Кто остался под холмом - Михалкова Елена Ивановна (читать книги без txt) 📗
– Ого! – сказал Макар.
Фотограф улыбнулся и снова стал самим собой.
– О чем мы говорили?
– Вы уехали к другу…
– К Науму, да. Он как раз в тот год попал в больницу. Когда оглядываешься, всякий раз видишь цепь совпадений; кажется, выдерни одно звено – и все остальное рассыплется, прошлое изменится. Я не мог отделаться от мысли, что если бы Наум не заболел, все обошлось бы. Но на самом деле это самообман. Я вернулся, Володи уже не было.
– Просто исчез? – недоверчиво спросил Макар. – Ни записки, ни звонка?
– Ничего. – Герман посмотрел в окно невидящим взглядом. – Пропали кое-какие вещи, но, понимаете, даже в этом я не уверен. Он время от времени покупал себе что-то новое, мне все это казалось однообразным…
В соседней комнате звякнул колокольчик.
– Извините, я на секунду…
Фотограф скрылся за портьерой.
– Вытащи меня отсюда, – сдавленным голосом потребовал Бабкин.
Илюшин поднял бровь.
– Вытащи, сволочь!
– Я сам, заметь, в плену.
– По сусалам тебе замечу, – пообещал Бабкин.
– А кто советовал тебе остановиться, когда ты разожрался до сотни?
– Это мускулы!
– Пришло их время, – заверил Макар.
Фотограф вернулся, удивленно взглянул на Сергея.
– Вы что, пытаетесь записывать за мной?
– Мы ведь, кажется, договорились… – начал Илюшин.
– Нет-нет, я о другом. Разве вам удобно?
– Не особо, – признал Сергей.
Герман наклонился, протянул ему руку и рывком вытащил Бабкина из кресла.
– Простите, наша мебель… Сам-то я к ней привык. Подарок мецената с… э-э-э… причудливым вкусом.
– Эх, и силища у вас, – оценил Бабкин.
– Эти кресла любят почтенные матроны, – пояснил Герман. – Догадайтесь, сколько мужей из десяти вспоминает о радикулитной спине, когда приходит время выуживать своих супруг? Я годами работаю подъемным краном. И вы, хочу заметить, далеко не самый тяжелый груз.
– Давайте вернемся к Володе, – попросил Макар, с оскорбительной легкостью высвобождаясь из велюровых объятий. – Как вы объяснили себе его исчезновение?
Крохотная, почти незаметная пауза перед ответом.
– Я решил, что он от меня сбежал.
– Вы его часто наказывали?
– Мы ссорились. Ему исполнилось девятнадцать, он хотел… Я не понимал, чего он хочет. Грубил, кричал…
– Вы сказали, тихий мальчик, – напомнил Илюшин.
– Да, да… – Герман прижал ладонь ко лбу. – Володя менялся. Я иногда не узнавал его. Но войти в свой дом и почувствовать какое-то пугающее изменение… Будто он стоял перед камерой – и вдруг сделал шаг из кадра за миг до того, как я успел нажать на спуск, а у меня осталась фотография с концентрированной пустотой. Вы замечали: когда кто-то уходит от вас, пустота сгущается, несмотря на то, что это противоречит ее свойствам?
– Мне жаль, – мягко сказал Илюшин. – Герман, вы полагаете, Володя жив?
– Я в этом уверен.
– Он писал вам? Звонил? – Фотограф молча покачал головой. – Но ведь прошло уже двенадцать лет…
Герман горько улыбнулся – в точности как Борис Оводов.
– Я думаю, Володя меня просто забыл.
– Уже второй человек заявляет, что Карнаухов жив, – сказал Бабкин. – Однако парень как в воду канул и никаких сигналов с морского дна не подает.
– В случае с Оводовым это объяснимо: он в экзальтации. Притча о блудном отце тоже имеет право на существование, а других притч в его библии, по-видимому, не записано.
– Я сейчас сделаю вид, будто понял, что ты сказал. Но у Германа-то эта уверенность откуда?
Фотограф подтвердил, что после исчезновения племянника он написал заявление в полицию. В Беловодье Карнаухова называли именно так – «племянник Германа», и постепенно тот и сам стал так говорить.
– Я побеседую с местными, – сказал Бабкин, имея в виду полицию.
– А я пойду в народ.
Лучшее, что может сделать незнакомец, – предъявить правильные рекомендации. Репутация чужака поначалу всегда величина отрицательная. Зачем приехал? Не будет ли от него вреда? Если люди, глядя на тебя, начинают задаваться подобными вопросами, значит, первый ход был неверен. Рекомендации – еще не ключ, но уже дверь.
Илюшину требовался человек, обладающий большим авторитетом.
– Герман, кто у вас в городе главный?
Надо отдать должное фотографу: тот сразу понял, что речь идет не о властях, и задумался.
– Священник, может? – предположил Сергей. Они видели высокую белую церковь с зелеными луковками куполов.
– Отец Георгий? Да, в какой-то мере. Но его скорее любят, чем слушаются. Негласная власть у нас – Кира Гурьянова.
– Кто это?
– Директор двадцать первой школы. У нас их четыре, но если говорят «школа» без номера, не сомневайтесь: речь о ней.
Здание школы было старым. Илюшин предполагал увидеть типичную постройку советского времени («хоть что-то типичное в этом городе»), но вновь ошибся в своих ожиданиях. Перед ним была бывшая дворянская усадьба, к которой позже пристроили дополнительные корпуса, выглядевшие как бедные родственники на приеме у генеральской вдовы. Вместо регулярного парка вокруг раскинулся старый яблоневый сад.
Внутри было светло и пусто. Макар подергал двери кабинетов: открыты. Это уже было почти возмутительно. Лето, в школе никого – а они двери не запирают! Правда, из соседнего коридора доносились женские голоса. Заглянув в учительскую, Макар узнал, что Кира Михайловна уже ушла.
Ее дом стоял на первой линии, у обрыва. К реке вела длинная пологая тропа; у самой воды на песке лежала лодка, сверху похожая на дольку каштановой кожуры.
«Ч-ч-черт», – мысленно сказал Макар, когда ему открыли.
Город преподносил сюрпризы на каждом шагу.
А ведь он мог бы догадаться. Он побывал в школе, видел старинное здание, содержащееся в безупречном порядке. Многие думают, будто жилища похожи на своих хозяев: справедливо для квартир, но с домами все иначе. Это хозяева обретают сходство со своими домами, пропитываются их духом, принимают их образ.
Некоторые школы – это не что иное, как очень большие дома.
Женщина, стоявшая перед ним, выглядела непримечательной и запоминающейся одновременно; подобное парадоксальное сочетание Илюшин встречал и прежде и хорошо знал, что за ним скрывается человек незаурядный. Ее умный проницательный взгляд подтвердил его опасения.
Илюшин представился и сообщил о цели своего визита. От Гурьяновой во многом зависело, как его примут в Беловодье. Люди в маленьких городах редко любят людей из больших городов, поэтому он постарался придать себе легкий налет провинциальности.
– Вы ищете Володю Карнаухова? – недоверчиво переспросила она. – Прошло двенадцать лет!
– Большой срок, – согласился Макар. – Я надеюсь, в вашем городе нам помогут.
Ее взгляд сделался задумчив.
Илюшин молчал, понимая, что любое слово может сработать против него.
– Пойдемте выпьем чаю.
Следуя за ней, он размышлял о том, хочет ли Кира Гурьянова чаю, выполняет ли долг гостеприимства или пытается выиграть время.
– Что сообщил вам Герман? – спросила она, расставляя чашки.
– Исчезновение Володи стало для него серьезным ударом, – уклончиво сказал Макар.
Воздух в доме пропах луговыми травами и полынью; аромат разносился свежий, словно поле было в соседней комнате.
– У него есть предположения?
– Герман думает, что Володя сбежал.
Гурьянова кивнула.
– Он в последнее время расспрашивал меня о больших городах – Володя, не Герман. Москва, Петербург… У меня сложилось впечатление, что ему давно уже тесно в Беловодье, но либо он стеснялся прямо сказать об этом, либо дядя возражал против его отъезда.
– Они с Германом ссорились?
Гурьянова сделала неопределенный жест:
– У них не всегда ладилось. Двое мужчин в одном доме, один из мальчика превратился в юношу…
– У Володи была девушка?
– Мне об этом не известно. Нет, думаю, что нет: он был слишком занят работой. Герман за много лет создал новую моду: люди фотографируются семьями по каждому мало-мальски значимому поводу. Уже нельзя представить, чтобы кто-то отмечал день рождения и не отправился в фотоателье. Понятно, что он руководствовался своими интересами, но в итоге это превратилось в традицию, очень милую городскую традицию. Его приглашают снимать все праздники, свадьбы, Дни города – кстати, он будет скоро. Поверьте, Герман не сидит без работы, и у Володи было не так много свободного времени, как ему хотелось. Может быть, он устал.
