Мне давно хотелось убить - Данилова Анна (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
– Первый раз слышу. Что это еще за зечка?..
Жанна в двух словах рассказала ему и про эти визиты, и про то, что она обратилась за помощью в агентство Крымова.
– Могу сказать одно – к тебе это не может иметь никакого отношения. Но ее визит в то же самое время не случаен. Ее кто-то нанял, чтобы запугать тебя. Но теперь, когда я все-таки набрался храбрости и объявился, ты можешь ничего не бояться… Что касается крымовского агентства, то думаю, что эти ребята сами во всем разберутся, а я все оплачу. Ты мне скажи одно – ты, моя дочь, ты не отвергнешь меня? Ты не укажешь мне на дверь? Поверь, ты – единственное, что у меня есть в этой жизни. Хотя фраза избитая, но все равно – она правильная. Стоит тебе сказать мне, чтобы я ушел из твоей жизни, так и не войдя, и я уйду. Но я буду очень несчастен. Тем более что теперь у меня нет и Валентины. Возможно, я поступал эгоистично, уезжая из этого города, но меня можно понять: я не мог и не хотел видеть, что она живет своей жизнью, в которой нет места мне… Она была необыкновенной женщиной, и всякий мужчина, которому выпало счастье быть с ней, никогда не скажет о ней ни единого дурного слова. Безусловно, она была в некоторой степени взбалмошной, могла позволить себе бросить все и уехать куда-нибудь дня на три-четыре, как это было и со мной… Она была свободной, с каким бы мужчиной ни жила. А мужчины чувствуют это. Для нее брак стал бы тюрьмой, и она мне неоднократно говорила об этом. Но самым слабым ее местом были почему-то не зрелые мужчины вроде меня, а совсем еще юные создания. Я не хочу сказать, что она совращала или развращала их, нет, ничего подобного, она учила их любви… Боже, как же с ней было хорошо и легко!
– Вы хотите знать, с кем встречалась моя мать перед смертью? – вдруг перебив, спросила Жанна и вся внутренне напряглась.
– Конечно…
– Зачем? Вы уверены в том, что именно этот человек ее убил?
– Да. Но почему ты говоришь со мной таким тоном? Тебе не понравилось, как я говорил о твоей матери?
– Да потому, что вы ничего не знаете…
– Что ты имеешь в виду?
– Я не так выразилась: вы как раз ВСЕ ЗНАЕТЕ! И пришли вы сюда, чтобы убить ЕГО, ведь так?
– Может быть… Но, с другой стороны, у меня нет доказательств. Одна интуиция. Но ты, ты, Жанночка, могла бы мне в этом помочь. Расскажи мне всю правду. Расскажи, когда и с чего все началось? И когда ты поняла, что это ОН убил твою мать?
Жанна закрыла глаза и увидела бледное красивое лицо, которое растаяло за несколько мгновений, оставив красный яркий след.
Где-то далеко кто-то разбил стекло, и грохот его был таким громким, что никто не услышал пронзительного женского крика, предсмертного крика… Ну конечно, кто же поверит, что Валентина мыла окно в ТАКОЙ ДЕНЬ?!
Жанна открыла глаза и, устало улыбнувшись, посмотрела на Берковича. Если бы он только знал, как много бы она отдала, чтобы вернуться в прошлое и воскресить чистоту отношений с самыми близкими ей людьми…
Он уже не помнил, сколько кружил по улицам в поисках места, где бы ему позволили согреться, а еще лучше – выпить. Он ненавидел снег, который, как маркесовский дождь, обещал идти четыре года одиннадцать месяцев и два дня. Ему хотелось закрыть глаза, утопая в снегу, а открыть их и тут же ослепнуть от солнца. От весеннего, майского солнца, чтобы вокруг была жизнь, жужжали пчелы, шелестела буйная бледно-зеленая листва, покачивались, расправляя стебли и лепестки, цветы, а по улицам ходили голоногие девушки в светлых прозрачных платьях, призванных сводить с ума измученных авитаминозом и уставших от неудовлетворенности жизнью мужчин. Ослепнуть на миг, потому что слепота, настоящая слепота, для художника – это смерть.
Он закрыл глаза, стоя на тротуаре и ежась от порывов ветра, несших с собой горсти все того же бесконечного, липкого и ненавистного снега, а открыл их в грязном темном кафе: он не помнил, как входил туда, и очнулся, уже сидя за столиком, покрытым красной, в пятнах, скатертью.
Кроме него, в кафе не было ни одного посетителя.
– У нас тут не ресторан, поэтому подходите и заказывайте, – донеслось из-за стойки бара. Барменша – девушка с позеленевшими от такой жизни или от некачественной краски волосами, утомленная будничной беспросветностью бытия, о чем свидетельствовал исполненный тоски и отчаяния взгляд, – лихо курила, выпуская густой дым изо рта и даже ноздрей.
Он никак не отреагировал на ее слова. Он не мог встать, потому что даже в этом действии не было уже никакого смысла. Ну, встанет он, подойдет и возьмет рюмку коньяку. Дальше-то что? Выпьет, минуту-другую поблаженствует в эйфории тепла и дауновской беспричинной радости, а потом снова накатит ТО, закрутит и бросит его в адское пламя.
– А я вас знаю, вы – художник…
Он поднял голову – барменша склонилась к нему, обдавая его запахом пива и почему-то ландыша. «Должно быть, духи…»
– Вы разве не помните меня? Я же купила у вас на улице картину? У меня сейчас дома ремонт, так я ее временно повесила сюда… – Она кивнула куда-то в сторону, и Борис, повернув голову, увидел свой пейзаж, помещенный на стене между двумя незажженными светильниками. – Лампочки перегорели… – извиняющимся голосом пояснила барменша.
Да, он вспомнил ее, она была тогда в длинном темном пальто. Она купила у него эту работу где-то в конце октября. Был холодный ветреный день, но ему нужны были деньги, и он стоял, разложив свои незаконченные этюды на парапете здания консерватории. Клочки белой бумаги, трепетавшие на этом промозглом, нещадном ветру, не кокетничая, говорили прохожим о крайне бедственном положении художника – цены, проставленные на них зеленым маркером, были фантастично низки. До абсурда. Не зря же барменша с достатком дворняги была способна разориться на этот достойный аукциона «Кристи» («Ха-ха-ха!») шедевр…
– Ну и как, нравится? – спросил он, только чтобы спросить. Чтобы не молчать, а хотя бы послушать свой голос.
– Нравится. Вы хотите что-нибудь выпить? У нас дешевле, чем в «Звездном».
– Рюмку коньяку, чашку кофе и что-нибудь легкое на закуску.
– Могу разогреть пиццу или сварить сосиски. Есть еще грибной суп, но он вчерашний. Посетителей мало. Снег… Никогда не видела, чтобы выпало столько снега… – Она задумчиво посмотрела в замерзшее, заледеневшее окно и только спустя минуту, словно вспомнив, что она в кафе не одна, очнулась, вернулась мыслями к сидящему перед ней съежившемуся художнику. – Так что вам?
– Хлеб с маслом найдется?
– Найдется. Если бы вы подождали, я бы яичницу с сыром приготовила. Вы не спешите?
– А вы?
И в эту минуту в ее глазах загорелся огонек. Хороший и нехороший одновременно.
– Ты здесь совсем одна? Где твой хозяин?
– Нет его… – Она, смеясь, дунула на выставленные вперед ладони. – Улетел… В Москву. Я совсем одна. А что? У вас, у художников, тоже бывают проблемы на личном фронте?
Она действовала грубо, пытаясь соблазнить его, чтобы он попросил запереть кафе, где они останутся только вдвоем…
– Вы, случаем, не маньяк?
Зачем ей этот вопрос, разве ей кто-нибудь ответит на него положительно?
– А что, похож? – Это была дешевая и ни к чему не обязывающая игра.
– Не знаю, ни разу не видела настоящего маньяка… Бр-р… – Она судорожно дернулась, словно в кафе стало неожиданно холодно. – Розку-то маньяк убил. Изнасиловал и убил.
– Какую еще Розку?
– Да подружку мою. Она буфетчицей на автостанции работала. Хоть и не принято говорить о покойниках плохо, но она отчаянной была, проворачивала свои делишки прямо на рабочем месте. Кого только не приводила к себе, всех командированных, кавказцев разных…
– Ну и как? Не нашли, кто это сделал?
– Да разве его можно найти? Город-то вон какой большой!
– Тебя как звать?
– Оля. А вас?
– Борис. Оля, может, выпьешь со мной?
– Нет, мне нельзя… А вдруг кто придет, а я тут едва на ногах стою?
– А ты немножко.
– Я быстро пьянею. А вам сейчас принесу. И хлеб с маслом. Может, колбасы порезать?
