Леди-бомж - Истомина Дарья (прочитать книгу TXT) 📗
— Слушай, Гашенька… — ласково сказала я. — Спасибо тебе за доброту и ласку. Я такое никогда не забываю! Только чего тебе в Плетенихе такие таланты закапывать? Давай мы тебе салон для гадания в Москве откроем! Целить трудящихся будешь, будущее предсказывать! Сейчас это модно, экстрасенсов развелось, астрологов! А ты по-простому, как в деревне… Правду-матку в глаза и — пройдите в кассу, согласно. прейскуранту! Я тебя с настоящими колдунами познакомлю!
— Сама с ними знакомься! Эх, был бы живой Иннокентий Панкратыч, он бы тебя укоротил!
Гаша, всхлипнув, сплюнула и похромала прочь.
Я выловила из миски колечко, надела на палец и, разглядывая его, задумалась. А что он в действительности теперь для меня будет значить, этот обручок? И что там будет за ним? Или, может быть, Гаша, с ее почти первобытным чутьем на беду, права? И ничего хорошего мне ждать не приходится?
На улице что-то засвистело и затрещало. Оконце полыхнуло адским зеленым пламенем.
Я выскочила из баньки. Оказывается, наклюкавшийся до полного изумления Ефим проснулся и вспомнил обо всем и о забытом фейерверке, всех этих петардах, шутихах и ракетках на палочках и проволоке, которые днем растыкали в огороде и собирались запускать с темнотой.
Он бродил, спотыкаясь, по снегу, чиркал спичками и поджигал фитильки. Вся эта пороховая фигня в гильзах хлопала и выстреливала, в небо возносились струйки пламени, и потом в вышине, над головой, пиротехника срабатывала, и в треске веселых взрывов темное небо расцветало потрясающе красивыми и неожиданными фонтанами, шарами и брызгами оранжевого, алого, синего и изумрудного пламени, осыпалось и гасло мерцающим серебряным дождем, и Ефим вскидывал руки и орал: «Ура-а-а-а!»
Пиротехнических сюрпризов было много, и очень мощных, вплоть до гигантских огненных колес, которые разом и вдруг начали кататься по небу. Но никто этого праздника не увидел, потому что деревня Плетениха просто задрыхла под засыпанными снегом крышами, Сим-Сим тоже спал, оставив меня одну. И только хмельной дядя Ефим развлекался, как малый ребенок, которому в руки попал коробок со спичками.
И я беззвучно заплакала от какой-то тщательно скрываемой обиды и жалости к самой себе. Потому что это была последняя из нелепостей, коей заканчивался день, которого я так ждала.
…Через пару дней Туманский словно взорвался невидимо и неслышимо для посторонних, и оказалось, что мне только мерещилось, будто он торчит без дела в доме на территории и сонно зализывает раны.
Он все предусмотрел, обговорил и организовал.
Связь у нас всегда работала прекрасно — и прямая и, главное, кодированная. Были и чичерюкинские курьеры и фельдъегеря. И даже пара инкассаторских броневичков в Москве.
Туманский все переводил на меня. Все, чем владела и распоряжалась семья, то есть Нина Викентьевна и он. В общем, все, что ему досталось от жены, и все свои заначки, от недвижимости до контрольных и обычных пакетов акций, свои доли в предприятиях, всяких закрытых и открытых АО и тому подобное. Плюс депозиты. И даже аварийные валютные бумаги в некоторых прибалтийских банках.
Я еще не совсем осмысленно разбиралась во всей этой хреноте, и наш юрист дежурил при мне невылазно. Все делалось совершенно втихую, по всем законам конспирации, и, в общем, что я уже не Басаргина, а новая Туманская, даже в главном офисе знали два-три человека. Кстати, Кен, к моему удивлению, об этом и не догадывался, и когда я поинтересовалась, отчего Сим-Сим темнит с ним, он сказал уклончиво: «На всякий случай…»
Я застряла за городом, и каждый день мне привозили на подпись какие-то мощные бумаги тихие мальчики Чичерюкина. Дважды я выезжала втихаря в Москву в сопровождении Димы-телохрана и юриста в негромкие банки, переоформляла счета на свое имя, а как-то раз перевезла из одного сейфового хранилища в другое стальной чемоданчик с кодированными замками. Что там было, в чемоданчике, я так и не знала, а Сим-Сим сказал: «Там — последнее. На крайний случай. Когда прижмет, вскроешь и увидишь».
До меня кое-что стало доходить, и как-то раз я не выдержала и сказала ему:
— Свадьба — это зачем было? Чтобы тебе было удобнее темнить в делах? Оперировать?
— Не будь дурой! — сказал он. — В этом случае мне было бы удобнее всего жениться на Элге!
И как бы для того, чтобы начисто опровергнуть мои запоздалые сомнения, он тут же организовал довольно странный междусобойчик, в котором участвовали кроме нас с ним Элга, Вадим и пара каких-то шустрых лысоватых юношей стандартно-делового типа.
Оказалось, что бесчисленное количество каких-то анкет и тестов я заполняла именно для них, а они — самые ведущие на Москве «пиарщики», спецы по выведению нормальных людей в VIP-персоны. То есть любого пня они могут вывести в элиту и показать, какой он многомогущий и уникальный. Они несли какую-то ахинею о «харизме», но оказалось, что у меня эта штука уже есть. От рождения, значит.
Меня это, конечно, успокоило, но насчет всего остального я слегка прибалдела. Эти типы не знали сомнений. За что, видно, и драли совершенно дикие суммы. Плюс ко всему они обзавелись дипломами Балтиморского университета, работала под янки и даже слегка гнусавили, щеголяя сленгом, но когда я им кое-что вочкнула на своем «инглише» из репертуара Витьки Козина, они слегка сникли.
Но, в общем, план у них по формированию облика и образа некоей новой «бизнесвумен», то есть Лизаветы Юрьевны Туманской (бывшая Басаргина), был недурен. Но на все про все отводилось всего полгода, и к будущему осеннему сезону мне полагалось уже выйти на орбиту.
Предполагалось, что я юная «сэлф-леди», то есть «женщина, которая сделала сама себя». Подчеркивалось, что я из небогатой, но благородной академической семьи: «Басаргин? Это ведь дворянская фамилия? Сейчас это модно.» Преуспела в мелком провинциальном бизнесе «Сеть автолавок по обслуживанию старцев в заброшенных деревнях! Это несложно устроить! Трогательно и почти бесплатно!»
Но основные усилия я должна как внучка знаменитого незаслуженно забытого академика приложить к процветанию отечественной науки, то есть возглавить благотворительный и просветительский фонд по поддержке наших обнищавших кулибиных и Менделеевых. Шуровать я должна, овеществляя лозунг:
«Есть женщины в русских селеньях!» То есть представлять собой нечто, выросшее на отечественных грунтах, возникшее в занюханной глубинке, но тем не менее облагороженное образованием и не чурающееся некоторого академизма. Правда, кокошник и сарафан носить меня еще не заставляли, но имидж молодой западницы отвергался начисто. То есть я должна была представлять из себя Нечто среднее между Людмилой Зыкиной и леди Тэтчер. Еще не созревшее до конца.
Оказывается, главное было — вовремя и на нужном уровне засветиться, и для этого определялись средства масс-медиа и суммы для заказных статей, заметочек и снимков. Эти типы гарантировали засветку в определенных газетах и журналах и даже выход на ТВ в паре популярных программ. Был спланирован даже скандал в прессе, когда меня обвинят в нецелевом использовании средств благотворительного фонда, но я публично с блеском опровергну подлые измышления.
Мешало только одно — моя судимость. Три года на шее за воровство у персоны, которая мыслит державными масштабами, — это как-то не совпадало с образом провинциальной сестрицы Аленушки, чудодейственным образом добывшей Монету, и больше напоминало Соньку — Золотую Ручку. Но Туманский сказал «Этим займутся! Это даже на руку — происки конкурентов, и все такое…» И творцы успокоились.
Мы контрактно оформили мою «команду». В нее вошли эти самые братья-разбойники, обещавшие даже спецкурс психотренинга для того, чтобы я в любой ситуации не засмущалась, и Элга, которая брала на себя подбор визажиста, отработку нового стиля и поиск неповторимой манеры и внешности этой новой Л.Ю.Туманской (бывшая Басаргина) Вадим брал на себя связи с общественностью и переходил в ранг пресс-секретаря, за что Туманский накидывал ему еще пару сотен долларов.
