Картонная пуля - Духнов Александр (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Период моего полового образования пришелся на пик социализма в СССР. Про те времена совершенно справедливо спел «Лимонадный Джо»: «Туда нельзя, сюда нельзя, никуда нельзя». Это было в порядке вещей, когда самые элементарные сексуальные приемы вызывали в женщинах негодование и протесты. И тогда такие манеры казались естественными. «Так нельзя, так стыдно, а так мне мама вообще запретила делать». Бог мой! Да ведь я вообще представления не имею, что такое любовь! Оказывается за шестьдесят лет мне не встретилось ни одной нормальной женщины. А Катин секрет в том, что с готовностью и нежностью она воспринимает и предугадывает любые мои движения. Она молодая. И кожа ее пахнет весной и непрерывающейся силой жизни.
— Ты плачешь? — прошептала она.
Я лежал на спине, головой на подушке, и не хотел, чтобы она заметила мои слезы. Да, плачу. Оттого, что прожил жизнь впустую, не подозревая, что двери в сад бесконечного счастья и радости устроены не хрен знает где, на небесах, а только руку протянуть. Например, на втором этаже пятиэтажки по улице Революции.
— Слегка, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Мне так нравится с тобой…
— И мне…
Она прижалась щекой к моей груди.
Почему я ей не верю? Только что она отдавалась мне с полным самозабвением, как последний раз в жизни. В мое время так могли себя вести только влюбленные женщины… Может, сейчас так принято — отдаваться, выкачивая максимум удовольствия из момента? Может, молодым сейчас все равно, с кем спать — с мальчиками на заре полового созревания, ровесниками или стариками на пороге климакса? Во всех случаях можно получить свой странный кайф?.. Для нее нет секретов в сексе. В свои двадцать про любовь или про технику секса (что одно и то же) она знает в сто раз больше, чем я в свои шестьдесят, но тактично не выставляет напоказ.
Я спросил:
— Ты правда не думала, что сегодня так получится?
— Правда. Думала, просто посидим, поговорим.
— Но ты ведь этого хотела?
— Не знаю. Наверное.
— Послушай, я самый возрастной мужчина в твоей жизни?
— Нет.
Я чуть не подпрыгнул:
— Хочешь сказать, что спала с мужчинами старше меня?
— Да.
— Ну и как?
— Нормально.
— А со мной как?
— Божественно.
Не следовало об этом спрашивать. Обычно такими вещами интересуются неуверенные в себе слабаки. Разве я — неуверенный в себе слабак? Может быть, раньше — год назад, месяц назад, неделю назад. Но теперь страх кончился. Все страхи кончились… А в ее ответе я не уловил ни фальши, ни иронии…
Она явно не собиралась вдаваться в подробности относительно загадочного рекордсмена в ее жизни, но все же я попытался уточнить:
— Ну, а… Ты намекаешь, что вообще предпочитаешь… ну… взрослых мужчин?
— Вовсе нет. Так получилось… То есть так получается. Я вообще, как бы по возрасту мужчин не делю…
— А сейчас у тебя кто-нибудь есть?
— Нет… Но я надеюсь, что появился ты…
Задыхаясь от нежности, я погладил ее по голому бедру и сделал почти неуловимое направляющее движение, но она уже сама все знала. Устроилась сверху, так что ее волосы накрыли мое лицо, потом поднялась, прогибаясь и подставляясь…
…За окном, похожий на гигантское черное кладбище, тонет полуторамиллионный город Новосибирск… Уставленный пятиэтажными и девятиэтажными надгробьями со стертыми надписями: «Здесь в тесной трехкомнатной квартире спит и воздух явно не озонирует семья Ивановых — старая оглохшая бабка, муж, любитель водки, четвертый месяц без зарплаты, жена, измученная ненавистью к мужу, прыщавая дочь-одиннадцатиклассница и сын-двоечник, ученик седьмого класса»…
И лишь в одном из склепов по чистой случайности очутились два живых человека. Я и Катя. Быть похороненным заживо — ужасная мука, но теперь мне не страшно. Мой персональный склеп давно обветшал, и я знаю, по какому кирпичу стукнуть, чтобы стена рассыпалась…
— …Я видел тебя во сне, — шепчу я. — Святой истинный крест! Неделю назад, в то самое утро, когда мне исполнилось шестьдесят лет.
Катя поднимает на меня глаза, выражение которых я не могу рассмотреть в темноте.
— В самом деле? — переспрашивает она. — И что мы делали?
— Занимались любовью. Чтоб мне подавиться.
— И как все прошло?
— Замечательно, — уж я не стал уточнять, что дело было в больничном морге. — Также, как сейчас. Только тогда тебя звали Аделаидой.
— Может, всё-таки это была не я?
— За кого ты меня принимаешь? Неужели я бы тебя не узнал?
15
Пока Катя на кухне мыла яблоки, в ее энциклопедическом словаре я отыскал «Гистологию». Оказывается, есть такое слово. Могу поклясться, что раньше я его не слышал. Разве что в бессознательном состоянии, опять же во сне. Или его повторяла беременная мною мать. Но она сроду не училась никакой медицине…
16
Валентина Филипповна позвонила около полудня. Ничего не соображая спросонья, я вывалился из постели и метнулся в прихожую к телефону. Кажется, я не сразу проснулся. Вроде бы, сквозь сон довольно долго доносились звонки.
В трубке заквакал знакомый до тошноты голос Валентины Филипповны Клепиковой. С чего я взял, что это Катя?
— Сколько времени? — спросил я, откашливаясь.
— Почти двенадцать.
Вот именно, Катя в это время не звонит, но спросонья мне показалось, что я проспал до вечера.
— Ты, что ли, еще спишь? — догадалась бухгалтерша.
— Нет, Так, задумался… Что новенького?
— Ничего особенного… Встретимся сегодня?
Как только из трубки прорезался голос бухгалтерши, я начал соображать, как бы потолковее отмазаться от свидания, но голова спросонья варила неважно.
— Э… сейчас соображу, — я пытался выиграть еще пару мгновений, продолжая в задумчивости прочищать горло покашливаниями.
— Ты что, заболел?
О, идея!
— Так, слегка. Простыл, что ли…
— В такую жару умудрился простыть?!
— Воды холодной попил из холодильника.
— Вон как… Ты при смерти или пока нет?
Ничего не попишешь, ироническая женщина… Скажешь — при смерти, примчится, чтобы застать в живых и снабдить парой напутственных слов. Или приветы начнет передавать ранее усопшим родным и близким… Скажешь — ничего страшного, значит можно встречаться.
— Пока нет, — с сожалением признался я.
— Я с улицы, из таксофона звоню, а жетончиков больше нет, — заторопилась Клепикова. — Разговор есть. В общем, после работы зайду. Принести чего-нибудь?
Чего-нибудь — это, надо полагать, шампанское с апельсинами. Потом ее потянет на секс…
Я сходил в туалет и вернулся на диван к смятой подушке. Лег, накрывшись простыней, и подумал о Кате… И душа сразу превратилась в цветущий лут под теплым весенним солнышком…
…В состоянии полуобморочной влюбленности я живу уже две недели. Любовь — медленно захлопывающийся капкан. Возможность выдернуть душу и убежать пока еще есть. Многие так и поступают. Выдергивают и живут без боли. Но без боли — вовсе не значит, что это и есть счастье. Надо рисковать и ждать до последнего, пока ржавые зубы любви не вопьются в сонную артерию. А дальше — как повезет. Правда я лично не слышал, чтобы кому-то везло. В лучшем случае в капкан попадают двое, и кровь любви медленно вытекает из обоих. Хотя, тоже мне лучший случай! Дерьмо! Наблюдать, как в тебе засыхает любовь — утомительное, скучное, бесполезное занятие…
Не только я, никто не слышал, чтобы кому-то повезло. Александр Грин умер, не дописав историю странных взаимоотношений деревенской дурочки и сына миллионера. Но и без окончания все так печально. Слова повести капают, как слезы. А оптимизм паруса из алого шелка — такая, же формальность, как налоговая декларация для новых русских… А если бы дописал… То никого бы не удивил… Грэй возвращается домой вечно пьяным, Ассоль — нечесанная в неглаженном халате, склоки, ругань…
Но… Если мы все ищем вечную любовь… Сколько уже лет?.. Не зря мне папа заезжал дневником по морде — надо было учить историю… Миллион лет, пятьдесят тысяч лет — какая разница?.. Если мы все так долго ищем, значит есть, что искать. Значит кому-то должно повезти. Почему бы не мне? Надо рисковать. Цена выигрыша необычайно высока.
