Сто лет и чемодан денег в придачу - Чевкина Екатерина Максимовна (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
— А что же ты не позвонил тогда твоему приятелю Перу-Гуннару Ердину? Ты же понимал, что он прочел о тебе в газете?
— Я подумал, что ни до полиции, ни до прокуратуры еще не дошло, что Пер-Гуннар встретил Иисуса, а значит, его телефон по-прежнему прослушивается. Я ведь прав, господин прокурор?
Прокурор неопределенно промычал в ответ и что-то черкнул на листке, пожалев, что упустил эту подробность, распинаясь тогда перед журналистами, — ну да что сделано, то сделано. И он продолжил, теперь обратившись к Перу-Гуннару Ердину:
— Господин Ердин, как я понимаю, знал, где находятся Аллан Карлсон и его друзья. А откуда взялись такие сведения?
— К несчастью, этого мы никогда не узнаем. Эту информацию мой коллега Хлам Хюльтэн унес с собой в могилу. Или, вернее, на автомобильную свалку.
— А в чем именно она состояла, в таком случае?
— Будто Аллана, Бенни и его подругу кто-то видел в смоландском Роттне. Какой-нибудь Хламов знакомый, наверное. Мне-то важнее была информация как таковая. Я знал, что Беннина подруга живет в Смоланде и что она рыжая. И дал приказ Хламу отправиться в это местечко и караулить возле супермаркета. Человек ведь без еды не живет…
— И Хлам ответил — да ради бога, я все сделаю?
— Нуу, тут господин прокурор маху дал. О Хламе можно много чего сказать, но верующим он не был никогда. Он чуть ли не больше чем Болт возмущался насчет нового направления работы нашего клуба. Говорил даже, будто поедет в Россию или в Прибалтику и займется наркобизнесом — просто ужас какой-то, а, господин прокурор? Нет, ну как так можно…
Прокурор взглянул на Пера-Гуннара Ердина недоверчиво:
— Мы располагаем магнитофонной записью, той самой, на которую только что намекнул Бенни Юнгберг. На ней ты называешь Гуниллу Бьёрклунд «старухой», а чуть позже в разговоре еще и ругаешься. Интересно, как все это понравится Господу?
— О, Господь незлопамятен и скор на прощение, это господин прокурор сам увидит, как только откроет книжку, которую только что получил.
— «Кому простите грехи, тому простятся»,говорит Иисус, — вставил Буссе.
— Евангелие от Иоанна? — уточнил комиссар Аронсон, которому после нескольких часов вчерашнего сидения в углу гостиничного бара цитата показалась знакомой.
— Ты Библию, что ли, читаешь? — изумился прокурор Ранелид.
Комиссар Аронсон в ответ лишь кротко улыбнулся прокурору Ранелиду. Пер-Гуннар продолжал:
— Я предпочитал вести разговор в прежнем тоне, как Хлам привык; я думал, так он скорее меня послушается, — объяснил Пер-Гуннар Ердин.
— И что — послушался?
— И да, и нет. Я не хотел, чтобы он показывался на глаза Аллану, Юлиусу, Бенни и его подруге, поскольку подумал, что его беспардонное поведение может их покоробить.
— Так оно и было, — вставила Прекрасная.
— Как именно? — заинтересовался прокурор Ранелид.
— Ну, он ввалился ко мне во двор, табак за губой, ругается, требует спиртного… Я многое могу вытерпеть, но не выношу, когда человек нечистого поминает через каждое слово.
Комиссар Аронсон чуть булочкой не подавился. Вчера на террасе сама Прекрасная чертыхалась практически непрерывно. Но Аронсон все больше ощущал, что ни за что не станет лезть со своей правдой в эту сборную солянку. Она и так хороша! Прекрасная продолжала:
— Я почти уверена, что он был уже пьян, когда появился — а появился он на машине, представляете? А потом вышел и идет, пистолетом размахивает, хвастает: заведу я, мол, свой наркобизнес в… в Риге, кажется, так он сказал. Но тут я как заору на него, уж признаюсь господину прокурору, как заору: «Чтобы никакого оружия у меня в усадьбе!», и ему пришлось положить пистолет на террасу. Не удивлюсь, если он его там и оставил лежать, когда наконец убрался оттуда. Я таких злобных и неприятных людей в жизни не встречала…
— Может, это он из-за Библий так разошелся, — предположил Аллан. — От религии люди легко выходят из себя. Как-то, когда я был в Тегеране…
— В Тегеране? — снова не удержался прокурор.
— Да, давненько только. Тогда там было все спокойно, как выразился Черчилль, когда мы с ним оттуда улетали.
— Черчилль? — переспросил прокурор.
— Да, английский премьер-министр. Или тогда он уже не был премьер-министром, это он до того был премьер-министром. И после того, на самом деле, тоже.
— Я знаю, черт побери,кто такой Уинстон Черчилль, я только… ты и Черчилль — вы что, были в Тегеране вместе?
— Не поминайте нечистого, господин прокурор! — предостерегла Прекрасная.
— Да нет, не сказать чтобы уж так вместе. Я там жил какое-то время вместе с одним миссионером. Так вот он большой был мастер выводить людей из себя.
Но на этот раз выйти из себя был готов уже прокурор Ранелид. А ведь ему стоило такого труда взять себя в руки и несмотря на весь балаган попытаться добыть хоть какую-то осмысленную информацию из этого столетнего деда, который утверждает, будто встречался с Франко, Трумэном, Мао Цзэдуном и Черчиллем. Впрочем, риск того, что прокурор Ранелид может выйти из себя, Аллана нимало не пугал. Скорее наоборот. Словом, Аллан продолжал:
— Юный господин Хлам ходил прямо туча тучей все время, пока был в Шёторпе. Только раз и просиял, уже перед отъездом. Тогда он опустил окошко вниз и как крикнет: «Латвия! Скоро увидимся!» Мы это так поняли, что он собрался ехать в Латвию, но господин прокурор гораздо опытнее нас в этих полицейских делах, так что у него, может, есть другое толкование?
— Идиот, — сказал прокурор.
— Идиот? — повторил Аллан. — Так меня еще никогда не называли. «Собаку» и «крысу» Сталин себе позволял, когда сердился, но не «идиота».
— А теперь наконец назвали, черт меня дери, —сказал прокурор Ранелид.
Но тут среагировал Пер-Гуннар Ердин:
— Да ладно вам, господин прокурор, так кипятиться только оттого, что нет возможности взять и посадить кого захочется. Да и вообще — хочет господин прокурор все-таки дослушать историю или нет?
Прокурору этого все-таки хотел и пробурчал, что просит прощения. Вернее сказать, не то чтобы он так уж этого хотел… надо, куда деваться. И он позволил Перу-Гунару продолжить:
— Насчет «Never Again» остается сказать только, что Болт подался в Африку, чтобы записаться в легион, Хлам — в Латвию, наркотиками торговать, а Каракас уехал к себе домой в… ну, в смысле домой. Остался только я, один-одинешенек, хотя, конечно, со мной теперь Христос.
— С чем и поздравляю, — буркнул прокурор. — Дальше!
— Я отправился в Шёторп к Гунилле, подруге Бенни, Хлам мне в конце концов отзвонился и сообщил адрес, прежде чем уехать из страны. Наверное, все-таки стыдно стало.
— Гм, тут у меня осталось несколько вопросов, — сказал прокурор Ранелид. — Первый касается вас, Гунилла Бьёрклунд. Зачем вы купили автобус за несколько дней до того, как уехать, и почему, собственно, уехали?
Накануне вечером друзья договорились держать Соню в стороне от всего этого. Она ведь, как и Аллан, была беженкой, но, в отличие от Аллана, не имела гражданских прав. Предположительно она даже и шведкой не была, а в Швеции, как и во многих других странах, ты мало чего стоишь, если ты приезжий. Соню либо вышлют из страны, либо определят в какой-нибудь зоопарк на пожизненный срок. А скорее и то и другое. Но если не упоминать Соню, то снова придется лгать, чтобы объяснить, для чего друзьям понадобилось разъезжать по округе на грузовом автобусе.
— Да ну, автобус, конечно, оформлен на мое имя, — сказала Прекрасная, — но на самом деле мы его с Бенни вместе купили, а купили мы его для Бенниного брата Буссе.
— Чтобы он на нем Библии развозил? — съязвил прокурор Ранелид, который все-таки вышел из себя и был уже не в силах держать марку.
— Нет, арбузы, — ответил Буссе. — Не желает ли господин прокурор отведать самого сладкого в мире арбуза?
— Нет, не желаю, — ответил прокурор Ранелид. — Я желаю прояснить все оставшиеся вопросы, а потом желаю уехать домой, закончить с этой пресс-конференцией, а потом я желаю уйти в отпуск. Вот чего я желаю. А теперь я желаю, чтобы мы продолжили. Какого чер… Из каких соображений вы покинули Шёторп на автобусе перед самым приездом туда Пера-Гуннара Ердина?
