Тогда ты молчал - фон Бернут Криста (первая книга .TXT) 📗
В ее молодости это была престижная профессия! Господин доктор, как она помнила, всегда мог рассчитывать на безоговорочное уважение со стороны своих пациентов и вел себя соответственно: самоуверенно, с авторитетным видом всезнающего дядюшки, что уже само по себе помогало лучше любых медикаментов. Сейчас врачи даже не утруждали себя советами, не объясняли, например, как следует питаться их пациентам. «Принимайте ваше лекарство, ешьте то, что вам нравится, а если вы этого не переносите, тогда не ешьте» — твердили они в унисон, что означало следующее: что бы вы ни делали, пытаясь своими силами справиться с болезнью, ничего не поможет. Возможно, таким образом просто проявлялась типичная фрустрация онкологов? Это и неудивительно, ведь, несмотря ни на что, шансы на выздоровление именно при той болезни, которой они посвятили жизнь, не увеличивались. В любом случае, Хельге Кайзер прямо и беспощадно сообщили, что в ее случае никакой надежды нет. Но ей можно рекомендовать курс лечения. Это предложение Хельга Кайзер безоговорочно отклонила. Она категорически не хотела мучить себя лицезрением других обреченных на смерть пациентов в прогрессирующих стадиях болезни, на примере которых она могла бы изучать свое состояние в ближайшем будущем.
Сегодня утром она оделась с большим трудом — боль не отпускала, тупая и монотонная, — и попыталась позавтракать, хотя аппетита не было. Тщательно намазанный маслом и медом бутерброд все же остался не тронутым на ее тарелке. Она лишь выпила свой любимый кофе со сливками, щедро сдобренный сахаром. И вот уже несколько часов она сидела на диване в своей гостиной и смотрела на улицу, на дождь, а общество ей составляла одна лишь боль, не оставлявшая ее в одиночестве ни на секунду.
Когда она была еще молодой, то, естественно, время от времени задумывалась над тем, что будет делать, если вдруг заболеет неизлечимой болезнью, но всегда была уверена, что сможет сама прекратить свою жизнь в нужный момент. Но когда сама попала в ситуацию, которую, если честно говорить, никогда не считала возможной, — ведь казалось, что такие катастрофы случаются только с другими людьми! — то к варианту добровольного ухода из жизни стала относиться совсем по-другому. Что бы ни говорила она вчера этой комиссарше, но факт оставался фактом: несмотря на все свои телесные проблемы, умирать она не хотела. Воля к жизни, как поняла она в один из моментов просветления, умирает последней, и этот инстинкт был, естественно, наследием древних времен, когда выживал лишь тот вид, который наиболее отчаянно сражался за свое существование.
Она взяла старый журнал из стопки прессы и полистала его, чтобы как-то скоротать время, пока можно будет включить телевизор. С утра и до обеда показывали только бульварные новости и ток-шоу, в которых люди с ужасными зубами орали друг на друга на плохом немецком языке, а она в ее состоянии этого не выносила. Было очень тихо, только шелестел дождь за дверью террасы. Сегодня она еще не выходила из дома, даже не открывала окно, но на улице, конечно, сильно похолодало, и может, поэтому начала болеть почка, — предположила она. Безо всякого интереса она пробегала глазами объявления, в которых говорилось о хитроумной экономии при уплате налогов, совершенном уходе за машинами и о новейших данных психологических исследований. Женатые мужчины живут дольше, чем холостые, — было, например, написано в журнале, — а вот на продолжительность жизни женщин брак ощутимого влияния не оказывает.
Так-так.
Она незаметно задремала, и ей приснился ее муж. Он сидел на чем-то похожем на кресло со спинкой из черных перьев. Муж был похож на Бога, он велел ей вызвать сантехника, потому что слив опять забился. Он махал своим указательным пальцем у нее перед носом, и она хотела отклониться, но ничего не получалось, потому что позади нее было что-то вроде стены. Его голос звучал намного настойчивее, чем тогда, когда он был жив. Она поймала себя на том, что действительно зауважала его. Раньше этого нельзя было даже представить, потому что в семье однозначно командовала она. «Поторопись, я хочу, чтобы ты была здесь», — гремел его голос, и вдруг, к своему изумлению, она услышала себя: «Да, дорогой, я скоро приду к тебе». Вдруг раздался приятный звон колокольчиков, пара облачков, похожих на овечек, проплыли мимо, солнце ярко осветило сияющий зеленый луг, и у нее стало тепло на сердце.
Колокольчики не переставали звенеть, и она наконец-то проснулась: кто-то настойчиво звонил в дверь. Еще не прийдя в себя ото сна, она прошлепала к двери и посмотрела в глазок. Перед дверью стоял какой-то мужчина. На нем был синий халат. Мужчина громко сказал:
— Почта, служба доставки посылок.
Она моментально насторожилась. Уже много лет ей никто не присылал посылок.
— Я ничего не жду, — крикнула она в прорезь для почты на двери.
— Так это не вам. Я хотел вас спросить, могли бы вы принять посылку, — сказал мужчина. Он тоже нагнулся к прорези на двери, и она увидела его рот. Она вздрогнула и выпрямилась.
— Это для фрау Смольчик, — расстроенным тоном сказал мужчина.
Семья Смольчик, состоявшая из пяти человек, жила напротив, и Хельга Кайзер почти не поддерживала с ними контактов, потому что их дети вели себя нагло и по выходным дням громко орали на улице. Она медлила. Ее рука придерживала крышку, закрывающую глазок, когда им не пользуются, не давая ей опуститься.
— Это было бы очень мило с вашей стороны, — сказал мужчина.
Он снова выпрямился — так, чтобы она могла его хорошо рассмотреть. В принципе, он выглядел нормально, довольно прилично, однако кто его знает?..
— Но вы должны оставить им извещение. Я не буду специально идти к ним!
— Конечно. У меня есть извещение, я вброшу его… э-э… фрау Смольчик в почтовый ящик. Забрать свою посылку у вас — это уже их дело.
Хельга Кайзер открыла дверь, взяла посылку и положила ее на полочку возле двери. Она не обратила внимания на то, что на марках, наклеенных на посылку, штемпелей не было.
— Можно, я зайду на минуточку? — попросил разрешения мужчина.
Он был довольно молод, на лице — кривая улыбка.
— Мне в туалет нужно… Позвольте мне зайти в ванную.
— Нет, — сказала Хельга Кайзер.
О таких просьбах постоянно предупреждали в соответствующих телевизионных передачах, а она всегда следовала их советам: говорили, что стоит только впустить таких парней, и они вынесут все из квартиры, как только зазеваешься. Иногда же случались вещи значительно хуже. Кроме того, этот мужчина был ей неприятен. Она вспомнила о предупреждении комиссара полиции.
— Пожалуйста, — сказал он, и это прозвучало как мольба.
Ей бросилось в глаза, что у него было бледное лицо. Может, ему действительно плохо, а она… Но нет, у нее были свои принципы:
— Я принципиально не впускаю чужих людей в свой дом.
— Ну ладно, — сказал он, и было похоже, что он смирился с ее отказом.
Он даже, как ей показалось, шагнул назад, повернулся, нагнулся и…
В следующую секунду она внезапно оказалась лежащей на спине, а мужчина очутился на ней. У него было очень большое лицо, она видела расширенные поры и пару красных прыщиков на спинке носа. «Угри», — подумала она, словно это сейчас имело какое-то значение, а потом почувствовала, что он прижал ее руки к полу.
— Спокойно! — прохрипел он. — Тогда с вами ничего не случится.
Но она не верила ему, она уловила опасность, исходящую из его глаз, в которых отсутствовало какое-либо другое выражение, от его лихорадочно пульсировавшей голубоватой жилке на правом виске. Она вообще различала удивительно много подробностей, — много, как никогда в жизни: его ярко-красные губы вблизи выглядели, словно покусанные; желтые зубы казались длиннее и шире, чем это обычно бывает у людей; она чувствовала запах из его рта, выдававший в нем любителя кофе. Его глаза. Они были серыми, словно галька, а зрачки маленькими, как острия стрел. Она знала, что если хочет остаться живой, то нужно защищаться. Она открыла рот, чтобы закричать, но оттуда вырвалось лишь испуганное хрипение. Мужчина выпрямился — он был гибким, как хищный зверь. Затем он нагнулся над нею, подхватил под мышки и поволок в дом, словно она была легкой, как ребенок. И пока она лихорадочно пыталась вновь обрести голос, ее голова ударилась о ступеньку, а дверь захлопнулась на замок. Вокруг стало темно. Она с трудом попыталась подняться, но мужчина придавил ее грудную клетку коленом и этим полностью обездвижил ее. Она почувствовала спиной холод от каменного пола в коридоре, и впервые в жизни ее охватил животный страх смерти. Она посмотрела вверх, на него, хотела что-то сказать или спросить, но он даже не смотрел на нее. В правой руке он держал шприц, а левой снимал с иглы прозрачный защитный колпачок. И теперь она поняла, что ее ожидает.
