При опознании — задержать - Хомченко Василий Фёдорович (полные книги TXT) 📗
— Допросите после, наше дело к нему важнее, — ответил Брант.
Богушевич продолжал спорить, не веря, однако, что жандармы ему уступят. Он не видел никакого выхода для Соколовского, никакой возможности ему помочь. Жандармы его теперь из рук не выпустят и в церковь, понятно, пойти не дадут.
Все стояли неподвижно, только Потапенко все ещё растерянно разводил руками.
— Да кончайте вы, — сказал он Бываленко, — честное слово. Какая разница, кто из вас первый его допросит? Франц Казимирович, пусть они первые своё выясняют… В церковь же собрались.
И тогда Нонна крепче прижалась к Сергею и, потянув его за собой, ступенька за ступенькой стала сходить с крыльца. А когда вахмистр, выпятив грудь, стал перед ней, она тихо, но решительно, с ненавистью сказала:
— Прочь с дороги!
И вахмистр, привыкший подчиняться, машинально, как по команде в строю, отступил в сторону, пристукнув каблуками.
Они пошли по двору, как и следует идти жениху и невесте, высоко подняв головы, освещённые утренним солнцем, красивые, чистые, и, казалось, их теперь никто не остановит, да и грешно останавливать такую счастливую пару. И Потапенко с Богушевичем как шаферы пошли следом за ними. До раскрытых ворот оставалось шагов пять.
— Стой! — с угрозой крикнул Брант. Он и Бываленко обежали их и стали у ворот. Бываленко расстегнул кобуру револьвера, Брант по-прежнему держал руку в кармане. — Господин Силаев, стойте, — уже тихо, язвительно приказал Брант, — и успокойтесь. Прошу без эксцессов. Вас и правда трудно узнать. А я узнал. Мы ж знакомы по Владимиру.
Силаев, стоявший с Нонной у самых ворот — дальше его не пускал Бываленко, — повернулся к Бранту. Глаза прищурились, губы скривились.
— Вас, жандармов, много там было. Не узнаю.
— А я узнал. Я — коллега Слукина. Помните такого? — С этими словами Брант левой рукой взялся за верею ворот, перегородив, как шлагбаумом, выход на улицу; правую он так и не вынул из кармана. — Узнал, хотя вы сильно изменились, Силаев.
— Хоть убей, ничего не понимаю, — снова развёл руками Потапенко. — Кто Силаев? Какой Силаев?
Нонна отпустила Сергея, отступила чуть в сторону, повернулась спиной к Бранту и неожиданно обеими руками изо всех сил толкнула Силаева в ворота, крикнула:
— Серёжа, беги!
Силаев ребром ладони ударил Бранта по руке, сбил её с вереи, рванулся на улицу. За ним кинулась и Нонна. Силаев бежал вдоль плетня под навесом вишенника, следом — Нонна. Сзади с револьвером в руке тяжело топал Бываленко, кричал, что будет стрелять, и выстрелил в воздух. Брант выбежал со двора последним, так как сразу за Бываленко кинулся в ворота Богушевич, задержался там нарочно, зацепился портфелем за двери. А за Богушевичем одновременно сунулись в узкий проем Потапенко и Брант, столкнулись там.
Богушевич видел, как бежит Силаев и все время оглядывается на Нонну — та не отставала от него, — как старается укрываться за тополями, росшими на улице вдоль хат. Богушевич сперва удивился, почему убегает Нонна, и наконец понял, что она прикрывает собой Силаева — своим телом, а может быть, и жизнью — не станут же стрелять в неё. Силаев бежал, не очень вырываясь вперёд. Улица была прямая, со сплошными плетнями и заборами, свернуть было некуда.
— Барышня, с дороги! — кричал Бываленко. — С дороги!
Бываленко обогнали Брант и вахмистр. Топот ног, лязг шпор приближался к Нонне, она слышала это и оглядывалась. Бываленко отставал, вскидывал вперёд револьвер, целился, но не стрелял. Раза два прицеливался и Брант, но, видно, тоже боялся попасть в Нонну, да и прохожих на улице было немало, — не стрелял, а может, просто не выдалось подходящего случая взять на мушку Силаева.
А на улице разодетые по-праздничному люди шли на ярмарку и в церковь — эта улица вела как раз к ней. Прохожие торопливо бросались в стороны, прижимались к заборам. Какая-то женщина в пенсне, решив, должно быть, что стреляли в Нонну, крикнула Бываленко, махая на него раскрытым зонтом:
— Что вы делаете? Опомнитесь!
Начали выбегать люди из домов, одни что-то кричали, другие стояли молча, любопытно глазели.
Наконец Силаев улучил момент и свернул в какой-то переулок, следом за ним — Нонна.
Брант выстрелил. Богушевич бежал почти рядом с ним, и хорошо все видел. Он видел, как Нонна сперва приостановилась, откинулась всем телом назад, точно налетела на невидимую проволоку, натянутую поперёк дороги, обернулась и так, глядя назад, стала сгибаться и оседать на землю. Брант только глянул на неё и побежал дальше. Остановился Бываленко. Когда подбежал Богушевич, ещё не зная точно, но уже догадываясь, что случилось, Нонна сидела на земле, зажимая правой рукой рану на плече. По рукаву свадебного платья текла кровь… Богушевич подхватил её под мышки, стараясь поднять на ноги, но сразу опустил.
— Доктора, доктора! — закричал он начавшим сбегаться людям.
Нонну подняли, подвели к лавочке, посадили. Врача среди присутствующих не оказалось, нечем было и перевязать рану, и Нонна по-прежнему зажимала её рукой. Рука была в крови, в крови было и обручальное кольцо.
Бранта и вахмистра не было видно — побежали за Силаевым. Один Бываленко, красный, потный, запыхавшийся, стоят тут, кричал, чтобы кто-нибудь дал платок перевязать раненую. Нонну тесно обступили, женщины ойкали, крестились, возбуждённо переговаривались. Протиснулась сюда и та женщина в пенсне, накинулась на Бываленко:
— Убийца! В кого стрелял? В женщину!
— Тихо, тихо! Спокойно! — старался перекричать всех ротмистр. — Её ранили не умышленно. Сама кинулась под пулю. Ловили государственного преступника. Тихо!
Из соседнего дома принесли чистое полотняное полотенце, кто-то уже рвал его на полосы, женщина в пенсне стала перевязывать Нонне плечо. А она все вытягивала шею туда, куда побежал Сергей, все озиралась — хотела узнать, успел ли спастись.
Весть о происшествии уже долетела до соседних улиц, и оттуда бежали люди, а впереди всех — дети. Богушевич, оттеснённый любопытными от Нонны, стоял у плетня, словно оглушённый.
«На моих глазах, на моих глазах все случилось, — терзался он. — Хоть бы Силаеву удалось убежать».
И он решил, что удалось, когда увидел Бранта и вахмистра, которые спешили сюда, к толпе. Бываленко пошёл им навстречу, догадавшись, что они не поймали Силаева.
— Убежал! — крикнул кто-то в толпе. Нонна, услышав это, встала, перекрестилась, воскликнула:
— Слава тебе господи.
Брант говорил что-то Бываленко, тряся перед ним рукой, говорил быстро и сердито. Ротмистр растерянно переступал с ноги на ногу, изредка что-то отвечал. Потом Брант так же быстро и сердито выговаривал вахмистру, махал перед ним кулаком. Вахмистр, как автомат, покорно кивал головой, потом козырнул, повернулся назад, чтобы отправиться туда, куда было велено, и остановился, замер на месте.
И внезапно в толпе стихли говор и шум, люди повернулись в ту сторону, куда глядел вахмистр. А оттуда, со двора, торопливо шёл Силаев. И чем ближе он подходил к толпе, тем тише становилось кругом, люди расступались, освобождали ему дорогу. А он все ускорял шаг, увидев на лавочке Нонну, которую уже перевязали, рванулся к ней, присел перед ней на корточки, что-то сказал, тихо, неслышно. Богушевич заметил, как перекосился у Нонны рот, как гневно блеснули глаза, услышал пронзительный крик:
— Чего вернулся? Зачем прибежал?
— С тобой же беда, Нонна! Я думал, убили тебя. Кричали люди, что убили, — ответил он. Дрожь перехватывала дыхание, мешала говорить.
— Зачем вернулся? — ещё громче крикнула Нонна, оттолкнула его протянутые к ней руки. — Зачем?.. — Её всю передёрнуло, и она затряслась от рыданий.
Вахмистр, Брант, урядник Носик, тоже оказавшийся тут, обступили Силаева, насторожённо, пристально следили за каждым его движением. А Бываленко ходил в толпе, размахивал руками, рявкал:
— А ну, разойдись! Идите, куда шли! Чего столпились? Марш отсюда! — а потом подошёл к Силаеву, сказал ему тихо и сочувственно. — Зачем вы убегали? Вы же виноваты в этой крови. Сами виноваты… Разумно сделали, что вернулись…
