Картонная пуля - Духнов Александр (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Осторожными мелкими шажками мертвая девушка прошла вдоль стены и остановилась перед закрытой дверью. Одну ногу приставила к другой балетным движением, на сгиб пальцев так, что мне стала видна ее маленькая грязная подошва. Икры чуть великоваты — отметил я, одновременно удивляясь, что оцениваю ее как живого человека… На голых синюшных плечах играли матовые отражения разноцветных огоньков. Я заметил, что частота вспышек увеличилась, как учащается пульс, а яркости, наоборот, как будто поубавилось.
Это должно было бы выглядеть жутко — внезапно оживший покойник стоит и принюхивается перед тонкой перегородкой, отделяющей от живых людей. Одно движение, и в мире живых начнется хаос. Я подумал: что если это по всей земле началось? Раньше покойники спокойно позволяли себя закапывать, а теперь прозвенел будильник, заведенный в начале времен, и началась эра живых мертвецов? Я умер, чтобы присутствовать при рождении нового порядка. Как мы поступим с живыми? Умертвим, превратив в себе подобных, или научимся мирно сосуществовать? Один умник, не помню фамилии, выразился так: повезло тому, кто посетил этот мир в его роковые минуты. Я так подумал — про эру и тут же усомнился. Сколько поколений людей до меня готовились к концу и началу света, да только все зря.
Не дождавшись, когда откроют дверь, девушка обернулась и, сопровождаемая шорохами простыни и шагов, приблизилась к моей каталке. Выходила довольно глупая сцена — как будто я притворяюсь, что сплю, хотя знаю, что она знает, что я притворяюсь. Чтобы нарушить неловкость, пришлось открыть глаза. При этом со зрением никаких перемен не произошло — вокруг по-прежнему висел пульсирующий туман. Но приличия требовали, чтобы веки были подняты.
— Привет! Что новенького?
Ее голос прозвучал глухо, как из могилы, но артикуляция выглядела почти естественной. Глаза и вообще все лицо оставались неподвижными, и, кажется, язык не двигался, и лишь одни губы выстраивали слова.
Ничего себе вопросик дли начала!
— А у тебя? — растерянно переспросил я.
— Тоска.
— Почему?
Глупее я бы высказаться не мог.
— Ну, вы даете! — изумилась она. — Конечно, вам, наверное, лет сто, вам умирать не жалко, вы уже все на свете перепробовали. А я еще молодая.
Неужто я на сто выгляжу?
— Это точно смерть? — спросил я.
— А что же еще?
— Я думал, может, сон… Бред…
— Размечтались. Вы разве сами не чувствуете?
Разговор получался довольно странным. Не предполагал, что мертвецы общаются между собой столь непринужденно. Я думал, у них все гораздо торжественнее или чопорнее. Я думал, они изъясняются исключительно гекзаметром. Или просто рычат — когда нападают на живых. Все-таки со смертью не шутят.
— И что теперь? — спросил я.
— Теперь все. Конец.
Я ей поверил. Ведь она старше меня, в том смысле, что умерла раньше и, наверное, больше успела понять. Да я и сам догадывался, что это конец, а никакая не новая эра.
— А как же мы? — спросил я растерянно. — Что сейчас происходит? Ведь мы живые… Ну, не живые, но ведь чувствуем… И вообще… Двигаемся…
Я сделал попытку сесть, и она вполне удалась.
— А я почем знаю? Я не местная. Но думаю, это так… блуждающие токи. Фантомы. Остаток энергии…
Возможно, и это правда. В новом мире правдой становится любое последнее умозаключение. Но есть мысль, которая истинна при любом раскладе — не бывает ничего вечного.
А еще не исключено, что я не сижу, и рядом не стоит девушка, обернутая в простыню. Просто в моем умирающем мозгу бродит последний заблудившийся электрический импульс и, задевая нервные клетки, порождает фантомы, странным образом сочетающиеся с реальностью. Если бы еще кто-нибудь объяснил, что такое реальность… Туман будет сгущаться, а вспышки — терять краски. Уже сейчас остались только желтая и белая, и скачут, словно сердце спринтера. Может, на самом деле это бьется чья-то умирающая жизнь. Моя? Я еще успею почувствовать, как меня укладывают во вкусно и печально пахнущий гроб (такую же неизъяснимую печаль на меня наводит запах картофельных драников, которые пекла моя мама)… Ставят на край глиняной ямы, а потом наступает вечная ночь, ибо на свете нет ничего вечного, кроме ночи.
Еще я хотел спросить, кто из нас кому снится: я — ей или она — мне. Я являюсь остатком ее бреда, или она плутает в коридорах моего воображения? Но потом подумал: какая разница? Может, взявшись за руки, мы вдвоем путешествуем по сознанию некоего третьего субъекта.
— А может, и не конец, — неожиданно заключила она, оглядываясь на дверь.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Она произнесла слово, которое я не то не расслышал, не то недопонял. Что-то вроде Аделаиды. По-моему, это город в Австралии. Странное имя для девушки из Новосибирска. Но переспрашивать не стал. Какая разница? Пусть будет как в Австралии.
— Всю жизнь в Африку хотела поехать, — захныкала она. — Вообще ничего в жизни не успела! Вот блядство!
Производя звуки носового шмыганья, она присела рядом со мной на освободившуюся часть каталки. При этом простыня вновь свалилась с ее груди. Поерзав, Аделаида восстановила порядок в одежде. Я больше не замечал неподвижности ее лица. Привык к неизменному выражению. У мертвых все, как у людей.
— Ничего там нет хорошего, — сделал я попытку ее утешить.
— Где? В Африке?
— Нет. В жизни. Все самое хорошее заканчивается в двадцать лет.
Мы помолчали. Я не знал, как ее утешить, что говорить. О чем вообще в таких случаях говорят?.. Мне-то самому жалко, что я умер? Сознание, если оно осталось, подсказывало, что жалко и грустно, но душа, местоположение которой я по-прежнему не мог определить, словно бы обернула эти чувства слоем ваты — чтобы не слишком кололись. И действительно, о чем жалеть?
— Что с тобой стряслось? — поинтересовался я.
— В каком смысле?
— В смысле, от чего умерла? Аппендицит?
Она усмехнулась неподвижным лицом:
— Почему обязательно аппендицит?.. А вам не кажется, что задавать девушкам такие вопросы бестактно?
Ух ты! При жизни бестактно спрашивать о возрасте, а теперь, значит, о причинах смерти… Вот уже и следа не осталось от ее прежней печали.
— А вы? — тут же переспросила она.
— Мне скрывать нечего. Я умер от пули в животе.
— Ого! Я так и думала, что не от старости. Может, вы вообще банкир? Крутой бизнесмен? Вас заказали?
— Я похож на банкира?
— Ну… Что-то есть.
Во мне было возникло искушение важно соврать насчет банкира, но тут я удивился: с чего вдруг перья распускаю? Нашел время, место и перед кем выпендриваться…
— Не… Какой из меня банкир? Банкир разве бы здесь лежал?
— А где бы лежал? В шикарном офисе? В сейфе своем? Смерть, она всех под одну гребенку…
— Э-э-э, не скажи. А как же девять кругов? Для каждого приготовлен свой круг. Не помню, кто придумал, но, наверное, не дурак. А кремлевская стена? Одни — в кремлевской стене лежат с привилегиями, а другие — на Клещихе. Знаешь, что там почва болотистая? Через два месяца тело в кисель превращается. Одним в могилу кладут молодую жену, табун лошадей и золотую саблю, а у других, наоборот, последние золотые зубы выдирают… Ладно, шучу…
Глупости какие-то. Нашел время для шуток.
— Ну а все-таки? Почему пуля? За что? Кто стрелял? Несчастный случай на охоте?
— Не помню, — признался я. — Все, как в другой жизни…
На самом деле Аделаиду вовсе не интересовали причины моей гибели. Так мне показалось.
— Что бы такое выкинуть напоследок? — пробормотала она, качая голой ногой.
— Например?
— Давайте студента напугаем?
— Какого студента?
Я обнаружил, что могу видеть или чувствовать сквозь стены. Справа по коридору на некотором отдалении от морга помещалось приемное отделение, где в данный момент дежурный врач мял бока жирной старухе в розовых панталонах до колен, чулках на резиночках и бледно-желтой застиранной комбинации… Старуха трепещала под пальцами, подвывая от боли. Складки на ее теле перекатывались, как морские волны. За обследованием наблюдали две женщины в белых халатах. Еще одна женщина помоложе, можно сказать девушка, за полированным канцелярским столом разговаривала по телефону… А слева и ближе к нам, в комнате, заставленной пробирками и баночками с бумажными наклейками, действительно, примостившись на кушетке, некий молодой человек в коротком халате читал толстую книжку. И тут же я понял, что давно вижу эту картину, но опять-таки не отдаю в том отчета.
