Твердая рука - Френсис Дик (мир бесплатных книг .TXT) 📗
— Возьми его в плен, — предложил Чарльз.
— Да его жизнь и без того превратится в тюрьму, — немного помедлив, отозвался я.
Чарльз таинственно улыбнулся и через минуту проговорил:
— Значит, ты готов его простить?
— Не задавайте таких сложных вопросов. Люби поверженного врага. Прощай.
Умей забывать обиды. Нет, наверное, я плохой христианин, подумал я. Может быть, Лукас сам по себе и не внушал мне ненависти, но я вряд ли смогу его простить.
Мы приехали в Эйнсфорд и столкнулись в холле с миссис Кросс. Она несла поднос наверх, в свою комнату, и сообщила мне, что Чико проснулся, почувствовал себя лучше и спустился на кухню. Я прошел туда и застал его сидящим за столом.
Перед ним стояла чашка с горячим чаем.
— Привет, — сказал я.
— Привет.
С ним я мог и не притворяться. Я тоже налил себе чай и сел напротив.
— Ну и влип же я, — произнес он. — Ты согласен? Похоже, что я был в шоке.
— М-м-м.
— А вот ты не был. Ты еще легко отделался. Какое-то время мы сидели молча.
В его глазах застыла тоска, и причиной тому была уже не контузия.
— Разве ты не понял, что они пощадили тебя одного? — сказал он.
— Я не знаю.
— Им просто не удалось?
Я кивнул. Мы не спеша пили чай.
— Ну, и как они сегодня отреагировали? — поинтересовался он. — Эти боссы.
— Они выслушали меня. А Лукас подал в отставку. Вот и все.
— Но не для нас.
— Нет.
Я немного передвинулся.
— Что мы будем делать? — задал он вопрос, — Посмотрим.
— Я не смогу... — Он осекся. Я заметил, как он устал и выдохся.
— И я тоже не смогу, — откликнулся я.
— Сид. Я решил... С меня хватит.
— Ну, и что тогда?
— Буду преподавать дзюдо.
А я стану зарабатывать игрой на бирже, коммерцией, страховкой и на дивидендах. Так можно будет просуществовать... но для меня это не жизнь.
Мы допили чай и оба приуныли. Мы чувствовали себя проигравшими, и нам было стыдно. Если он откажется, я не смогу действовать в одиночку, подумал я. Он был идеальным напарником. Его проницательность, уравновешенность, легкий характер, чувство юмора, как я нуждался во всем этом. Да, по целому ряду причин я не сумел бы без него обойтись.
Я помолчал минуту-другую и заметил:
— Тебе это быстро надоест.
— Чемпионаты в Уэмбли и мои маленькие оболтусы?
Я потер лоб, и у меня зачесался шрам.
— Во всяком случае, — сказал он, — это ты на прошлой неделе собирался бросить свои расследования.
— Да, пойми. Я не люблю, когда меня... — Я оборвал себя.
— Бьют, — закончил он мою фразу. Я убрал руку со стола и взглянул ему в глаза. В их выражении я уловил чувство, минутой раньше прозвучавшее в его голосе. Двойной смысл любого сказанного слова. Иронию, смешанную с недоумением.
Сознание неудавшейся жизни.
— Да. — Я криво усмехнулся. — Мне не нравится, когда меня бьют. И никогда не нравилось.
— Выходит, что ты класть на них хотел? Я кивнул.
— Именно класть.
— Ладно.
Мы по-прежнему сидели за столом, но после этого разговора нам стало гораздо легче.
Через три дня, в понедельник вечером, мы вернулись в Лондон, и Чико, подтрунивая над прежними страхами, зашел ко мне в квартиру.
Жара спала и сменилась обычной погодой, иначе говоря, теплым моросящим дождем. Дороги сделались скользкими от маслянистых, разогретых шин, и в садах западного Лондона буйно распустились розы. До скачек в Дерби оставалось две недели. Возможно, Три-Нитро сумеет их выиграть, если окончательно поправится.
В квартире было пусто и тихо.
— Я же тебе говорил, — произнес Чико, втащив мой чемодан в спальню. Хочешь, я осмотрю шкафы?
— Раз уж ты здесь...
Он удивленно приподнял брови и принялся дотошно исследовать шкафы.
— Там только пауки, — сообщил он. — Они поймали всех мух.
Мы вышли из дома, сели в машину, и я отвез Чико на его квартиру.
— Сегодня пятница, — заметил я. — Мне нужно уехать на несколько дней.
— В самом деле? Хочешь развлечься? Подозрительный уик-энд.
— Трудно сказать. Когда вернусь, я тебе позвоню.
— Теперь у тебя на очереди всякая мелюзга.
Я угадал?
— Да, с крупными мошенниками я больше не связываюсь, — отозвался я.
Он улыбнулся, помахал мне рукой, и мы расстались. Я снова отправился к себе. Смеркалось. Огни уже зажглись. Я объехал дом и притормозил у гаражей. В одном из них, нанятом совсем недавно, я и решил поставить свой «Шимитар». Этот гараж стоял в глубине и не бросался в глаза.
Я отпер дверь и с силой толкнул ее. Зажег свет-. Ввел машину. Вышел из нее. Запер дверцу и положил ключи в карман.
— Сид Холли, — окликнул меня какой-то голос.
Голос. Его голос.
Тревора Динсгейта.
Я стоял, глядя на дверцу «Шимитара», которую только что запер, и не мог повернуть голову.
— Сид Холли.
Полагаю, я знал, что рано или поздно это случится. Когда-нибудь, где-нибудь, как он и говорил. Его угроза была нешуточной. Он ждал, что ему поверят. И я ему поверил.
О, Боже, подумал я. Так быстро. Это всегда слишком быстро. Лишь бы он не заметил моего испуга. Я не должен показывать вида. Господи, дай мне силы и мужество.
Я медленно повернулся к нему.
Он стоял на ступеньке у двери гаража. Тонкая сетка дождя, освещенная фонарем, висела широкой темно-серой гардиной за его спиной.
Он поднял ружье и прицелился.
Слева и сзади от меня были кирпичные стены, а справа стояла машина.
Поблизости, у других гаражей я никого не заметил, да и само это место никогда не было людным. Если кто-то и пройдет мимо, то ни за что не остановится под дождем.
— Я вас ждал, — произнес он.
Тревор Динсгейт, как и всегда, был в дорогом костюме. И его по обыкновению окружала аура власти.
Не отрывая от меня глаз и крепко держа ружье, он стремительно откинул назад левую руку и нашарил засов. Потом резко дернул его и потянул вниз. Мы оказались взаперти. Прошла еще секунда, его холеные руки сжимали ружье.
— Я ждал вас несколько дней. С прошлого четверга.
Я ничего не ответил.
— В прошлый четверг ко мне явились два полицейских. Мне позвонил Джордж Каспар. В Жокейском Клубе меня предупредили, что они все знают. Мой адвокат сказал, что я лишусь лицензии. Меня не допустят к скачкам, и я могу угодить в тюрьму. Вот почему я и ждал вас с прошлого четверга.
Его низкий, рокочущий голос сам по себе нес угрозу. Такой голос мог возникнуть лишь в каменных джунглях большого города.
— Полиция побывала в лаборатории. Моего брата уволили с работы. На его карьере поставлен крест. А ведь он успел многого достичь.
— Чего же теперь плакать, — проговорил я. — Вы оба играли по-крупному и проиграли. Вам чертовски не повезло.
Его глаза сузились, а ружейный ствол передвинулся на несколько дюймов.
— Я пришел сюда и сделаю, как я сказал.
Он проиграл... и выбит из колеи. Но ведь и я тоже.
— Я сидел в машине и ждал тут, неподалеку от гаражей, — продолжил он. — Я знал, что вы когда-нибудь вернетесь. Я провел здесь массу времени. И сегодня вечером вы приехали со своим другом. Но мне были нужны только вы... И я продолжал ждать. А затем вы вернулись. Я знал, что так будет. Я ничего ему не сказал.
— Я пришел сюда выполнить свое обещание. Прострелить вам руку. — Он сделал паузу. — Что же вы не просите меня о пощаде? Почему, черт возьми, вы не становитесь на колени и не умоляете вас простить?
Я не отвечал и по-прежнему стоял неподвижно.
Он усмехнулся.
— Но моя угроза вас не остановила. Вскоре вы вновь взялись за свое. А я-то думал, она на вас подействует. Я полагал, что никто не захочет терять вторую руку. Пусть даже ценой моего банкротства. Уж больно неравны ставки. Но вы настоящий осел.
В общем, я был с ним согласен. Меня трясло, и я надеялся, что он этого не видит.
— Вы что, совсем не боитесь? — удивленно осведомился он.
Он играет со мной, подумал я. Он должен знать, что я испуган.
