Херувим - Дашкова Полина Викторовна (лучшие книги TXT) 📗
Полковник тщательно следил за тем, чтобы количество индивидуальной информации не перетекало в качество, чтобы никто не имел возможности просчитать его план от начала до конца. Но уровень информированности доктора Тихорецкой постепенно превысил все допустимые нормы. Юлия Николаевна, сама того не желая, уже знала практически все, включая имя объекта «А».
Полковник не ошибся, введя в свою игру человека со стороны. Но не учел собственных слабостей. За многие годы работы в органах он привык иметь дело с профессионалами. Психология профессионала была для него прозрачна. Люди вне структуры постепенно превратились в инопланетян. Он не мог просчитать заранее, как поступит доктор Тихорецкая и насколько опасна ее информированность. Профессионал взвешивает каждое слово. Чужаки болтают, не думая.
Машина Юлии Николаевны до сих пор не была снята с прослушивания. За домом установлено открытое круглосуточное наблюдение. Такое открытое, что даже Шура заметила черный «Ауди».
Сквозь уличный шум и гул мотора голоса звучали смутно. Но полковник разбирал речь сквозь любые помехи, как графолог разбирает любой, самый непонятный почерк.
Когда он услышал, как Шура спрашивает маму о нем, о длинном худом человеке в очках, по губам его пробежала слабая улыбка, и тут же лицо напряглось. Ответ Юлии Николаевны он прокрутил дважды. А затем с удовольствием прослушал рассказ о чиновничьей чете и черном поваре из Марокко.
Глава двадцать седьмая
В последний вечер доктор Аванесов устроил для Сергея маленький прощальный ужин с шашлыками. Перед докторским коттеджем на лужайке стоял настоящий медный мангал. Гамлет Рубенович повязал женский фартук в горошек, нацепил поварской колпак, размахивал фанеркой, раздувая угли, сыпал прибаутками и анекдотами. Медсестра Катя сидела на пеньке, зябко кутаясь в вязаную черную шаль с кистями, потягивала горячее красное вино и молчала.
–?Жалко, нет с нами сейчас Юлии, – громко заявил доктор, подливая Сергею вино, – давайте выпьем за ее здоровье, она хороший человек и хирург отличный.
Сергей почувствовал, как что-то легонько, щекотно сжалось внутри, между ребрами.
–?Таким хорошим почему-то всегда не везет в личной жизни, – подала голос Катя, впервые за этот вечер.
–?Вот и выпьем за то, чтобы Юле повезло! – Аванесов чокнулся с Сергеем, потом с Катей и тихо спросил: – Ты все еще злишься на нас, Сережа?
–?Да что вы, Гамлет Рубенович, я вам очень благодарен, – сухо кашлянув, ответил Сергей и отхлебнул вина, – и вам и Кате спасибо за все.
–?На здоровье, дорогой. Живи долго. Ноги береги, в них много вложено труда и искусства. И лицо свое новое тоже береги. Поверь мне, твое лицо – хорошая работа, редко бывает, чтобы такая сложная пластика не оставляла следов и результат выглядел совершенно естественно. У полковника Райского всегда было чутье на отличных специалистов. Я много видел хирургов-пластиков, Юля лучшая. Она сделала все правильно, красиво, тебе будет с этим лицом легко жить. Ты только полюби его всей душой, как будто оно твое родное. Когда придешь к Юле рубцы убирать, передай ей от нас большой привет.
Шашлык получился отменный, потом пили кофе и коньяк. Когда прощались, Сергею стало грустно. Он вдруг понял, что прощается с Катей и Гамлетом Рубеновичем навсегда. Оглянувшись из темноты аллеи, он увидел, как они стоят на крыльце докторского коттеджа, обнявшись.
Последнюю ночь он не спал, просматривал копию старого уголовного дела. Он знал, что потом времени на это уже не будет. Убийство Демидовой Марии Артуровны и личность человека, обвиненного в этом убийстве, интересовали его все больше.
Свидетельские показания читались как главы романа. Маша Демидова представала в них настоящей роковой героиней. Когда она училась в десятом классе, из-за нее пытался покончить с собой мальчик-одноклассник. К счастью, спасли. В институте вокруг нее постоянно бушевали страсти. Была какая-то темная история с молодым преподавателем физкультуры. Подруга убитой поведала следователю, что Маша так вскружила голову физкультурнику, что бедняга бросил жену с маленьким ребенком, а жена поспешила накатать слезное письмо в горком партии. Последовало закрытое заседание партбюро института, и физкультурнику пришлось уволиться из престижного вуза по собственному желанию.
Маша умела сводить с ума, доводить человека до белого каления, а потом тихо отступала в сторонку и наблюдала, как очередной влюбленный делает глупости.
О том, что Михеев был в нее влюблен с первого курса, знали все, и многие слышали, как накануне убийства между ними произошел резкий разговор, в котором Михеев угрожал, что убьет Демидову. Он схватил ее за плечи, стал трясти, повторяя: «Машка, я тебя когда-нибудь убью, честное слово!» На что она ответила: «Ты, Михеев, глупая обезьяна. Пусти, больно!» Он отпустил. Она рассмеялась ему в лицо.
Все происходило в коридоре перед дверью аудитории, где шел зачет. Была летняя сессия. Дверь открылась, из аудитории вышел Герасимов. Маша подхватила его под руку, спросила, как он сдал зачет, и сказала: «Пойдем в „Гамбринус“, я есть хочу».
«Гамбринусом» студенты называли маленькое подвальное кафе неподалеку от института.
Герасимов обнял ее за плечи, она отстранилась, засмеялась и его тоже назвала глупой обезьяной. Так она величала всех молодых людей, проявлявших к ней интерес. Она вообще вела себя высокомерно, могла унизить публично какого-нибудь нежного воздыхателя. Но на нее не обижались, наоборот, многим нравилось в ней именно это.
В документах имя Станислава Герасимова упоминалось еще несколько раз. Кто-то из свидетелей утверждал, будто Михеев приревновал Машу именно к Герасимову, кто-то называл другие имена.
После окончания летней сессии компания из десяти человек отправилась на дачу к Демидовой. Родители ее в это время находились за границей. Михеев и Герасимов были в числе приглашенных, однако Герасимов не поехал. Он простудился и лежал дома с высокой температурой.
Поселок был старый, не ведомственный. Дача досталась родителям Демидовой по наследству.
Вечером, часов в одиннадцать, три девочки и три мальчика, в том числе Демидова и Михеев, отправились купаться на озеро. Оно находилось в трех километрах от дачи, по другую сторону железной дороги.
Маша и Юра обогнали остальных, о чем они говорили по пути, никто не слышал. Когда пришли, Михеев заявил, что собирается переплыть озеро и вернуться обратно, разделся и бросился в воду. Ширина озера была около восьмисот метров. На противоположном берегу росли какие-то особенные лилии, он пообещал сорвать одну и принести Маше. Вместе с ним прыгнули в воду еще двое, мальчик и девочка. Остальные трое, в том числе Маша, остались сидеть на берегу.
Ночь была ясная, лунная и очень теплая.
Когда Михеев доплыл до середины, Маша заявила, что замерзла, хочет спать и отправляется назад, на дачу. Ее уговаривали подождать, но она ушла.
Михеев доплыл до противоположного берега, вернулся, держа во рту стебель огромного белого цветка. Узнав, что Маша ушла, выбросил лилию, оделся и побежал за ней. Обнаружив, что на дачу она не приходила, он отправился ее искать, перед этим выпив залпом стакан водки и не закусив. Свидетели утверждали, что он находился в возбужденном состоянии и повторял: найду и убью, придушу своими руками, не могу больше!
Примерно к часу ночи с озера вернулись остальные, решили не ждать Машу и Михеева, все проголодались, а эти двое пусть себе выясняют отношения.
В половине третьего Михеев влетел в дом с криком: «Надо „скорую“! Машка!» На даче был телефон. Ничего никому не объясняя, Михеев долго крутил диск и не мог понять, что звонить надо через восьмерку. Все присутствующие увидели, что его руки, лицо и рубашка в крови. Кто-то догадался правильно набрать номер. Трубка оставалась у Михеева. Он сказал: «Приезжайте срочно! Человек умирает!», назвал адрес дачи, потом свою фамилию. Диспетчер стала задавать ему вопросы, в ответ он крикнул: «Некогда, мать вашу! Она лежит на стройке!», затем швырнул трубку и вылетел вон.
