Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

– Ой... Настюша! – расплылся консьерж. – Какая взрослая стала, красивая!

Кажется, он вправду обрадовался. Или играл?

«Вот двуличная тварь!»

– Вижу, вы меня помните. – снисходительно улыбнулась она.

– Помню, девочка, память еще не отшибло. Счастлив видеть, проходи, пообщаемся!

«Век бы тебя не видеть! Стукач старый...»

Она протянула вохровцу пакет с продуктами. Перечислила:

– Там джин, икра, колбаса, апельсины. Так что пойдемте на кухню. Отметим встречу.

С «отмечанием встречи» она не ошиблась – Сивоглотов источал характерный запах: застарелое спиртное, наложенное на утреннюю опохмелку. «Похоже, придется мне с ним выпивать», – огорчилась Настя.

На кухне оказалось не прибрано. В раковине кисла посуда, в одном углу стояли пустые бутылки, в другом – банки. Сивоглотов суетливо вытер для нее табуретку:

– Садись, Настенька. Какая ты солидная стала, статная!

– Вы тоже... совсем не постарели, – великодушно откликнулась Настя.

Охранник и вправду не изменился: как был старикашка, так и остался. И глазки по-прежнему бегают. Хочешь взгляд перехватить – да не получается.

Сивоглотов ловко раскупорил джин, разлил спиртное по мутным стаканам. Колбасу нарезать не стал. Немедленно потянулся чокаться:

– Ну, за встречу?

И махом опрокинул стакан – граммов сто в себя влил, не меньше. Настя тоже сделала глоток джина.

– Ух, ядр-реный, – оценил Гавриил Иннокентьевич.

Перочинным ножом откромсал добрый ломоть сырокопченой, впился зубами. Быстро прожевал и сказал светски:

– Ну-с... Приступим к беседе? Спрашивай, Настюша, что хотела. Ты же не просто так мне джин принесла?

«Во дает Сивоглот! – удивилась Настя. – Сразу – быка за рога... А впрочем, мне же лучше».

– Вы слышали, Гавриил Иннокентьевич, что Челышева оправдали? – спросила она.

– Не оправдали. – поправил охранник. – А освободили – за недостаточностью улик.

На длинном слове «недостаточность» Сивоглотов слегка запнулся.

– Ну и как прикажете это понимать? – воскликнула Настя. – Дедулю моего с бабулей – убили, квартиру ограбили. А убийца, этот мой Челышев несчастный, – пару лет в тюрьме просидел и уже на свободе.

– Не пару лет, а почти четыре года он просидел, – снова поправил ее вохровец. Он внимательно наблюдал за Настей: не притворяется ли? Не играет ли?

«Надо постараться не переиграть».

– Я уже ходила к Воскобойникову. Ну, тому следователю, что дело вел. Спрашивала его, как это понимать. А он – ни бе, ни ме, говорит, дело отправили на доследование...

– А ты разве не рада? Не рада, что Сеню выпустили? – вдруг спросил Сивоглотов и впился в Настю цепкими глазками.

Она не стала поднимать перчатку.

– Я всегда хорошо относилась к Сене. – кивнула она. – И, врать не буду, очень переживала, когда его посадили. И никогда до конца не верила, что убивал – он. Но следователь тогда мне сказал: улики неопровержимы. Возмездие – справедливо. И я... Я в общем-то смирилась. Поверила... Хотя с Сенькой, вы же знаете, мы... мы дружили. И... И даже какое-то время жили вместе...

«Врать ему – бессмысленно. Чтобы такой шпион, в душе и по роду службы, как Сивоглотов, не знал, что мы с Сенькой сожительствовали? Никогда не поверю».

– А теперь, – продолжила она, – получается, что убивал не он?

– Он. – отмахнулся Сивоглотов и снова налил себе джину.

– А почему вы так думаете? – насторожилась Настя. – Вы что, его в тот день видели?

– Кабы видел – он бы вообще вышака словил, – мечтательно произнес Сивоглотов.

Настя еле удержалась, чтоб не выплеснуть свой джин ему в рожу. Но удержалась. Нацепила дежурную улыбку, потянулась чокаться...

– За тебя, Настенька, – предложил тост Гавриил Иннокентьевич. – За твою красоту неземную.

Кажется, его слегка повело. Ну и отлично. Лишь бы лапы свои волосатые, седым подшерстком покрытые, распускать не начал.

– Значит, Арсений в тот день в наш подъезд не заходил, – спокойно сказала Настя. – Ну а кто-нибудь еще? Кто-нибудь посторонний?

– Ща, подожди, – велел Сивоглотов. – Я тебе документ один покажу.

Он удалился в комнату. Явился через минуту. В руках – исцарапанная, ветхая шкатулка. Вохровец открыл ее, долго копался в пожелтелых бумагах. Наконец, вытащил одну, прочитал вслух:

– Вот. Видишь, что мне выдали?

– Понос, то бишь, – перевел для Насти Сивоглотов.

– Отравился, говоря по-человечески. Два дня из сортира не выходил.

– Сочувствую, – автоматически ответила Настя.

– Да я сам себе сочувствую, – буркнул Сивоглотов. – Кабы не эта дрянь – он бы от меня не ушел!

– Кто не ушел? – Насте удалось, наконец, поймать его взгляд.

– Преступник. – плотоядно улыбнулся охранник.

– А когда... когда эта токсикоинфекция у вас началась? Прямо с утра? – не сдавалась Настя.

– Не, с утра я как огурец был. Заступил в семь – а брюхо начало крутить только к обеду. Ну я... – вохровец слегка смутился, – сначала к Мининым, с первого, в туалет попросился, потом чувствую – совсем худо, не идти же снова в чужой сортир, ну я и побег домой...

– А что вы в тот день ели? – потребовала Настя.

Сивоглотов скривился:

– Да приставал уже ко мне следователь, что я ел, всю душу из меня вытряс. Вечером – картошку с тушенкой жрали, жена приготовила, царствие ей небесное. А с утра – она спала, а я сосисок себе наварил, четыре штуки. Воскобойников эти сосиски у меня из морозильника изъял, даже на экспертизу отправил. Потом позвонил: нормальные, говорит. Не вернул, правда, зараза... А на работе, на посту, – я не ем. Некогда мне кушать. Чаю я только попил.

– Во сколько? – уточнила Настя.

– В десять. Ровно. Я почему помню – «Маяк» пикал. И Абакумова-младшая как раз в подъезд заходила. С новым хахалем. Я его еще пускать не хотел. Просил паспорт с пропиской предъявить, – Сивоглотов хищно улыбнулся.