нерасторопным официантам в ресторане или слишком медлительным банковским служащим. «Мне — никогда…»
— Хочу поговорить с тобой.
Она резко повернулась и ушла в гостиную, оставив дверь распахнутой настежь. Я пошла за ней.
— Я скоро ухожу, — предупредила Сильвия.
— Не волнуйся, я всего на минутку.
Пока она одевалась, я заглянула в ее гостиную — что же, привычки Сильвии совершенно не изменились. На стенах висели огромные плакаты — сплошь абстрактная живопись, диван был застелен несколькими яркими накидками, а сбоку приютилась крошечная кухонька, которую, наверное, использовали в основном для того, чтобы охлаждать белое вино.
Я не заметила никаких примет того, что тут бывает Ли. Я почему-то надеялась увидеть хоть что-то: ботинки, например, или пиджак, или даже фото. Но — ни малейшего следа.
За огромными, длинными, в пол, занавесками терракотового цвета видны были двери, выходящие в сад. Траву давно пора было стричь: лужайка заросла сорняками, лишь кое-где пробивались яркие весенние цветы — следы прошлой жизни, когда за садиком еще ухаживали бывшие хозяева.
