Тарантул - Валяев Сергей (читаемые книги читать .txt) 📗

— Подземка? — открыл рот.

Майор вложила туда кусок льда и заметила, что я слишком долго отсутствовал. Сейчас каждый день как век. Да, вынужден был согласиться, такое впечатление, что все живут, ожидая конца света.

— Ничего, ещё продержимся, Леха, — подбодрила.

— Как держаться, зажатым с трех сторон? — задал справедливый вопрос.

— А кто третий? — удивилась.

— Вы, товарищ майор.

— Я пока на тебя не налегаю, родной.

— Ага, тебе я нужен, как покойнику духовой оркестр.

— Ты мне всякий нужен.

— Но лучше с дискетой?

— И с дискетой в штанах тоже.

— А почему все так уверены, что я её, проклятую, найду? — возмутился. — Думаете, отчим успел мне подмигнуть, где она находится… когда я, понимаешь…

— Ничего мы не думаем.

— Тогда ищите сами, черт подери!..

— Ищут-ищут, а найти не могут, — сдерживала меня спокойным поведением. — Сам мог убедиться в результатах этих поисков… Сколько там трупов?..

— Много.

— Во-о-от, — смотрела сквозь облачко дыма и её лик казался незнакомым.

— Извини, — не выдержал. — А почему я должен верить тебе… и твоим боевым товарищам?.. Кстати, где они?

— Они уехали, дурашка; меня же есть кому защищать, — усмехнулась. Кстати, в твоем драндулете нашли радиомаячок…

— Чего?

Когда получил внятное объяснение, поник буйной головушкой: меня водили на невидимой привязи, как тявкающую болонку. Разумеется, и усопшая „Нива“ была оснащена спецтехникой для оперативной работы.

— А что касается веры, — проговорила Вирджиния, — то хочешь-не хочешь, а сидим мы в одной лодочке… с дырявым днищем…

— … а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался… сказал я.

— Ты о чем?

— Прекрасные сказки детства, — и покаялся. — Прости, я так устал. Смертельно.

— Все будет нормально. Главное, выше голову, товарищ гвардии рядовой.

— Это приказ?

— Это убедительная просьба, — и поволокла меня в койку отдыхать душой и телом.

Наш ночной полет в межгалактическом пространстве, надо признаться, проходил отлично: все бортовые системы функционировали согласно штатному расписанию.

Потом перед моими глазами астронавта вспыхнул огненный хвост кометы Шумахера-Лаувазье; и я, успев лишь осознать, что надежный космический отсек лопается, как орех, почувствовал, как плазменный поток вбирает меня… плавит меня… уничтожает меня…

… Падает снег, я это чувствую, хотя окна плотно зашторены. Он новый и чистый, с запахом мяты. Однажды, как рассказывала мама, я, пятилетний, уснул в дачных зарослях мяты, а есть такое поверье, что человек млеет от запаха и засыпает вечным сном. Меня нашел и вынес дед. Теперь неизвестно, кто меня вытащит из нового дурманного запаха?

— Привет, соня, — слышу знакомый голос и понимаю, что это Варвара Павловна почистила зубы оздоровительной, противокариесной пастой. Вот так всегда: думаешь о звездных городах, а получаешь борщ на завтрак. Просыпайся…

— Спал, сплю и буду спать…

— Почему-у-у?

Как ответить на этот вопрос? Как ответить: зачем живут миллионы и миллионы двуногих, точно заметил поэт, тварей, которые просыпаются каждое утро, полусонно шлепают к унитазу, молятся над ним, затем включают воющие, как истребители СУ-19, водопроводные трубы, харкают и фыркают над фаянсовым умывальником, потом пьют чай или кофе, или текилу, читают газеты или слушают радио, проговаривают жене и детям пустые слова и с чувством ответственности своей великой миссии отправляются на трудовые места….

И так каждый день, годами, столетиями… живые ходячие трупы… И среди них я, вынужденный отвечать:

— Лучше спать и спать…

— Почему-у-у?

Как ответить на этот вопрос? Как ответить: почему я ещё здесь, в этом странном и потерянном мире, где не осталось никого, кого любил и с кем хотел помолчать в вечерних сумерках, пропахшими терпкими запахами лета.

Все делают вид, что ничего страшного не произошло: веление времени поменять эфемерные, природные запахи на запах денег.

Говорят, они не пахнут. Еще как смердят: российский рубль кровью-нефтью-газом-алмазами-распиз… йством; ам. доллары кукурузой-пластмассой-гамбургерами-искусственными улыбкамисопливым патриотизмом; немецкие марки — пивом-банами-хамским гоготом-потаенным шовинизмом; украинские гривны — салом-чесночной колбасой-горилкой-упертым национализмом; манаты — пловом-солнцем-рабством-масляным туркменбаши… ну и так далее.

Случилась п о д м е н а века, однако почему-то все решили: так как жить лучше — убивать, предавать, делить, хапать, делать благополучие на крови, давиться подачками, покупать любовь девочек и мальчиков…

Что на это сказать? Как это не пошло звучит: каждый народ сам выбирает судьбу. Ну, выбрали на этом историческом этапе лоханку с помойной блевотиной, где плавают разорванные в куски тела ваших сыновей. То есть полностью воспользовались своим конституционным правом отправлять своих детей на войну и получать их в запаянных цинковых коробах. Живите, господа, веря, что жизнь прекрасна и удивительна.

А вот меня увольте от вашей кровавой питательной похлебки. Мной, сообщаю, уже приобретен билет. Куда? Не могу сказать по соображениям деликатным — все равно на всех мест не хватит.

Правда, рейс мой в неведомое задерживается, но уверен, наш экипаж (я и Чеченец) стартует из космодрома Жизнь.

Да, был самоуверен, как павлин, пускающий веером хвост перед посетителями зоопарка. Война так и не научила меня быть стойким и сдержанным в своих чувствах. Я все время обманывался, точно первогодок, которому вместо парашюта подвесили за спину спальный мешок и пинком под зад выкинули из самолетной брюшины.

Как я мог не догадаться, что Соловей-Разбойник и все эти „марсиане“, „слободские“, „воры в законе“ — есть шелуха под сапогами хозяев жизни, выполняющих их волю.

Кому я нужен был — сам по себе? Израненный полупридурок, добровольно загнавший себя на скотобойню под исламским полумесяцем. Никому. Просто меня, как фигурку, хотели использовать на шахматной доске жизни. Иногда и пешка, повторюсь, прорывается в ферзи под умелым руководством мастера, а „конь“, галопирующий буквой „г“, может так врезать по сусалам свои копытом „королю“, что тот будет готов отдать пол-королевства за покой души своей и физическую благость.

Да-да, Его Величества тоже люди и тоже слабы и грешны. По мнению Вирджинии, странная дачка от фабрики „Русь-ковер“ — есть культурный центр под условным названием „Серп и молот“, где отдыхают венценосные особы, позволяющие себе иную сексуальную ориентацию, чем все остальное, замордованное ими, население.

— Чего позволяют? — не понял я.

— Это и позволяют, — засмеялась Вирджиния. — Мальчик с мальчиком, ну?..

— Ааа, — догадался. — Серпом по яйцам — и девочка; то-то там такие персоны… Тьфу!..

Посмеялись — черт знает что: педерастия широко шагает по стране, развиваются голубые хоругви и победно трубят нижние трубы. [10]

Словом, мир изменился до такой степени, что блядь Анджела считается св. Магдалиной, блядские казенные людишки — благодетелями человеческими, а властолюбивые выблядки — пророками отечества.

Все изменилось, кроме Алешки Иванова, которого даже Чеченец не в состоянии переубедить в том, что уже давно нет места романтических вздохам под липами, которые когда-то росли на пустыре, потом их пустили под нож бензопилы „Дружба“, чтобы на очищенном месте воздвигнуть панельные дома для счастливого проживания трудового населения.

Эх, Леха-Леха, как жить дальше? И зачем? Лучше спать и видеть сны о прошлом. Вирджиния не дает мне такой возможности — запах кофе, сигарет и голос:

— Граф, вас ждут великие дела!

— Графиня, идите вы… — не выдерживаю.

— Если бы я знала, куда…

— Думаете, я знаю куда, господа? — зеваю. — Хоть убейте, не понимаю, почему я?

— Что ты?

— В качестве коккера-спаниеля?

— Алеша, ты сколько знаешь… — поправилась, — знал отчима?