Мужей много не бывает - Романова Галина Владимировна (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
– Приехала?..
Это были ее первые слова, когда ее вывели ко мне в фойе. Ни приветственных возгласов, ни благодарности, ничего. Просто вялая констатация моего присутствия – и все. Мне, конечно же, было плевать на ее восторженные отзывы о моем великодушии, но могла бы как-то и поблагодарить. А вместо этого она обессиленно рухнула на сиденье моей машины. Откинулась на спинку и тут же устало прикрыла глаза.
– Куда едем? – не могла я не поинтересоваться.
– Домой.
– А это куда?
– Ну что ты заладила как попугай: «Куда, куда?!» Дома ты у меня была с Карасем, туда и вези!
– Ага, – сам тон ее ответа, не говоря уж о словесном наборе, не мог меня не разозлить, но отчего-то я сдержалась. Завела машину и, недолго попетляв, выехала к нужному дому. Подкатила неслышно к воротам. Затормозила. И холодно произнесла: – Вот твой дом. Выметайся. И чтобы я тебя рядом с собой больше никогда не видела!
Немного подумала, наблюдая ее искреннее изумление, и малодушно прошипела:
– Сука!!!
Дашка отчаянно моргала ненакрашенными ресницами, очевидно, силясь понять причину моего негодования. Но так как считать себя виновницей всех моих бед было не в ее правилах, она вдруг со слезами пробормотала:
– За что?! Почему это я сука?! Я... я для тебя... Э-э-эх, ты!..
Больше она ничего добавлять не стала. Открыла дверцу, выкатилась на улицу и, сильно сгорбившись, пошла к калитке. Ее понурый и запущенный вид меня нисколько не растрогал. Более того, в моей душе сладостно ныло мстительное удовлетворение. Вот, мол, как мало времени понадобилось для того, чтобы соскоблить с тебя всю позолоту. И волосы твои шикарные превратились в тусклые неряшливые пряди. И синяки под прекраснейшими из прекрасных глазами, которые, кстати сказать, тоже померкли. И щечки утратили былую округлость и свежесть, приобретя землистый оттенок. Получила, получила наша красавица по заслугам. Пусть на сей раз ей удалось уйти от ответственности, но пару-тройку солоновато-горьких ложек этот славный ротик все-таки заглотить успел.
Дашка добрела до двери, совсем было собралась толкнуть ее, как тут же, будто что-то вспомнив, повернула обратно. Я особенно никуда не торопилась. Опустила стекло в машине и стала ждать.
– Не пойму, за что ты на меня так злишься, – начала она скороговоркой, подойдя вплотную к «Ниве». – Ну да ладно, бог тебе судья. Ты сейчас уедешь, и на этом твоя история может закончиться, если ты... Как бы это поудачнее выразиться... Если ты сумеешь быть умной.
– Спасибо! – не удержавшись, фыркнула я. – А до сего времени я была дурой?
– Временами. Не обижайся. – Дашка убрала со лба потную челку. – Устала я, Витка. Хочу в душ и спать... на свободе. Тебе этого не понять.
– Не упражняйся в красноречии, дорогая, – холодно перебила я ее. – Так как же должна закончиться моя история? Что мне надобно сделать, чтобы иметь прекрасный финал? Вернее, чего мне не следует делать?
– Тебе нужно остерегаться твоего Незнамова, Вита. Это страшный человек. Очень страшный. На его совести не одна жизнь... Ладно, – она обреченно махнула рукой, поймав мой насмешливый взгляд. – Поступай как хочешь. Меня ты больше никогда не увидишь. Прощай...
Она, сгорбившись, ушла в дом. А я завела машину и поехала. Не было в душе моей в ту минуту ни горечи, ни обиды, ни облегчения.
Горевать было не по ком, обижаться мне особенно было не на что, так как эта жуткая история, по всей видимости, близилась к финалу. А облегчения от сознания того, что я больше никогда не увижу эту стерву, и быть не могло, потому как я была почти уверена – эта наша встреча с ней не последняя.
Глава 17
– Эй, ты что это делаешь?! – Вытаращившись на перепачканного побелкой Тарасика, я роняла на пол один за другим пакеты с продуктами и, как ни старалась, не могла вымолвить более ни слова.
Весь пол моего холла был устлан газетами и обломками навесного потолочного покрытия. В углу стоял краскопульт, который Кротов использовал для побелки деревьев в саду, и пара ведер. Окна, стены – все было забрызгано побелкой.
– Объяснишь, нет?
– Так я, это... Хотел ремонт сделать к твоему приезду. Потолки побелить. Стены покрасить. Я и краску купил.
– На что?! На какие средства?! – завопила я, разглядев чуть в стороне и банки с дорогущей импортной краской. – Ты украл ее?!
– Нет. Не украл, а купил. Купил, между прочим, на твои деньги.
– Тех, что я тебе оставила, ни за что не хватило бы!.. – Я раскипелась как самовар, бегая по холлу и спотыкаясь то и дело о разбросанный мусор.
– Так не тех. – Он робко заулыбался. – Других. Тех, что ты мне за револьвер заплатила. Они были у меня целы. Вот я и...
– Слов нет! – Я всплеснула руками и уставилась на подростка. – Ну ладно, хотел мне приятное сделать, это понятно. Но зачем ремонт-то?! Этому потолку всего каких-то полтора года. И стены вполне приличные, в покраске не нуждаются.
– Нет, – упрямо мотнул он вихрастой головой и закусил губу. – Все здесь им пахнет. Не хочу. Ты хорошая, а он гад. Не хочу, чтобы им здесь пахло. Если бы ты задержалась подольше, я бы весь дом побелил.
Хвала господу, что надоумил меня ехать домой без задержки! Иначе он тут такого мог наварганить!..
– Что Дашка? – насторожился Тарасик, глядя на меня исподлобья.
– Вспомнил наконец-то! – Я скинула с ног туфли и шагнула на чистый пол столовой. – Дома твоя Дашка. Дома. Вся поникшая, поблекшая и все равно стервозная.
– Да нет, – он широко разулыбался. – Она тоже хорошая. Очень. Просто вам с ней не повезло с одним и тем же человеком. Он не должен был встречаться вам на пути. Не должен был портить вам жизнь...
Выглянув из-за притолоки, я с удивлением качнула головой:
– Ел что-нибудь, философ? Давай тащи пакеты сюда, и будем готовить.
– А ремонт как же? – он растерянно озирался по сторонам.
– Никуда не денется твой ремонт. Успеешь, сделаем вместе. Мне, если честно, твоя идея насчет чужого духа в этом доме понравилась. Иди, братец, сюда.
Тарасик присоединился ко мне через пять минут, и работа закипела. Мы чистили рыбу, картошку. Варили уху, нарезали овощи. Причем делали все это с явным удовольствием и молча. Когда, все убрав и расставив тарелки, мы с вожделением поглядывали на кастрюлю, в которой настаивался наш суп, я решилась наконец задать тот единственный вопрос, который отчего-то начал зудеть во мне, волнуя сверх всякой меры:
