Картонная пуля - Духнов Александр (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Между тем статья в «Вечерке» лопалась довольно любопытная. Оказывается, в Новосибирске изобрели самые точные в мире часы. Они берут время с точностью до четырнадцатого знака после секунды. Судя по газетному снимку, часы представляют из себя лазерную систему с множеством зеркал и кучей датчиков, занимающих большой стеллаж вдоль стены. Не то мне показалось любопытным, что изобрели такой механизм, просто я задумался: стоит ли забираться так глубоко во время, и куда приведет этот путь? Положим, все более микроскопические отрезки миллиметра когда-нибудь позволят открыть новые вселенные. Тогда какой-нибудь двадцать пятый или сто двадцать пятый знак после секунды может изменить свойства времени. Или время исчезнет вообще. Вдруг окажется, что оно не так уж неисчерпаемо? И окажется, что ген бессмертия прячется не в человеческом организме, а в организме времени…
Умывшись и причесавшись, но все в той же ночной рубашке, Валентина Филипповна подсела к столу и, разрезав солидный остаток рулета на два больших куска, поглотила сначала один и принялась за другой.
— Чаю налить? — спросил я. — Только сначала подогреть надо…
— He-а, не хочу, — помотала набитым ртом Валентина Филипповна.
Рулет, как и бутылку вина, Валентина Филипповна принесла вчера вечером с обычным своим покровительственным видом. Вино мы выпили, а рулет остался на утро.
В нашей паре у Валентины Филипповны имидж обеспеченного человека и добытчицы. Она работает старшим бухгалтером в фирме с австралийским названием «Коала», которая торгует алкоголизмом вчерную. Как я успел узнать, их там трое в бухгалтерии. Она получает три с половиной тысячи рублей в месяц или по старому три с половиной миллиона, и это позволяет ей слегка иронизировать над моей пенсией, хотя миллион триста — далеко не самые маленькие деньги в Новосибирске. Да еще я иногда подрабатываю, у своего приятеля-«челнока» на гусинобродской барахолке оптом беру товар — обувь, тряпки — и перебрасываю на своем «шиньоне» на барахолку возле ГУМа, где сдаю под реализацию знакомой продавщице. Подобная нехитрая посредническая деятельность плюсует к моему бюджету когда двести, когда триста рублей. По пенсионерским меркам неплохая прибавка, но с точки зрения высокого бухгалтерского чина — слезы. Но я говорю, это только имидж такой — что она главная. Я не выпячиваюсь, но управляю ею, когда считаю нужным, потому что куда ей, несчастной одинокой женщине податься, кроме меня?
Мы познакомились на вещевом рынке возле ГУМа. Три месяца назад. Я подъехал за деньгами. А по соседству примеряла кроссовки довольно полная тетка лет сорока пяти. Натянула на жирные ножки и, приподняв юбки, притоптывала по картонке, предохраняющей подошву от весенней грязи. Нормальные кроссовки — по-стариковски на дачу ездить, с джинсами… Но тогда, в сочетании с платьем и колготками, обтягивающими надутые икры, это китайское изобретенье выглядело не хуже спецштиблет Юрия Никулина.
— Вам хорошо, — заметил я мимоходом во исполнение негласного корпоративного обязательства подхваливать товар соседей. — На ноге хорошо сидят.
И даже одобрительно поджал губы.
— В самом деле? — оживилась покупательница.
— Да. Очень прилично.
Я честный человек, на большее количество комплиментов товар не тянул, и я занялся своими расчетами. А минут через десять на выходе с рынка опять столкнулся с той же теткой, которая, завидев меня, разулыбалась, будто мы друзья-однополчане, боевые спутники и не виделись с самой войны.
— Купили кроссовки? — вынужден был расцвести я в ответ.
— Нет.
— Не глянулись, значит…
— Не то чтобы. У меня и денег-то с собой нет. Случайно в этом районе оказалась, зашла посмотреть, что почем…
Она ко мне потянулась, как подсолнух за солнцем, и так доверительно объясняла про свои обстоятельства, что я, сам того не желая, возьми и брякни:
— А не хотите ли в кафе зайти кофе с пирожным выпить?
И кивнул на дешевенькую вывеску через дорогу.
— Ой, с удовольствием, — обрадовалась Валентина Филипповна, ибо это она и была.
Никого я не собирался приглашать на кофе с бутербродами, но в кармане шуршали полторы сотни сверхлимитного дохода, сверкающие апрельские небеса растворили паутину на душевных струнах и самое главное — в моем возрасте не каждый день тебе улыбаются женщины, еще не позабывшие, что такое задержка.
Совсем она была не в моем вкусе, но я говорю, у меня годы уже не те, чтобы губу воротить от редких возможностей — когда само плывет. Через несколько раз она мне еще больше разонравилась, но появился другой интерес…
— …Чем сегодня будешь заниматься? — дожевывая рулет, она бросила на меня испытующий ревизорский взгляд.
Валентина Филипповна часто так смотрит. Я сначала думал, ждет, когда я сделаю ей предложение. Я даже боялся, что она первая затеет такой разговор. Но пока до этого дело не дошло. А может, она и не рвется; кто ее знает? Все-таки она гораздо моложе. Паралик хватит, возись потом со мной до смерти. Естественно, моей смерти. Утку выноси и простыни меняй.
Валентина Филипповна не особенно распространяется на сей счет, но я знаю, что у нее имеется неудачный опыт замужества. О своем бывшем муже она решительно отказывается вспоминать. Что касается плодов девического заблуждения, то плод, собственно, один. Теперь, после окончания техникума и достигнув двадцатилетнего возраста, он служит в армии в болотах под Тюменью и, кажется, собирается остаться на сверхсрочную прапорщиком. «А что? — успокаиваю я встревоженную мать. — В армии сейчас жить можно. Слухи о маленькой зарплате преувеличены, а если и так, умный человек там всегда найдет чем компенсировать недостаток средств». Но, кажется, она не особенно и тревожится. Особого материнского инстинкта я в ней уловить не могу.
Короче говоря, Валентина Филипповна пока не торопится придать взаимоотношению наших полов более формальный характер. А что выражает ее испытующий взгляд — бог ведает…
…«Чем будешь заниматься?» — спросила она, как будто бы даже с некоторым жалостным презрением.
Так можно спросить какого-нибудь дождевого червяка, про которого и так известно, чем он будет заниматься сегодня, и завтра, и послезавтра — ползать в земле. Редкий червяк и только в анекдоте мог бы с гордостью ответить: «Да с мужиками на рыбалку пойду». Она-то сейчас уйдет на важную и интересную работу в фирму «Коала» — деньги считать. А какие занятия могут быть у пенсионера?
Я усмехнулся про себя так, чтобы на лице не отразилось ни тени усмешки. Вчера не усмехнулся бы, а сегодня можно.
— Наверное, на барахолку съезжу, — пробормотал я неуверенно.
В прихожей, пока Валентина Филипповна возилась с босоножками, я вспомнил:
— Да, вот что… Есть такая певица по фамилии Хлебникова?
— Хлебникова… Хлебникова… Вроде, есть. А что?
— А что она поет?
— Что это ты вдруг эстрадой на старости лет заинтересовался?
— Я не эстрадой… Все-таки что поет?
— Понятия не имею. Сейчас все песни на один мотив.
5
После ухода Валентины Филипповны я некоторое время вспоминал, куда запрятал ствол. Кажется, последний раз он мне попадался ле’г пять назад, когда был ремонт в квартире. Я человек мирный, но, прощаясь со своим военторгом и всей Советской армией в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, естественно, не мог не прихватить на дембель оружия. В те времена в дерьмовом Нукусе, узбекском городишке с населением в полтора человека, оружия в свободной продаже вращалось, наверное, не меньше, чем в каком-нибудь дерьмовом Чикаго. За девятьсот полновесных советских рублей одноухий чурка Межид доставил мне подержанный ТТ и, передавая товар из рук в руки, подрекламировал его довольно зловеще: «Этот ствол любит и умеет убивать. Когда захочешь кого-то убить, он сделает это сам». Такая характеристика возбудила мое любопытство, но любые лишние расспросы при такого рода сделках исключены.
В моей двухкомнатной квартире имеются два встроенных в стены шкафа с антресолями. Наверху хранятся волейбольная сетка, ненакачанный футбольный мяч, две запасных подушки и матрац на случай гостей, картонная коробка со старой обувью, два чемодана с одеждой, которую выбросить жалко, а надеть можно только три раза в год — на посадку картошки, прополку и сбор урожая. Но я огородничеством не занимаюсь, предпочитая покупать корнеплоды у бабок на углу возле ближайшего гастронома. И другие бестолковые пустяки хранятся наверху. А в углу одной из антресолей, куда едва можно дотянуться, забравшись на табурет, среди хлама, завернутые в тряпицу, лежат узбекский сувенир и три коробки патронов.
