Танцы на минном поле - Свержин Владимир Игоревич (книги полностью .TXT) 📗
Итак, было ясно, что смерть генерала Лаврентьева не была насильственной, однако, вопросов от этого меньше не становилось.
Судя по сообщению “Бон Суар”, смерть наступила в связи с тем, что Лаврентьев был сильно испуган. Чем? Возможностей несколько. Первая, наиболее простая и житейская, это мания преследования. Три года в ожидании погони, любая мелочь может спровоцировать кризис. Тем более, у человека пожилого. Вторая, это прокол наших друзей. Быть может, каким-то образом Лаврентьеву стало известно, что им интересуется российская разведка, и с перепугу он врезал дуба? Может такое быть? Маловероятно, но исключать нельзя. Надо проверить работу по всей цепочке. В-третьих, хуже всего, если генералом, кроме нас, интересуется кто-то еще. Предположим, тот же Артист. Тогда получается, что он в курсе нашего расследования? Да, задал нам загадку Павел Семенович! Поди, отгадывай!”
— Разрешите, товарищ полковник!
Коновалец посмотрел на дверь. В нее входил майор Повитухин.
— Проходи, Степан Назарыч, проходи! Чем порадуешь?
— Рассказываю, — кивнул Повитухин. — Муслимова мы взяли, причем не одного, а с гостями.
— Вот как! Откуда гости? — Живо поинтересовался Коновалец.
— С родины, Геннадий Валерьянович. Улов: три ствола, пять килограмм тротила, десяток гранат, патроны, детонаторы, в общем, малый джентльменский набор. Криминала по уши, так что всю братву сейчас в следственном изоляторе колют. Будет что-то интересное, я вам тут же сообщу.
— Хорошо. Давай, не затягивай с этим. — Само собой. Но тут еще кое-что есть. Я давал поручение разобраться с паспортами, которые Агиев делал. И вот что получается. За три года, при помощи Агиева было получено шестьдесят четыре паспорта, и все, как один, на чеченцев. С лета этого года затишье.
— Совсем ничего?
— То-то и оно, что нет. Два паспорта есть. Но уже на братьев славян. Один на Симоненко Юрия Федоровича, другой на Ледникова Григория Ростиславовича.
— Переквалифицировался, значит, — усмехнулся Коновалец.
— Может быть, — согласился Повитухин. — Но вот что интересно. С Симоненко никаких особых проблем нет, он владеет фирмой “Николас” и ведет дела со Швейцарией, Голландией. В общем, мотается туда-сюда. То есть, понятное дело, злоупотребление налицо, но это, скорей, не по нашей части, а МВД. А вот с Ледниковым, тут история получается оч-чень неоднозначная!
— Ну-ка, ну-ка, что там у тебя? — Заторопил Коновалец, зная, что обычно после таких слов Повитухина следовала информация, значимость которой было трудно переоценить.
— Проверил я Ледникова по нашему компьютеру, — начал майор, — и вот что получается. Что Ледников этот до девяносто пятого года звался Григорий Кружилин и работал все в том же МИДе.
— Кто-то из “друзей” Агиева?
— Пока точно сказать не могу. Скорее всего, нет. То есть, вероятно, они были знакомы, но работали порознь. Дело в том, — Повитухин замялся, — что этот Кружилин из наших.
— То есть? — Переспросил полковник, хмуря брови.
— Капитан Кружилин, Григорий Николаевич, с восемьдесят восьмого по девяносто второй работал в Колумбии. Потом его перевели в центральный аппарат МИДа, а в июне девяносто пятого он значится погибшим в автомобильной катастрофе. Непонятно, где его носило все это время, но с лета этого года он уже Григорий Ледников, и один раз уже успел воспользоваться своим новым дипломатическим паспортом.
— Вот оно как! А ну-ка подробнее!
— В августе Ледников ездил в Колумбию и пробыл там две недели. Чем занимался, неизвестно. Но одно ясно, личность он, безусловно, темная и заслуживает нашего пристального внимания. Потому как просто так люди себе смерть не инсценируют и имена не меняют.
— Согласен, — кивнул Коновалец. — Обработай все данные и отдай в разработку. Пусть объявляют всероссийский розыск. Кстати, по поводу розыска, вы его адрес устанавливали?
— Устанавливали, Геннадий Валерьянович, — махнул рукой Повитухин, — ерунда все это. Адрес, который в паспортном отделе значится, уже года полтора, как в Москве не существует.
— Ясно. Можно было ожидать. Действуй, только тихо, чтобы не вспугнуть.
— Есть, товарищ полковник!
В дверь постучали. Новый адъютант генерала Банникова приоткрыл дверь, ожидая позволения войти.
— Товарищ полковник. Тимофею Прокофьевичу звонили из ИнЮрколлегии…
— Вот как! Что хотели?
— У них там письмо для руководителя российской контрразведки…
— Письмо в ИнЮрколлегии?! От кого бы, интересно?
— В том-то и дело, товарищ полковник. Генерал сейчас на совещании у директора ФСБ, вот я и решил сразу к вам, — пустился в объяснения адъютант.
— Да говори ты толком! — В очередной раз перебил его Коновалец.
— Есть! Письмо от генерал-майора в отставке Лаврентьева, Павла Семеновича…
— А поворотись-ка, сынку, экий же ты смешной! — рассмеялся Михаил Войтовский, увидав трофейного журналиста в наскоро подогнанной Женечкой форме лейтенанта Российской Армии.
— Мишка, прекрати смеяться, — возмутился Полковников, поправляя портупею на новоявленном офицере. — Меньше размера на складе не нашлось, а ездить искать времени нет. Ничего, под бушлатом сойдет. Главное, поменьше вставать.
— Эт-то точно, — подтвердил Войтовский. — А ну-ка пройдись!
Голушко покорно исполнил требуемые маневры.
— М-да, вроде бы, и вырос при армии… Знаешь, что, друже, ты, с такой выправкой, постарайся и ходить как можно меньше. Иначе тебя первый же патруль прихватит. Прямо от аэродрома бери машину, не жмись, денег на дорогу мы тебе дадим, и рули в часть, к отцу. Хотя нет, лучше предварительно заехать домой переодеться, а то тебя на КПП, с перепугу, за шпиона примут. Так, задачу, перед тобой поставленную, уяснил?
— Ага, уяснил, — кивнул Голушко.
— Отставить! — Рыкнул из угла Полковников. — В армии отвечают “Есть” и “Так точно!”, и никаких “Ага”!
— Так точно, товарищ капитан! — Звонко отрапортовал журналист, видимо, входя в образ. — Уяснил!
— Вот и отлично! Держи удостоверение. По легенде, ты военный журналист, документы настоящие, так что не бойся, но не злоупотребляй: и тебе неприятности, и нам хлопот не оберешься. По приезде и форму, и документы отдашь полковнику Даничу. И смотри, без фокусов, мы здесь не в бирюльки играем! Так, ничего не забыли? Да, извинись за эту дурацкую перестрелку. Хреновая история, конечно, вышла. И скажи, как будет у нас что-нибудь новое, мы с ним свяжемся. Ну, а пока, — успехов ему! — Завершив эту пространную речь, капитан Войтовский посмотрел на Полковникова. — Ну что, на аэродром ты повезешь или я?
— Давай, лучше ты. А я, как фигура менее заметная, поеду в больницу.
— Хорошо, уговорил, — кивнул Войтовский. — Собирайтесь, товарищ лейтенант, и дай нам Бог благополучного окончания наших безнадежных начинаний.
Уговорить главврача отделения интенсивной терапии оказалось делом нелегким.
— Вы же сами прошли по нашим коридорам, вы понимаете, что может наделать здесь вооруженный человек?
— Но, Яков Осипович, уважаемый, вооруженный человек все равно появится. На его счету уже, как минимум, семь убийств, и сюда он придет, чтобы совершить восьмое. Родиону Бейбутову угрожает реальная опасность. Не хотите же вы сказать, что мы с Вами можем оставить его без защиты? Очень прошу, о человеке, которого мы поместим в палату к Бейбутову, должны знать только мы и вы.
— С чем же я его положу? С жалобами на головную боль? У нас, если вы заметили, травматология.
— У нашего человека пулевое ранение в ногу еще не совсем зажило, так что ему, и вправду, полечиться не помешает.
— Час от часу не легче! У нас тут будут лежать два калеки, придет этот ваш маньяк и убьет обоих. — Ну, это вы зря! Этому человеку нужен Бейбутов, о втором он ничего не знает. И, можете мне поверить, убить его — дело крайне не простое.
— Кому вы это говорите? — Вздохнул главврач. — Знали бы вы, какая хрупкая штука — человеческая жизнь.
Во дворе больницы, в “Мерседесе” скучал старший лейтенант Ривейрас. На улице было уже совсем темно, а Полковников все не появлялся.
