Дело об императорском пингвине - Константинов Андрей Дмитриевич (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Пытался даже поймать парочку, но они оказались гораздо проворнее меня и убежали.
Каким-то образом я все-таки добрался до дома и даже сумел самостоятельно раздеться. Об обещании отзвониться Спозараннику я, естественно, забыл. Зато перед тем как окончательно отрубиться, оказывается, успел записать на подвернувшейся газете внезапно пришедшую в мою пьяную голову абсолютно трезвую мысль. Я узнал об этом только утром, после того как газета совершенно случайно попалась мне на глаза.
С трудом разбирая собственные каракули, я прочитал:
Водка, жара и менты — это абсолютно несовместимые вещи.
На следующий день я сумел дотащиться до Агентства только к полудню. Нажираться два дня подряд — это явный перебор. К тому же мой организм, по-видимому, совершенно отвык от подобных нагрузок: и он, и я чувствовали себя отвратительно.
До конторы я снова добирался общественным транспортом, поскольку вести машину в подобном состоянии было бы полным безумием. К тому же наш горячо любимый президент, похоже, обосновался в родном городе надолго (а к чему это может привести, мне уже довелось испытать на собственной шкуре). Последнюю стометровку по Зодчего Росси я преодолевал мучительно долго, мысленно представляя себе процесс неизбежного объяснения с Глебом. Да и Скрипка наверняка попытается продолжить парить мне мозги по поводу утраченного пейджера.
Первым еще на лестнице мне попался охранник Григорий. Раскрасневшийся и потный, он смолил свой извечный «Беломор» и, увидев меня, радостно заулыбался.
— Ну вот, хоть еще один мужик подтянулся, — сказал он, протягивая мне руку. — Слушай, Витя, меня наши бабы уже задолбали.
— Чего там у нас опять стряслось?
— Да они с этим переездом окончательно свихнулись-. Марине Борисовне не нравится, как у них в кабинете расставили мебель. Ей, видите ли, не так уютно, как было раньше.
И Горностаева туда же: шкаф хорошо бы сюда, стол развернуть, сейф передвинуть. Я уже замудохался с этой мебелью. Главное, сами еще не знают, куда чего поставить. Ты, мол, Гриша, двигай, а там посмотрим.
А мне, между прочим, еще и за дверью следить надо, — обиженно закончил он. — Потом сам же Обнорский на меня и наедет, если опять какой-нибудь шизик проскочит.
— Гриша, вы там скоро, — откуда-то сверху раздался голос Агеевой. — Мы тут с Валюшей, кажется, придумали наиболее оптимальный вариант.
Вслед за голосом объявилась и сама Марина Борисовна.
— Ой, Виктор, и вы тоже здесь.
Как хорошо. А то мы Гришу уже совсем загоняли. — Гриша натужно выдохнул и, загасив хабарик, просительно взглянул на меня:
— Вить, поможешь, а?
— Ну пошли. Миллионера из меня не вышло, придется переквалифицироваться в грузчики.
В конце концов, рассудил я, шкафы двигать — это вам не со Спозаранником общаться. Дурное дело — не хитрое.
В архивно-аналитическом отделе Завгородняя что-то эмоционально рассказывала Горностаевой. Валентина поздоровалась со мной довольно приветливо, а вот Светка, наоборот, поморщилась и удостоила меня едва заметным кивком головы. После того, как она узнала про наши отношения с Татьяной, некогда бурный роман, апогеем которого стала поездка к Красному озеру, был похоронен окончательно и бесповоротно. Попыток реанимировать его я уже не предпринимал. Хотя от созерцания Светки получал удовольствие по-прежнему. Потому как, безусловно, было что созерцать.
Между тем Агеева стала раздавать нам ценные указания:
— Мальчики! Гриша, Витя! Вот этот шкаф с книгами нужно поставить к стене, а стеллажи перенести поближе к центру комнаты. Только аккуратнее, ради Бога, постарайтесь не царапать пол, он и так выглядит ужасно. А я пока подумаю, куда лучше повесить Обнорского — здесь он совершенно не смотрится.
Марина Борисовна сняла со стены портрет живого классика и принялась тщательно вытирать запылившийся застекольный образ, тихонько напевая при этом Бог весть кем сочиненную песню:
Парней так много холостых
В РУБОПе на Чайковского.
Вот только все они менты,
А я люблю Обнорского…
Мы же покорно занялись физкультурой. Пользуясь отсутствием начальства, Завгородняя с Горностаевой курили у открытого окна, и Светка продолжала возмущаться:
— …Нет, ну ты представляешь, Валька, какой гад! Расписал мне по телефону: тяжкие телесные, смертельный исход, эксклюзив. Я, как дура, ночью ловлю тачку (заметь, на свои кровные), тащусь на эту чертову Разъезжую. И что в результате? Трое черных избили четвертого такого же. Подкараулили его у подъезда и просто банально избили. Правда, хорошо так избили, неслабо. Но не убили же! А этот гад, Хижняк, старший опер из РУВД, меня там во дворе поджидает. Еще и улыбается.
Мол, Светочка, как вы сегодня очаровательно выглядите (а я, блин, чуть ли не в комбинации приехала, даже глаза накрасить не успела). Зараза такая! Извините, говорит, Светочка, оперативный дежурный малость напутал. Оказывается, наряд соседи вызвали, когда драка закончилась. Смотрят в окна — избитый на земле валяется, они и подумали, что убили. А как менты приехали, так этот жмурик и очнулся. Мало того: от госпитализации отказался и заявление в милицию писать никакого не стал. Уперся рогом, ни в какую! Оклемался слегка и домой поперся, раны зализывать.
— Ты его сама-то видела? — поинтересовалось Валентина.
— Кого? Потерпевшего, что ли?
— Ну да. Мужик-то хоть симпатичный? Тебе же вроде кавказцы всегда нравились?
«Ого», — отметил я. Что-то мне Светка раньше не рассказывала о подобных своих пристрастиях.
— Да куда там — страшнее ядерной войны. Наш Гвичия по сравнению с ним — бог Аполлон! — (Эх, жаль, Зураб не слышит, подобное сравнение из уст нашей Светочки, думаю, он бы был польщен.) — Представь себе: маленький (ниже меня росточком), лапы волосатые, носяра горбатая, да к тому же еще и куда-то набок сдвинутая. Похоже, что не первый раз уже по морде получает. Да, и еще, представь себе — знаешь, как его зовут? Казбек! Ничего себе имечко, правда?
Девчонки так заразительно захохотали, что даже хмурый, окончательно задолбавшийся Гриша тоже сотворил некое подобие улыбки.
И тогда, под аккомпанемент девичьего смеха, дверь в комнату неожиданно резко распахнулась и на пороге появился… призрак. Не внезапно вернувшегося раньше намеченного срока Обнорского, не жаждущего моего комиссарского тела Спозаранника, и даже не учуявшего табачный дым в неположенном месте Скрипки.
Это был призрак Татьяны!
За те несколько месяцев, что мы не виделись, она успела измениться.
Что— то новое, незнакомое, иное появилось в ее взгляде, лице, даже в самой фигуре, походке. Налет столичного лоска? Блестки осыпавшего ее звездного дождя? Не знаю, может быть. Это была Татьяна -и в то же время не она.
Черное короткое бархатное платье ей безумно шло. Тот, кто его пошил, безусловно, знал свое дело. Разве что чуть-чуть, самую малость переборщил с его открытостью — по крайней мере, раньше она старалась одеваться гораздо скромней. А теперь все окружающие при желании могли увидеть ее маленькую тайну, в которую еще недавно в этом мире были посвящены всего лишь несколько человек, включая, естественно и меня — родинку на дне ложбинки меж ее не очень больших, но таких потрясающе красивых грудей…
Все эти мысли пронеслись у меня в голове за какие-то доли секунды: хлесткая и, надо признать, весьма тяжелая пощечина вернула меня с небес на землю, заставив окончательно поверить в то, что передо мной стоял не призрак, а действительно сама Татьяна.
— Какая же ты все-таки сволочь, Шах! — такими были первые слова, произнесенные когда-то любимой мною женщиной.
И в этот же момент раздался звон разбитого стекла. Для звука разбившихся сердец это было бы слишком уж громко и не правдоподобно. Все оказалось гораздо проще — это Агеева от неожиданности выпустила из рук портрет шефа. Боковым зрением я увидел, как на нас с Татьяной вытаращились совершенно обалдевшие Завгородняя с Горностаевой, а испуганный Григорий инстинктивно шарахнулся в сторону, укрывшись за стеллажом.
