На углу, у Патриарших... - Степанов Анатолий (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
— Свидетели были, два водопроводчика, которые обнаружили первый ящик. Я их быстро в милицию направил для сообщения. Пока они бегали, я с Валькой и Аликом второй ящик успел перепрятать.
— А Валька с Аликом — не водопроводчики? — спросил Тарасов насмешливо.
— Это в каком смысле? — удивился Коломиец.
— В самом прямом: и заложить могут, и украсть, — пояснил Леша.
— Они у меня на коротком поводке и в строгом ошейнике, — заверил Иван. — Чуть что — удавлю.
— Ну, смотри сам, — Тарасов обнял Коломийца за плечи. — С лирикой покончили, теперь о самом насущном. Пойдем к тебе.
Они прошли в кабинет директора музея. Вольно раскинулись в павловских креслах. Тарасов закурил и спросил, не глядя на Коломийца:
— Твой фальшивый Фаберже уже готов?
— Приступил, — сообщил Коломиец.
— Так вот, Ваня, — Тарасов заговорил жестко. — Никаких двух недель не будет. Три дня. Иначе все разваливается.
— Три дня не разговор. Один день уже прошел! — заявил Коломиец решительно.
— Сегодня не в счет, — отмахнулся Тарасов. — Но восемнадцатого они уезжают. Так вот получилось.
— До восемнадцатого девять дней! — возмущенно воскликнул Иван.
— Ты что, думаешь, у них забот нет? — повысил голос и Алексей. — Один только вывоз через дипломатов чего стоит!
— В пять дней мой ювелир уложился бы, но вся загвоздка в изумрудовых стразах, — сник Коломиец. — Мастер по отливке потребовал неделю.
— Заплати так, чтобы согласился сделать за три дня, — Тарасов извлек бумажник, отсчитал пятнадцать купюр. — Полторы сверху, и любой мастер тебе за день алмазную пулю отольет.
— Попробую, — Коломиец взял бумажки. — Но три дня, ей-Богу, несерьезно.
— Четыре, считая с завтрашнего, — согласился Тарасов. — На пятый день мы будем здесь.
— С полным расчетом, надеюсь? — осведомился Коломиец.
— И я надеюсь, Ваня. Пожалуй, все, — Тарасов встал, потянулся. — Три часа за баранкой. А то махнем в Москву, расслабишься, погудишь, а?
— Рад бы, да некогда, — Коломиец тоже встал, и тоже потянулся. — Эхе-хе-хе! Были когда-то и мы рысаками.
— Когда-то — это в годы комсомольского секретарства? — осклабился Тарасов.
Коломиец приосанился.
— Домик, в котором ты миллионеров принимал, нашей основной резиденцией был, — заявил он. — Члены Политбюро дряхлые, какая им рыбалка, ну мы там и резвились. А девочки какие были, Леша! Чудо что за девочки!
— Сергей Васильевич! — ласково донеслось из полной тьмы. Никольский распахнул глаза. И тьмы не стало. Просто он задремал ненароком. Светила настольная лампа, переставленная на ночной столик, и в мягкой полутьме совсем рядом, в кресле, сидел Анатолий Яковлевич. Увидев, что Никольский проснулся, старик заговорил:
— Неосторожны вы, запираться надо в наше время, на все замки запираться.
— Запираться на все замки надо вам, ювелирам, а у милиционера что возьмешь? — весело возразил Сергей.
— Единственное и самое главное — жизнь, Сергей Васильевич, — серьезно ответил гость. — Я думаю, многие из вашей клиентуры мечтают до вас добраться. И вы это прекрасно понимаете. Пистолетик-то под простыней у правой руки недаром пристроили.
— Глазасты вы, Анатолий Яковлевич! — восхитился майор.
— Ювелир, — скромно определил себя Анатолий Яковлевич. — Кстати, о глазах. Мне есть что сообщить вам по этому поводу.
— Нечто, безусловно, важное и весьма срочное, — догадался Никольский. Часы показывали половину второго. — Я слушаю вас.
— По позднему времени буду краток, — начал старик. — Сегодня утром явился ко мне некто Павел Барсуков. Из неважнецких ювелиров. И человечишка дрянной. В свое время был уличен в подмене камушков. В связи с этим пришлось ему покинуть златоглавую. Теперь он в Твери на первых ролях. Визит как визит: при сотворении заказанной копии ему не хватает дефицитных в Твери материалов. Другие бы ему наверняка отказали, памятуя его художества. Ну так он, зная мой неконфликтный характер, кинулся ко мне, как к спасителю. Случайно он заметил на рабочем столе наш, Сергей Васильевич, эгрет. Кстати, я его слегка почистил и освежил. Боже мой, какая красота! Так вот. Схватил он наш эгрет и стал рассматривать. И вдруг: «А знаете, Анатолий Яковлевич, на самом большом сапфире маленький скол». Это он мне хотел свой высокий профессиональный класс показать. Действительно, скол есть. Но весь фокус в том, что этот скол и практически, и теоретически без лупы увидеть нельзя. Он не увидел скол, у него сработала зрительная память! Он видел эгрет раньше, он изучал его!
— Уже интересно, — отметил Никольский, глянув на торжествовавшего Анатолия Яковлевича одобрительно. — И есть предложение?
— Если бы не этот скол, я бы вас сегодня не беспокоил, — заверил ювелир. — Хотя нет, все-таки обеспокоил бы, — тотчас спохватился он и продолжал: — Не предложение, Сергей Васильевич, вторая сюжетная линия. Для убедительности своей просьбы Барсуков привез гипсовый слепок и фотографии оригинала фигуры, копию которой ему заказали. И если в определении скола он выказал себя профессионалом, то в оценке фигуры оказался полным профаном.
— Скорее всего, он морочил вам голову, — предположил Сергей.
— Нет, вряд ли он знает истинное значение и ценность изделия, — сказал старик. — Показав его мне, заведомо куда более высококлассному ювелиру, Барсуков подвергает себя страшной опасности. Нет, он даже не представляет, что у него в руках! Шедевр Фаберже, мало ему свойственный и в то же время чрезвычайно характерный. А если глаза у фигуры и вправду изумрудные, то это нечто фантастическое!
— Что же это за фигура, Анатолий Яковлевич? — заинтересовался Сергей, окончательно заинтригованный.
— Сова, божественная, таинственная сова! — торжественно произнес старик.
Никольский с трудом скинул ноги на пол, непроизвольно кряхтя, поднялся и доковылял до стола. Сел на стул, взял со стола листок, пробежал его глазами, прочитал:
— Фигура совы. Размер: 42 сантиметра 5 миллиметров на 18 сантиметров. Серебро, бронза.
Анатолий Яковлевич начал лихорадочно рыться по карманам. Наконец нашел свой блокнот. Дрожащим голосом зачитал оттуда:
— Обмеры: 42 сантиметра 5 миллиметров на 18 сантиметров. Это я обмерял гипсовый слепок, Сергей Васильевич, я сам!
— Да успокойтесь вы, Бога ради, — ласково попросил Никольский. — Ведь у меня ясно написано: серебро, бронза.
— Писали невежды, вроде Барсукова! — воскликнул ювелир пылко. — Где сова?!
— В музее города Осташков, — сообщил Никольский.
— Что же это такое намечается?! — вскричал старик. — Подмена?!
— Скорее всего, — кивнул майор. — Кто-то и помимо вас знает истинную цену совы. Не ценность, Анатолий Яковлевич, а цену.
— Но пока этот мерзавец Барсуков делает копию, она будет на месте! Я хочу видеть ее! — ювелир заметно волновался.
— Приведите, приведите его сюда, я хочу видеть этого человека! — вдруг с завыванием продекламировал Никольский.
— Что с вами, Сергей Васильевич?! — изумился старик.
— Не со мной, с Есениным, — пояснил Никольский. — Это из поэмы «Пугачев». Так звучит в авторском исполнении. Но я действительно хочу видеть этого человека!
— Какого человека? — опешил Анатолий Яковлевич.
— Который собирается украсть нашу сову. Вы страстно желаете увидеть ее? — поинтересовался майор лукаво.
— Да, — твердо сказал Анатолий Яковлевич.
— Завтра, — предложил Сергей.
— Да, — сразу согласился ювелир.
— У вас какая машина? — спросил майор.
— «БМВ» девяносто девятого года.
— Сойдет для сопровождения, — кивнул Никольский. — А костюмчик, в котором вы бы смахивали на скоробогатея, есть?
— Я не скоробогатей, я богатей, — улыбнулся наконец Анатолий Яковлевич. — Но я могу встретиться там с Барсуковым.
— Вы же сами сказали, что он трудится в поте лица, — напомнил Сергей.
— Ах, да. Но я все-таки не совсем понимаю… — замялся старик.
— А что тут понимать, — сказал майор. — Супербизнесмен на отдыхе совершает давно задуманный вояж к истокам великой русской реки. По пути решает посетить живописный город Осташков. И посещает в сопровождении лучшего друга и охраны. Я устраиваю вас в качестве лучшего друга?