Масон - Федоров Алексей Григорьевич (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Причин тут много. Но главная состояла в том, что администраторы высокого уровня перестарались в перестроечных преобразованиях. Все фонды подобного рода как бы являли собой организмы, хорошо подходящий под термин, введенный еще Ильфом и Петровым в обиход простецкого советского человека. "Жертва аборта" – вот то организационное кредо, что доминировало в данном случае. В отдельных своих частях ФОМГ представлял собой заурядный гадюшник, питающийся красивой выставочной версией – напоминанием о "рыночных отношениях" во всех сферах нашей жизни, в том числе и в здравоохранении.
Для поддержания особого этикета дирекция, например, завела для внутреннего потребления Акульку-хромоножку, сновавшую там и сям для сбора сплетен – компромата на сотрудников. Женщина-наутофон, подавая сигналы из светлого прошлого в туманное завтра, имела еще и разные глаза: один смотрел на запад, другой – на восток. Это ей было наказание от Бога за постоянной подглядывание, доносительство и предательство. Акулька в прошлом постигала науку кораблестроения в институте инженеров водного транспорта, но, выйдя на пенсию, решила причалить свой потрепанный, вечно коптящий буксир к обшарпанному пирсу здравоохранения. Ей кто-то подсказал, что с боку у припека основательно вымученного здравоохранения города образовалась тайная синекура ФОМГ. Здесь было легче "срубить по легкому" длинный рубль, а на гниль и запах застойных вод бюрократизма уже никто не обращал внимания. Акулька быстро взяла в толк, что алгоритм ее деятельности прост, как похоронные дроги. Не надо думать и вспоминать про совесть и честь: вылизывай обувь и задницы администрации и совершенно не заниматься вопросами медицины. Акулька настолько поднаторела в делах не праведных, что свободно вписалась в ансамбль еще нескольких стареющих курв и климактерических психопаток, перекашивающих налево всю деятельность фонда. Они как придонные бактерии и простейшие поедали бюджетные средства, оставляя после себя горы гумуса и подтирочной бумаги.
Не надо думать, что все женщины фонда отличались ущербностью: вовсе нет! Женщина – вообще существо, украшающее жизнь. И за движением по коридорам многих из них я наблюдал с удовольствием. Однако меня не покидало ощущение того, что интеллектуальное соитие с любой из них, даже если и приведет к беременности, то она закончится выкидышем. Какой-то злой рок, словно смог над Англией или над Москвой летом 2002 года, висел над фондом. В атмосфере ФОМГа ощущался явный перебор углекислого газа, тяжелой воды и суетной интриги.
Изредка встречаясь с нашим "буксирчиком" в коридорах-затонах фонда, я почему-то испытывал некоторое смущение мужского естества, понять истоки которого мне пока не удавалось. Толи здесь возникал эффект, озвучиваемый словами: "Эх, люблю безобразия!" Толи действовали флюиды какой-то иной формы разврата. Но вот однажды наступило прояснение и моего коварного сознания: я увидел Акульку, как говорится, со стороны жопы, то есть сзади, а потом панорама, словно сельская пилорама, немного развернулась и в профиль. В фас, честно говоря, на нее уже смотреть не хотелось, поскольку меня сильно озадачивают пациентки с косыми глазами, мне кажется, что они видят все не так как надо. Тем не менее, я неожиданно почувствовал в телесных гранях "буксирчика" – достаточно порыхлевших, естественно, – что-то знакомо-миловидное, умозрительно уводящее в далекое прошлое. И я испугался нахлынувших реакций: они вели меня к далекому юношескому пороку…
Пришлось основательно порыться в памяти: о Боги!.. я вдруг выволок из "тьмы веков" на поверхность моей неустроенной жизни зыбкое видение. Пришли ко мне в гости институтские годы. Тогда я – студент медицинского института – постигал глубину жизни естественными способами. Короче говоря, сознаюсь прямо, чтобы не тянуть кота за хвост… Тестис подсказали: был в моей жизни еще один, видимо, тысячный, грех. Трахался я с миловидной студенточкой из корабелки или ЛИИВТа – сейчас уже толком не вспомню, как ее звали, в каком именно институте она училась. Да это и не важно. Но главное, что по молодости она была притягательна, аппетитна, пластична и злоебуча до откровенного безобразия. То есть она шла на любой эксперимент и практически без подготовки и оговора склонялась к греху в любом месте: на природе у реки, за кустиками, в парке на скамейке, в вонючей общаге, в парадном, на хате… Мы тешились с ней неимоверно: я постигал таким образом гинекологию и сексопатологию, а она откровенно и без затей, без мудрствования лукавого получала "маленькие удовольствия". Молодость даже в самом великом половом грехе остается в физиологическом плане безгрешной. Мне повезло очень рано. Почти с пеленок, наслаждаясь материнской грудью, я постиг призыв Бога: "Плодитесь, размножайтесь!" К совершеннолетию тот призыв стал доминировать в сознании, но иное мне тогда было и не к чему. Большую часть суток все, что должно стоять, у меня так себя и вело. Частенько было неловко от таких непроизвольных реакций, возникавших даже на пепельницу. Причем, если в ней было много окурков, то и эффект выявлялся более выраженным. А все из-за искаженных ассоциаций: обилие пепла моделировало ералаш мыслей в женской голове! Если те окурки тлели, то и мои реакции несколько успокаивались, подвигая к спокойной постельной работе. Но искрометные "идейки" возбуждали Везувий: яйца переплавлялись в яичницу, а генетический материал фонтанировал в заданном направлении. Все эти страсти с воодушевлением разделяла со мной экспансивная корабелочка…
Полагаю, что и ножка сохнуть в преклонном возрасте у нее начала только от переусердствования в молодости – попробуй-ка "раскидываться" в любом месте, по резкой команде, без предварительных упражнений "на растяжку" и без точечного массажа. У студентки был только один недостаток: она громко, дурным голосом кричала в заключительной фазе оргазма. Если дело происходило в общественном месте, то просыпалось все студенчество – общага вставала на дыбы от возмущения. Коитус в парке сильно озадачивал и пугал милиционеров, вызвал бурю на озере или в петляющих притоках Невы. Короче говоря, с нею всегда был связан и риск экологического взрыва, калеченье толпы, ущемление чьих-то глубоко интимных или широко-общественных интересов. С этого момента прозрения, я стал лучше относиться к нашей фондовской Акульке, увидев в ней наконец-то и кое-что человеческое, а не только экстравагантно-шпионское. Видимо, через свое врачебное милосердие я окончательно постиг женскую душу и простил нашу корабельную Мата-Хари!..
Однако, как существо всеядное, привыкшее "брать быка за рога", я, естественно, обратил внимание на директора ФОМГ. Это был специалист по прикладной математике: что-то в его облике убеждало, что с раннего детства мальчика многократно прикладывали к холодной стене. А вот теперь он и сам научился "прикладываться" – только к бутылке и глупости. Но в чем-то он был похож и на того быка (по интеллекту, вестимо), которого я собирался "брать за рога". Наверное, и функции свои в фонде он понимал только как бык, ожидающий зычного окрика своего пастуха. Его прикладная математика никак не прикладывалась к медицине, ибо не было у "хозяина" знаний по этой сложной науке. Но назначил-то его на "великий пост" покровитель, взирающий на мир нашего города с таких высот, что голова закружится.
Меня современная региональная власть развлекала, в чем-то эпатировала, позволяла конструировать массу догадок и предположений. Кто-то с самоуверенным восторгом заявлял, что наш директор вовсю тратил деньги фонда на предвыборную компанию "покровителя". Другие трепались, что он оплачивает коллективные пьянки за счет фонда. Но были мнения и чистейших прагматиков, спокойно заявлявших, что директор "крутит деньги" здравоохранения в банке, получая с того прекрасные проценты себе "на карман"… Последняя версия была весьма увлекательна, но она еще не дошла до прокуратуры…
