Изувер - Барабашов Валерий Михайлович (бесплатные полные книги .txt) 📗
Она радостно улыбнулась, коснулась мягкими теплыми пальчиками небритой щеки Койота.
— А ты не страшный. И на Волка не похож.
У него морда длинная и зубы острые.
— А в жизни волки нестрашные. Это про них только страшные сказки пишут и на картинках рисуют. Волки добрые.
— Ага, добрые! А зачем Волк все время за Зайчиком гоняется и съесть его хочет?
— Ну… он просто играет с ним.
— Нет. Он его съесть хочет. Я знаю.
— Ну, если бы он хотел Зайца съесть, он давно бы его съел. Вспомни, сколько раз Волк его догонял и даже за уши брал, а не ел.
Против этого довода девочка возразить ничего не смогла. Сморщила лоб:
— Ну, все равно. Волки плохие. Они на овечек нападают, мне бабушка книжку в деревне читала.
— Про овечек — это правда. Но волкам тоже кушать хочется. Если бы их, волков, кормили, они бы на овечек не нападали.
— А за что их кормить? Бабушка говорила, что волки ничего не умеют и не хотят делать. Людям, как собачки, не помогают. А только овечек воруют. Поэтому их надо убивать.
— Да-а, бабка у тебя серьезная. — Койот потянулся, потрепал девочку по щеке. — А ты-то сама как считаешь?
— Не знаю! — девчушка дернула плечиком. — Но овечек мне жалко. Они такие хорошенькие, мордочка мягкая. Мне сосед бабушкин давал ягненка поиграться, он у нас дома целую неделю жил. Вот. И я его сама кормила. И еще из овечки можно свитер связать и варежки. А из волка что можно связать?
— Волк — это санитар природы, — глубокомысленно изрек Койот, понимая, что логика ребенка загнала его в тупик. — Пусть живет. Другие звери бояться будут.
— А зачем друг дружку бояться? — тут же возразила Красная Шапочка. Надо жить дружно.
Ты мультики про кота Леопольда видел?
— Лох твой Леопольд, — нахмурился Койот. — Вахлак. Такой сейчас не выживет. Его собаки загрызут. В жизни, лапочка, надо вот такие когтищи иметь, — он растопырил пятерную и согнул пальцы, — и вот такие клыки, открыл рот, ощерил зубы.
Девочка попятилась. Но не испугалась, нет: она поняла, что с ней играют, а по телевизору видела и не такие «страшилки». Утех страшилищ — зубы длиной с палец, а у этого дяди нормальные, только нечищеные, желтые.
— А у тебя хвост есть? — спросила Красная Шапочка.
— Не вгоняй меня в краску, неразумное дитя! — захохотал Койот. — Есть, конечно. К следующей зиме должен вырасти, а сейчас еще маленький. Я его теплой водичкой по утрам поливаю. Помогает, я тебе скажу.
— А потом будешь им рыбу в проруби ловить, да? — Девчушка тоже засмеялась. — А он у тебя примерзнет, и тебя поймают, да?
— Ну, я бы не хотел этого, если честно, — пробормотал Койот. — Поймают, бить начнут… На свободе оно как-то лучше, даже волкам. Зимой в лесу хоть и холодно, и голодно, а все равно…
— Ксюша, ты где? — послышался за дверью голос Марины.
— Я тут, мама! — отозвалась девочка. — Я с Волком разговариваю.
— С каким еще волком? — Марина — в длинном домашнем халате, с косынкой на голове (принимала душ), вошла в комнату, с тревогой глянула на дочку. Ты зачем сюда вошла? Видишь, дядя Паша еще отдыхает.
— Это мой новый папа, да?
Марина стала выпроваживать не в меру любознательную дочь.
— Иди, иди! Потом поговорим. Тебя бабушка ждет, она уже оделась. Идите, погуляйте. Потом завтракать будем.
Красная Шапочка помахала Волку варежкой и пропала за дверью. С минуту слышались женские голоса, потом все стихло.
В спальню снова вошла Марина.
— Встаешь? — спросила она.
— Встаю. И ухожу. Не буду матери твоей на глаза попадаться.
— Как хочешь. Ты мужчина, тебе решать.
В этот же день из телефона-автомата Марина позвонила Мельникову.
— Александр Николаевич?.. Это я, здравствуйте. Узнали?.. Александр Николаевич, я сейчас коротко, ладно? Потом, при встрече, все расскажу. Паша, о котором вы говорили, — это он… Да, тат самый. Которого вы ищете. Все, до свидания! Пока!
И трясущимися руками Безуглова повесила холодную, как лед, трубку.
Глава 27
НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ВЫШИНСКОГО!
Чиновники от юриспруденции спешки не любят. Наспех сколоченное уголовное дело, торопливое расследование, поверхностный судебный процесс, кассационные жалобы в вышестоящую инстанцию, отмена решения, пересмотр дела, новые дознания-расследования… Господи, это такая бодяга! Такая нервотрепка!
Нужно все делать один раз.
Вещественные доказательства, орудия убийства — вот они, перед глазами судей и прокурора.
Признания обвиняемых — без запинки.
Показания свидетелей — слаженный народвый хор: никто не фальшивит, партию свою ведет по нотам, знает назубок.
Адвокаты лишь горестно разводят руками и прячут глаза от родственников обвиняемого, у которых запросили слишком большие гонорары и гарантировали освобождение прямо в зале суда.
Сам преступник сидит подавленный, аки зверь (зверь он и есть!) в клетке из толстых прутьев, повесив голову: конец. Финита ля комсдиа.
А конвой по окончании чтения приговора алчно позванивает уже готовыми наручниками…
Подобным образом, будто девчонке-студентке, Василий Васильевич Заиграев, заместитель областного прокурора по следствию, втолковывал прописные истины следователю по особо важным делам Эмме Александровне Крайко. И с ним трудно — невозможно! — было спорить, потому что формально он был прав. Сигналы и донесения агентов ФСБ — не основание для задержания подозреваемого. Нужны улики, весомые доказательства его вины.
— Пусть ищут оружие! — сказал в заключение их беседы Заиграев, и лицо зама прокурора сурово закаменело. — Пусть побегают, поломают голову, поработают как следует. Без оружия я разрешения на задержание Волкова не дам.
Конечно, Василия Васильевича можно обвинить в служебном бюрократизме, в том, что он — бесчувственный чинуша, не понимающий остроты момента. И сама Крайко, когда сияющий Мельников прибежал к ней и доложил обстановку, обрадовалась и загорелась: конечно, надо брать Пашу! Сейчас же! И рука ее сама собой потянулась к бланку ордера на задержание.
И вот — это бесстрастное, отчужденное даже лицо заместителя областного прокурора, его волевое решение искать орудия убийства! А он — начальник, его не перепрыгнешь.
— Волкова необходимо немедленно задержать, Василий Васильевич! — В голосе Крайко прозвучали просительные, жалобные даже нотки. — Он даст нужные показания, я вам это гарантирую. Я сама буду его допрашивать. Я убеждена, что это тот человек, которого мы ищем. Это он! Я в этом нисколько не сомневаюсь.
— А я сомневаюсь, Эмма Александровна! — сказал Заиграев, как кирпич положил — тяжело, веско. — Или мы с вами будем действовать по известному принципу: признания подозреваемого — царица доказательств? Так не забывайте, пожалуйста, что времена Вышинского давно уже прошли. Признания любой ценой мне не нужны.
У вас в СИЗО уже сидит, кажется, этот… как его…
Мотыль, да? Теперь и Шакала туда же? А потом мне подписывать новые постановления об освобождении?
— Мотыля я выпустила под подписку о невыезде, Василий Васильевич, призналась Крайко.
— Ну, тем более, дорогая моя! — обрадованноторжествующе воскликнул Заиграев. — Что же вы от меня хотите в таком случае? На посмешище выставить? Нет-нет, никаких постановлений по этому Шакалу я подписывать не буду. Пусть ваши любимые оперативники поработают еще, чего вы так спешите? Если этот Волков не убежал из города за это время, какой резон ему бежать, скажем, завтра?.. Чувства сотрудников ФСБ я понимаю, а опережать события не хочу. Желаю успеха!
С этими словами Заиграев выпроводил Крайко, и она ушла не солоно хлебавши в свой кабинет, где ее ждали Мельников и Костенкин.
— Не подписал! — с порога объявила Эмма Александровна, и опытным оперативнику и следователю ничего не нужно было объяснять. Но все же Крайко добавила: — Велел искать пистолеты.
Посидели все трое молчком, покурили.
