Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович (книги TXT) 📗
Он шел и думал о том, как приятно ощущать в себе предвкушение всех тех радостей, которые так ярко ему представлялись и которые обязательно очень скоро должны произойти.
Восточный человек Ассаргадон, юный и красивый, как принц, изучал почерк Парамонова несколько дней. Когда Наташа впервые увидела Ассаргадона издалека, он показался ей и вовсе ровесником, так легко, изящно и быстро он ходил по земле. Она даже удивилась, что в «Эгиде» говорили о нем с особенным уважением. И только когда в клинику поместили ее старшего брата, у которого после страшного перелома позвоночника все, что было ниже головы, потеряло способность двигаться, Наташа поняла, что уважали его эгидовцы не зря. В прежней больнице брат ее медленно умирал, и даже врачи, испытав различные методики и не получив положительного отклика, со временем потеряли к нему всяческий интерес, заранее зачислив его в летальный процент, который дается любому медицинскому учреждению.
У Ассаргадона ее талантливый брат-компьютерщик впервые за многие месяцы улыбнулся, потом задвигал рукой, а недавно встал на костыли и прошел несколько метров до туалета, который был в его палате! Теперь по многу раз в день он, лежа на жесткой койке, тренировал мышцы, атрофировавшиеся за время неподвижной жизни.
Никому другому Наташа не позволила бы себя «зомбировать в положительном смысле», как выразился Кефирыч. Но Ассаргадону она верила.
И когда он усадил ее в специальное кресло, надел на голову шлем, в который были вмонтированы наушники и электроды, попросил расслабиться и подал в наушники негромкую приятную музыку, она закрыла глаза. А дальше не помнила ничего, что происходило. Часа через полтора Наташа, открыв глаза, увидела улыбающееся лицо Ассаргадона.
Рядом находилась Пиновская.
– Думаю, Наташа сразит вашего Парамонова наповал, – сказал он, провожая их до дверей клиники. Только не задерживайтесь после общения с ним, сразу ко мне, ни к чему оставлять надолго весь этот мусор.
Наташа ПорОсенкова ехала от Ассаргадона с чувством, что в ней должно что-то перемениться. Но сколько она ни искала в себе этих перемен – их не было. Хотя и помнила, что ответил он на вопрос Пиновской насчет того, а что, если вдруг…
– Никакого «если» и «вдруг» не будет. Теперь Наташа может состязаться с самим графом Калиостро, а также и Матой Хари одновременно. – И уже более серьезно напутствовал: – Все, что выскажет этот джентльмен, ты унесешь с собой, сама же его никуда не впустишь. Это важно. – А потом еще раз повторил: – Только после встречи сразу ко мне, чтобы освободиться.
Наташа сидела на переднем сиденье вместе с Пиновской, и ей хотелось расспросить, что же такое он сделал и как ей теперь к себе самой относиться, как к зомбированной, что ли? Но строгая Пиновская думала о чем-то своем и лишь однажды, когда завернула слишком крутой вираж, проговорила:
– Ничего страшного, Наташенька, он вам не заложил, не переживайте. Ассаргадон – не такой человек, да и мы бы не позволили никому сделать такое.
Час приема приближался, и они остановились на старом месте за углом. До знакомого подъезда, где был кабинет доктора Парамонова, оставалось идти лишь несколько минут.
На заднем сиденье дремал Кефирыч, который отдежурил ночную смену с группой захвата, но не позволил никому другому сопровождать юную деву в пасть экстрасенса.
Первую остановку Пиновская сделала еще за городом. Достав дорогую косметику, она минут десять трудилась над Наташиным лицом, доведя его до соответствия предписанной роли. Кефирыч при этом подавал реплики, пока Пиновская вежливо не приказала ему заткнуться. Когда Наташа взглянула на себя в зеркало, она, конечно, пришла в ужас. Увидь ее с таким лицом мама, Наташе через минуту пришлось бы вызывать «скорую».
– Это всего на полчаса, – успокаивала Пиновская.
Наконец они остановились на прежнем месте, за углом от дома.
– Надень это. – И Пиновская протянула большой пористый камень на цепочке. В центре камня был вмонтирован другой – прозрачный сердолик, который на самом деле являлся последней разработкой закрытой лаборатории спецтехники.
Наташа надела кулон и мгновенно преобразилась.
Кроме технической задачи, он, по мысли Ассаргадона, исполнял еще и иную роль – был сигналом, запускающим программу, вложенную в Наташу во время часового сидения в кресле. И программа включилась. Наташа мгновенно выпрямилась и направилась к подъезду Парамонова так, словно всю жизнь носила лицо, нарисованное ей Пиновской.
