Покушение на зеркало - Кондратов Эдуард Михайлович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
- Давайте выберем, что спеть, - предложил я. - Где ваш инструмент?
...Я проторчал на телевидении еще не меньше часа. Гитарные переборы имели призывный эффект пастушеской свирели - двери не закрывались, и скоро комната была набита битком. И поскольку среди сбежавшихся овечек были о-очень даже завлекательные экземпляры, не распустить хвост я просто не мог. Тем более, что в моем репертуаре было несколько песенок, которые не могли не растрогать женские сердца. Многозначительно поглядывая на длинноволосую юную блондинку в сокрушительном мини-платьице, я с выражением пел:
Мне, красавица, с тобою очень трудно будет жить:
В сторожа к тебе податься? То ль в темницу посадить?
У тебя ума палата, а глаза полны огня...
Это, братцы, многовато, скажем прямо, для меня.
Для меня твоя повадка, словно для корыта шторм, Не по Сеньке эта шапка. Не в коня, ей Богу, корм!..
В такой аудитории я, как правило, теряю не только чувство меры, но и чувство ответственности. Мне пора было в издательство - ненароком вернется "главарь" чуть раньше, и тогда жди неприятностей: отсиживание от сих до сих он считал наиважнейшим долгом подчиненных. Я отчетливо сознавал, что кадрить никого из этих милых длинноногих ягнят не буду - не время, не место да и башка забита совсем другим. К тому же моим рыжым дамам пора было обедать - обе они к двум часам должны быть где-то еще. Но себя не переделаешь, тем паче на ходу, тем более в запале. Я прекратил свое "а вот еще одна о любви", лишь заметив краем глаза, как, переглянувшись с кем-то, выскользнуло за дверь то самое златоволосое созданье, которому я непроизвольно адресовал свои канцонетты.
Разочарование чуть кольнуло сердце, настроение петь пропало и...
И опять, правда, всего лишь на считанные мгновенья, предо мной с пронзительной отчетливостью появилась заставившая внутренне содрогнуться картинка:
молодящийся хмырь с гитарой, с ироническим интересом слушающие и разглядывающие его девицы, ровесницы его дочери, тоскливое нетерпение в глазах двух рыжих дамочек, в душе проклинающих этого бестактного писателя Ходорова, который не хочет понять, что у них есть еще и другие дела и заботы...
- Почему вы не выступаете со своими концертами? - наивно таращась, чирикнула маленькая брюнетка, похожая на симпатичную обезьянку в очках.
- Знаете, когда-то я отказался вступать в Союз кинематографистов только потому, что быть членом сразу трех творческих союзов просто подозрительно, - пояснил я. - Есть основное дело твоей жизни, твоя профессия и призвание, остальное же - хобби, увлечение, слабость - как ни назови. Правда, сейчас все кому не лень стали писать книги - даже писклявые певички делятся своей мудростью. Не хочу уподобляться им, только и всего.
- И зря! У вас просто чу-у-дные песенки! Вам бы аккомпаниатора...
- Зачем? - возразила Рената Петровна вставая. - А Высоцкий? Всего пять аккордов - и сотни песен.
- Да, но у Высоцкого был такой голос, что...
"Так, все правильно, - подумал я. - На гитаре играть не можешь, голоса нет, а песенки чу-у-дные. Спасибо и на этом".
Но обиды в глубине души, как ни странно, не было. Наверное, я настолько изголодался по успеху у публики, уж какой бы она ни была, что даже фальшивые комплименты готов глотать не морщась. И все же, и все же... Готов руку отсечь
- девицы западали искренне, особенно когда пел это: "Но как мне быть с тобой счастливым? Тебе ж всего двадцатый год...". Романс бронебойный, проверено.
Спускаясь по лестнице в вестибюль в сопровождении торопившейся в столовую редакторши, я договорился с ней о встрече через три-четыре дня, на записи передачи. Из здания студии я вышел в состоянии легкой, словно облачко, медленно рассеивающейся эйфории. Из головы не шла длинноволосая блондинка: она не могла не заметить моего к ней внимания. И вроде бы ей это нравилось. Но вот ушла она с улыбочкой несколько двусмысленной. Что она должна означать? Ох уж эти наши средневолжские джоконды...
За два часа, которые я провел в студии, июльское солнце поработало на славу.
Такой свирепой жары, какая стоит уже неделю, я не припомню. Ярко белесое небо, размытые очертания слепящего диска, густо парящий мокрый проспект... Поливалка еще не скрылась из глаз, а на асфальте уже проступали и на глазах расширялись бледные проплешины. Прохожих на раскаленных тротуарах мало - в большинстве магазинов перерыв, до автобусной остановки два квартала, а прогуливаться сегодня в полдень отважился бы разве что безумный. Даже автомобильный поток, обычно почти непрерывный на этом спускающемся к Волге проспекте, был сейчас какой-то вялый, словно машины побаивались надорвать свои бензиновые сердца.
Рассеянно посмотрев налево, я без какой-либо опаски вступил на проезжую часть и, воспользовавшись паузой в движении по моей стороне улицы, быстро, почти бегом попытался проскочить к разделительной полосе. Я никак не мог ожидать, что из-за большого телевизионного автобуса - кажется, их называют лихтвагенами, - который стоял у тротуара метрах в пяти от меня, вдруг вынырнет несущаяся на большой скорости машина. Но именно так и случилось: запыленная красная "ауди" с тонированными стеклами мчалась прямо на меня. По инерции я сделал еще два-три шага вперед, пересек полосу и тут же, чуть было не оказавшись под колесами "волги" из встречного потока, рванулся назад. Завизжав тормозами, шикарная иномарка вильнула к обочине, крутанулась вокруг оси и с размаху ударила задним крылом о фонарный столб, возле которого то ли пережидала движение, то ли читала объявление немолодая женщина с зонтиком и хозяйственной сумкой. Сшибла ее машина или только задела, я не разглядел - увидел уже лежавшее боком на бордюре тело с неестественно, "блошкой" подогнутыми ногами, высыпавшиеся из сумки пестрые пакетики печенья и кочанчик капусты. Раскрытый выцветший зонтик отлетел в сторону метра на четыре и еще покачивался, словно большая выдыхающаяся юла. Почему-то именно эту деталь отметило в тот злополучный миг мое сознание, видимо, изо всех сил противившееся воспринимать жуткую реальность того, что только что произошло.
13
Дальнейшее развитие событий запечатлелось в моей памяти кадрами немого синематографа - какими-то рваными, нервно дергающимися фрагментами. Широко раскрытый рот перепуганной мороженщицы - крика не слышу... Мальчишка, оглядываясь на бегу, машет рукой, кого-то зовет... Вот и я... Ватными ногами я шагаю к этой несчастной... Вот распахивается дверца заднего салона "ауди"... Я наклоняюсь... Чьи-то могучие руки обхватывают меня сзади за поясницу... Я инстинктивно вырываюсь, от сильного удара по шее темнеет в глазах, сознание на какое-то мгновенье отключается... Но только на мгновенье: когда меня грубо запихивают в машину, я уже в состоянии как-то контролировать себя и потому не предпринимаю никаких попыток к сопротивлению...Автомобиль, словно на старте ралли, с рыком срывается с места, я болезненно ударяюсь затылком о что-то металлическое, установленное у заднего окна, и, слабенько охнув, окончательно прихожу в себя. Вернее, обретаю способность реально оценить ситуацию и, выражаясь языком редактируемых мною наукообразных брошюр, назвать ее составляющие адекватными их сущности именами.
Я ощущаю, как лихорадочно пульсирует мой мозг. Да, да, я - виновник дорожного ЧП, которое, похоже, стало трагедией для незнакомой мне женщины с зонтиком.
Сейчас я убегаю с места происшествия, хоть и не по своей воле, меня насильно увозят они. Кто - они? Их трое - двое впереди, третий рядом со мной. Я вдвое старше любого из них, этих загорелых мордоворотов с одинаково подбритыми затылками, однотипно одетых. Мой мускулистый сосед в узкой черной майке и пестрых "бермудах", на его корешах - расстегнутые до пупа расписные рубашонки.
Желтая цепь на бычьей, мокрой от пота шее водителя мутно отсвечивает, нахально лезет в глаза. В машине невыносимо душно, но стекла опущены только на два пальца - люди, подхватившие меня словно худого котенка с тротуара, предпочитают быть невидимками для водителей и пешеходов. Я слышу, как время от времени они обмениваются отрывистыми репликами, смысл которых не доходит до моего сознания. Я просто фиксирую звуки и шкурой ощущаю бьющийся в их интонациях страх:
