Ночной мотоциклист (сборник) - Смирнов Виктор Васильевич (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Не знаю, сколько проходит времени — он все пишет, потом отдает мне бумагу, я кладу ее в комсомольский билет, заворачиваю билет шарфом, прячу под рубашку. Люди найдут.
Погоня
Просыпаюсь я оттого, что кто-то тормошит меня, бьет по щекам. Вижу каких-то копошащихся, бегающих людей, машины, снегоочиститель, над которым стоит фонтан снежной пыли…
— Отойдите, пусть дышит ветром.
Лицо Лауринайтиса совсем близко. Такое длинное, озабоченное. Высоко в небе ползут вечерние облака.
С трудом поворачиваю голову: рядом на подстилке из ватников сидит Петюк. Он ошеломленно таращит глаза. Жив.
— Ну вот, успел все-таки, — говорит Лауринайтис… — Давай я отвезу тебя в медпункт.
Он помогает мне подняться и усаживает в кабину своего «газика». Постепенно в мышцы возвращается сила и голова яснеет.
— А Петюк?
— Его отвезут на другой машине, не беспокойся.
Лауринайтис гонит «газик» во всю прыть.
Белый склон, косо уходящий к облакам, поворачивается в стекле. Темный зуб скалы торчит из снега. Где я все это видел? Вспомнил!
— Стой, Адам! А Пономарь?
— Какой Пономарь?
— Ты не слышал взрыва?
Он смотрит на меня с понимающей улыбкой: «Ничего, это пройдет… Бывает с перепугу».
— Я видел, как пошла лавина, и сразу же бросился за помощью. Тебе почудилось.
— Остановись, Адам.
Лауринайтис тормозит.
— Там, наверху, был Пономарь. Он взорвал патроны. Я видел!
Конечно, теперь Пономарь постарается улизнуть подальше от места обвала, пока его никто не заметил. Схоронится до поры до времени. А может, и вовсе уйдет в тайгу. Нельзя допустить этого.
— Назад! Он где-то здесь, поблизости…
Постепенно до Адама доходит смысл моих слов.
Ом разворачивает «газик». И тут я вижу ясно в боковом стекле — на тракте, который был за секунду до этого пустым, появляется зеленый ЗИЛ. Он выскочил с неприметного таежного проселочка, покинул укрытие и теперь, набирая скорость, катится в сторону Козинска.
— Вот он, Адам! Давай за ним…
Точный расчет у Пономаря: пока люди были заняты снежными раскопками, он незаметно спустился с горы, к запрятанной в ельнике машине. Через час он будет в Наволочном, у Полунчика, Он еще не знает, что КРАЗ удалось откопать, не знает, что у меня во внутреннем кармане лежит письмо Петюка. Письмо, которое должно было стать посмертным.
Мы мчимся за ЗИЛом, и легкий, верткий «газик» начинает настигать Пономаря. Надо одним рывком пойти на обгон и преградить ему путь. А дальше… Дальше следы на снегу расскажут о том, что делал Пономарь во время обвала. Но главное — ящичек от патронов он наверняка не успел запрятать.
Все ближе металлический борт полуприцепа с четко выписанным номером. Но вот наша скорость как будто замедлилась. Пономарь заметил погоню. Он пытается уйти.
«Газик» — быстроходная машина, но у Лауринайтис а кузов забит тяжелыми ящиками, а Пономарь выехал налегке.
ЗИЛ режет повороты, взметая снежную пыль. Все меньше становятся цифры на борту прицепа.
Еще немного — Пономарь оторвется от нас. Свернет на неприметный проселок, ведущий к дальней заимке. Тайга скроет его.
Адам словно припаян к рулю. Шепчет, не отрывая глаз от дороги:
— Ты можешь сесть на мое место? Из меня неважный гонщик…
Но я не могу прийти на помощь. Предательская слабость еще не оставила меня.
ЗИЛ скрывается за выступом скалы. Мы начинаем извилистый спуск. Сверху видно, как черная лента дороги серпантином падает в низину.
Проходим первый виток, второй… Приблизиться к Пономарю не удается.
Внизу, на кольце серпантина, я вижу оставленный трактористом бульдозер. Отсюда он не больше спичечной коробки. Солнце поблескивает на отполированном отвале.
— Тормози, Адам.
Выпрыгиваю на землю. Ноги как ватные, я тут же валюсь от прыжка на землю. Успеваю крикнуть Лауринайтису:
— Гони дальше, я перехвачу.
Склон крутой, я еду вниз в снежной пыли, цепляясь за деревья, чтобы приостановить падение, и беспомощно скольжу, как тряпичная кукла на льду.
Пока Пономарь делает километровую петлю, я должен оказаться у трактора.
Дорожный кювет останавливает меня. Бульдозер совсем рядом. Но двигатель его молчит, тракториста поблизости нет.
Сверху доносится рев двух грузовиков, идущих друг за другом. Они все ближе.
С трудом приподнявшись, я обхватываю траки гусениц. «Ну, еще одно усилие, — подгоняю я себя. — Еще одно усилие, и все будет закончено».
Маховик пускового движка совсем близко. Стоит только протянуть руку. От бульдозера еще исходит тепло. Он не успел остыть.
Захватив шпур намертво, как хватают спасательный круг, я проворачиваю пускач. Он рассыпается звонкой и веселой дробью, тарахтит. Трактор отзывается на этот треск надсадным кашлем. Вздрагивает. Окутывается облаком сизого дыма.
Теперь остается забраться к рычагам. Это требует от меня напряжения всех сил. Я втягиваю непослушное тело в кабину и отжимаю сцепление.
Правая гусеница, вцепившись в асфальт, разворачивает бульдозер поперек тракта. И тут же отчаянно взвизгивают тормоза. ЗИЛ останавливается у трактора, прочертив темные борозды на дороге.
— Эй, убери бульдозер!
Пономарь выскакивает на ступеньку тягача. Лицо его искажено гримасой злобы.
Кажется, он узнал меня. Хватает с сиденья двустволку. Он не привык тратить время на раздумья, этот Пономарь. Даже если я явился с того света, все равно он должен расчистить дорогу.
— Убери, ну!
В оцепенении я гляжу на два черных ствола — поднимаясь, они становятся все короче. «Интересно, что у него: жаканы или картечь?» Рука машинально прикрывает карман, где спрятано письмо Петюка.
«Газик» Лауринайтиса возникает на тракте почти бесшумно. Тормозя, Адам слегка бьет буфером в заднее колесо ЗИЛа. Пономаря словно ветром сдувает с подножки.
Длиннорукий, цепкий Лауринайтис не дает ему подняться с асфальта. Ружье, отлетевшее во время толчка, лежит у гусеницы. У меня еще хватает сил, чтобы спуститься вниз и подобрать двустволку…
Огни в горах
Человек в форменном кителе подписывает последнюю бумагу. Он сух и деловит. Седые виски.
— Мы вызовем вас в Кадыр, когда состоится суд… И спасибо вам, ребята, за все. Без вас мы бы не раскрыли эту шайку.
— Как там Петюк? — спрашивает Стрельцов.
— Сегодня у нас была очная ставка: он, Костюков и Пономаренко. Петюк во многом помог следствию. Я думаю, на суде это будет учтено. Не исключено, что ему дадут возможность вернуться за руль…
Но на тракт он больше не вернется, Петюк, я знаю. Шоферы могут многое забыть. Но трусости и предательства они не прощают. Петюк не имеет права ездить по тракту, который хранит память о Жорке Березовском.
Мы со Стрельцовым выходим из прокуратуры. Рядом на освещенной улице стоит КРАЗ. Кабина еще хранит следы выправленных вмятин. На трейлере застыл экскаватор со спущенным ковшом.
— Поехали…
Километры бегут под колеса и превращаются в цифры на спидометре. Трудные, суровые саянские километры.
Так час за часом.
— Володька, постоим на хребтике?
Стрельцов согласно кивает. Это вошло у нас в привычку — останавливаться на самой вершине Чертового хребтика. Отсюда хорошо видны Саяны. Даже сейчас, ночью, различимы белые громады.
Я затягиваю рычаг ручного тормоза. КРАЗ застывает на месте.
Звездное полотно как будто рваными лоскутьями падает на горные цепи. Здорово это — стоять на самой верхотуре и смотреть на лежащую под ногами землю. И дышится и думается здесь легко.
Внизу, во тьме, ползут светляки. Парами. Вот два. Еще два и еще… А вдали, еле различимые, они движутся цепочкой, друг за другом.
Темнота, пустота — и в ней живое движение машин. Кажется, они идут к звездам, словно космические корабли. Там, за стеклом кабин, усталые лица шоферов. Они и не подозревают, что так близки к созвездиям.
А я это вижу.
