Дело вдовы Леруж - Габорио Эмиль (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Вы сохранили документ? — поинтересовался г-н Дабюрон.
— Да, сударь. Человек из полиции, которому я все рассказал, велел мне взять его с собой, и я забрал его оттуда, где хранил. Он при мне.
— Дайте его сюда.
Леруж извлек из кармана куртки старый кожаный бумажник, перевязанный кожаным же ремешком, и вынул запечатанный, пожелтевший от времени конверт.
— Вот он. С той проклятой ночи я не открывал его.
Действительно, когда следователь распечатал конверт, оттуда высыпалась зола, которой посыпали бумагу, чтобы поскорей высохли чернила.
Там было кратко описано то, о чем сейчас рассказал Леруж, и стояли четыре подписи.
— Интересно, что сталось со свидетелями, подписавшими это заявление? пробормотал в раздумье следователь.
Леруж решил, что это вопрос к нему.
— Жермен погиб, — ответил он, — утонул во время купания. Клодину недавно убили, но вторая кормилица еще жива. Мне даже известно, что она рассказала про эту историю своему мужу, потому как он намекнул мне на нее. Зовут его Бросет, а живет он в самой деревне Коммарен.
— А что дальше? — спросил следователь, записав фамилию и адрес.
— На другой день Клодине удалось меня успокоить и вырвать клятву хранить молчание. Малышу стало лучше, но на руке у него остался глубокий шрам.
— Госпожу Жерди уведомили о том, что произошло?
— Не думаю, сударь. Так что лучше будет ответить: не знаю.
— Как это не знаете?
— Клянусь вам, господин следователь, вправду не знаю. А все оттого, что случилось после.
— Что же случилось?
Моряк нерешительно промямлил:
— Да знаете, сударь, это все касается меня и…
— Друг мой, — прервал его г-н Дабюрон, — вы — честный человек, я совершенно убежден в этом и верю вам. Единственный раз в жизни вы под влиянием скверной женщины оступились, стали соучастником преступного деяния. Искупите же свою ошибку и расскажите все, ничего не скрывая. Все, что говорится здесь и впрямую не относится к преступлению, остается в тайне, я тотчас же забываю это. Так что не бойтесь ничего, а если вам станет стыдно, скажите себе, что это наказание за прошлое.
— Эх, господин следователь, — вздохнул Леруж, — я уже наказан и давно. Нечестно добытые деньги не идут впрок. Возвратясь домой, я купил этот чертов лужок, заплатив дороже, чем он стоит. И тот день, когда я бродил по нему, говоря себе: «Теперь он мой», — был последним моим спокойным днем. Клодина была кокеткой, но у нее и других пороков хватало. Когда у нас оказалось столько денег, все ее пороки вспыхнули в ней, как вспыхивает тлеющий в трюме огонь, стоит открыть люк. Она и прежде любила вкусно поесть и выпить, а тут на нее просто удержу не стало. У нас пошел сплошной пир. Я отплывал в море, а она тут же садилась за стол с самыми дрянными местными бабами, и не было ничего, что показалось бы им не по карману. Начала попивать на сон грядущий. Дальше больше. Однажды она думала, что я в Руане, и не ждала меня, а я явился ночью и нашел у нее мужчину. И какого, сударь! Самого ничтожного заморыша, которого презирала вся округа, уродливого, грязного, подлого, короче, писца у нашего судебного исполнителя. Мне бы убить подонка, и никто бы меня не осудил, но я пожалел его. Я схватил его за горло и вышвырнул через закрытое окно на улицу. От этого он не помер. А потом я набросился на жену, и, когда кончил ее бить, она уже не шевелилась.
Голос у Леружа был хриплый, время от времени он вытирал кулаком глаза.
— Прошу прощения, но, ежели мужчина поколотил жену, а потом простил, он — пропащий человек. Она становится осторожней, хитрей притворяется, только и всего. Тем временем госпожа Жерди забрала своего малыша, и Клодину уже ничто не сдерживало. У нас поселилась ее мать, чтобы присматривать за нашим Жаком, она подзуживала и покрывала Клодину, и та еще больше года обманывала меня. Я-то думал, она образумилась, а оказывается, нет: она продолжала вести ту же самую жизнь. Мой дом превратился в злачное место. Подвыпив, там собирались бездельники со всей округи. Но и тут они пьянствовали: моя жена заказывала корзинами вино и водку, и, пока я был в море, они все это пили вперемешку. Когда у нее кончались деньги, она писала графу или его любовнице, и разгул продолжался. Порой у меня возникали подозрения, так, без всяких оснований, и тогда я от души колотил ее, а потом снова прощал, как трус, как последний дурак. Это был ад, а не жизнь. Не знаю, что мне доставляло большее наслаждение — целовать ее или осыпать ударами. Все селение презирало меня, люди думали, что я заодно с женой или добровольно закрываю глаза. Потом уже я узнал, что они верили, будто я извлекаю доход из загулов Клодины, хотя на самом деле это она платила своим любовникам. Во всяком случае, видя наши траты, люди недоумевали, откуда у нас столько денег. Чтобы различать меня и одного моего кузена, тоже Леружа, говоря обо мне, к фамилии прибавляли срамное слово. Какой позор, сударь! А ведь я ни сном ни духом не знал про весь этот стыд! Но я был ее мужем. Какое счастье, что мой отец не дожил до этого!
Г-н Дабюрон сжалился:
— Друг мой, отдохните и успокойтесь.
— Нет, — не согласился Леруж, — лучше побыстрей покончить. Один лишь человек пожалел меня и рассказал все — наш кюре. Я до смерти буду ему благодарен… Я сразу же, ни минуты не теряя, нашел законника и спросил, как должен действовать честный моряк, имевший несчастье жениться на потаскухе. Он ответил, что сделать ничего не удастся. Подать в суд — значит раструбить о своем позоре на весь свет, да и раздел ничего не решит. Ежели ты дал женщине свою фамилию, сказал он мне, то отнять ее назад уже невозможно: она будет носить ее до конца жизни. Она может замарать ее, втоптать в грязь, позорить по кабакам, муж ничего не может поделать. Ну, тогда я принял решение. В тот же день продал проклятый лужок и велел отдать плату за него Клодине, потому как не хотел этих позорных денег. Затем пошел и составил акт, по которому она могла распоряжаться нашим имуществом без права продать или заложить его. После этого я написал ей письмо, где сообщил, что отныне она больше не услышит обо мне, я больше для нее не существую и она может считать себя вдовой. А ночью взял сына и уехал.
— Что же произошло с вашей женой после того, как вы уехали?
— Не могу сказать, сударь. Знаю только, что через год она тоже уехала оттуда.
— И вы никогда больше с нею не виделись?
— Никогда.
— Однако за три дня до убийства вы были у нее.
— Да, сударь, был, но к этому меня вынудила крайняя необходимость. Я с трудом разыскал ее, никто не знал, куда она подевалась. По счастью, мой нотариус сумел раздобыть адрес госпожи Жерди, написал ей, и вот так я узнал, что Клодина живет в Ла-Жоншер. Я был тогда в Руане, и мой друг Жерве, владелец речного судна, предложил мне плыть с ним в Париж. Я согласился. Вы даже не представляете, сударь, что было, когда я вошел к ней! Моя жена не узнала меня. Она слишком долго уверяла всех, что я умер, и, видать, в конце концов сама поверила в это. Когда я назвал себя, она тут же хлопнулась в обморок. Надо сказать, она ничуть не изменилась: у нее на столе стояла бутылка водки и рюмка…
— Но все это нисколько не объясняет мне, зачем вы пришли к ней.
— Да все из-за Жака, сударь. Малыш стал мужчиной и хочет жениться. А для этого нужно согласие матери. Я привез Клодине акт, составленный нотариусом, который она и подписала. Вот он.
Г-н Дабюрон взял акт и, похоже, внимательно прочел его. Через несколько секунд он спросил у Леружа:
— А вы не задавали себе вопрос, кто мог убить вашу жену?
Леруж молчал.
— Вы подозреваете кого-нибудь? — не отступал следователь.
— Господи, сударь, какого ответа вы от меня ждете? — отвечал моряк. Думаю, Клодина довела до ручки людей, из которых качала деньги, как из бездонного колодца, а может, пьяная наболтала лишнего.
Сведения были столь же всеобъемлющи, сколь и правдоподобны. Г-н Дабюрон отпустил Леружа, порекомендовав ему дождаться Жевроля, который отведет его в гостиницу, где моряку предстоит ожидать следующего вызова к следователю.
